УЭЙН МАКГРЕГОР рассказал ТАТЬЯНЕ КУЗНЕЦОВОЙ о постановке перформанса «Scavenger» и своих проектах в России.
Фото: Михаил Логвинов/Большой театр, Коммерсантъ
— Сколько времени заняла постановка «Scavenger»?
— Месяц назад мы побывали в Реджо-Эмилии, провели в этом здании четыре дня — у нас было достаточно времени для того, чтобы посмотреть, поработать, проникнуться атмосферой Collezione Maramotti. Здесь же с 50-х годов работала фабрика, так что эта галерея особенная — и здание, и сама коллекция. Я такого не ожидал, для меня это был сюрприз. Сама атмосфера этого места дала стимул к постановке. Важно, что на это необычное пространство, на размещенные в нем арт-объекты отреагировали все мои танцовщики. Мы строили свой спектакль вокруг того, что поражало нас,— либо эмоционально, либо своей формальной стороной, либо геометрической гармонией. Произведения искусства говорили с нами, делились своей энергетикой, мы впитывали идеи, фиксировали наши эмоции. Мы, можно сказать, выхватывали вдохновение из окружающего нас пространства. Это был хаотичный процесс, гибридное смешение стилей и ощущений. Поэтому и такое название — «Scavenger» («питающийся падалью»). Гиена или стервятник, может быть.
— Музыку для спектакля вы тоже подобрали за месяц?
— Это Zoviet France, я с ними знаком еще с 90-х годов. Они берут бытовые или природные звуки — например, писк насекомых или скрип стула — и миксуют их, смешивают с другими. Мне очень нравится. Для «Scavenger» они специально написали музыку. Моим танцовщикам было с ней нелегко, но в этом спектакле не музыка главное, а предмет искусства и само пространство.
— Но ваш спектакль вовсе не череда сольных импровизаций. Это многофигурная композиция, в которой все взаимодействуют со всеми, в которой рассчитан каждый шаг. Как труппа, гастролирующая сейчас по миру со спектаклем «Atomos», смогла все это запомнить и отрепетировать?
— У моих ребят потрясающие способности. Не просто физические данные и техническая подготовка, но и интеллект. Они любопытны, пытливы, умеют импровизировать, обладают безумной памятью. Они привносят свои элементы в хореографию, смешивают различные стили. Многие работают со мной давно, некоторые уже восемь лет. Я собрал людей из разных стран. У всех есть классическая подготовка, мы занимаемся в балетном классе каждый день. Но все ребята — американцы, бразильцы, поляки, британцы, японцы, португальцы — еще и представители различных школ современного танца. У нас очень много проектов, мы работаем над фильмами, инсталляциями, над балетами, а некоторые ребята, кроме того, еще и преподают. У них разный образ мышления, разное восприятие, и, когда все это смешивается в одном котле, получается что-то совсем новое. Каждая наша постановка в принципе отличается от предыдущих. Я сам не знаю, чем закончится работа, пока ее не завершу.
— Вообще-то ваш стиль стал более классичным: в хореографии появилась выворотность, классические позиции, есть даже движения, которые можно обнаружить в академическом словаре — арабески, плие, антраша, кабриоли. Это на вас так повлияла работа с классическими труппами — Royal Ballet, Парижской оперой, Большим театром?
— Я же работаю не только с классиками, но и с людьми, у которых нет образования в этой области. К примеру, с танцовщиками хип-хопа. И во всех случаях сочиняю хореографию, поскольку умею складывать движения исходя из возможностей артиста. Что до классического балета, то не надо ставить его на академический пьедестал, не надо недооценивать его актуальность. Язык классического танца неограничен, у него нет пределов. Я, например, обожаю танцовщиков Большого театра. Весной должен был ставить для них «Весну священную», но, к сожалению, из-за моей загруженности у меня не получилось…
— А у нас писали, что вы побоялись ехать в Москву после покушения на Сергея Филина.
— Это совершенно неверно. Просто обстоятельства сложились так, что в Большом не были готовы к тому, чтобы гарантировать качество, с которым должна выйти на сцену моя постановка.
— Иначе говоря, в театре не было худрука Филина, который бы курировал постановку, обеспечивая нужные условия и количество репетиций?
— Да, да. Для меня это важно. В Большом не могли поручиться, что все работы будут организованы хорошо. Вы же знаете, насколько сложен процесс постановки: нужны не только технические средства, но и отвечающий за все руководитель. Но мне действительно очень понравилось работать с танцовщиками Большого на «Chroma» (балет, который Макгрегор перенес в Большой из «Ковент-Гардена».— “Ъ”). До приезда в Москву я читал в нашей прессе о консерватизме Большого театра. Но совсем этого не почувствовал — все представители старой школы радушно меня приняли. Не надо думать, что между актуальной хореографией и классической есть противоречия. Я на своем опыте убедился в обратном. В следующем году еду в Петербург, чтобы поставить один из своих готовых балетов.
— Значит, Большой побоку, а в Мариинку — пожалуйста? А вы знаете, что это театры-конкуренты?
— Ну и что? Я работал с конкурентами в Великобритании, могу поработать с конкурентами и в России. Полагаю, что проект, который готовится в Мариинском, принесет труппе что-то новое.
— В Лондоне на премьере вашего «Atomos» был замечен гендиректор Большого театра Владимир Урин. Неслучайно ведь?
— Да, мы встречались с ним, говорили об эксклюзивной постановке для Большого. Но это будет позже — в 2015 году.
— Ваши любимые балерины — Лунькина, Осипова — теперь не работают в Большом. Зато Осипова с этого сезона ваша артистка — она прима лондонского Королевского балета, в котором вы стали главным хореографом.
— Я уже кое-что делал с ней, и она действительно потрясающая. Очень легко работает, настоящий трудоголик, идеальная балерина. Конечно, на сцене все получается немножко по-другому, но в балетном классе она просто ангел. Кстати, ее гримерная как раз по соседству с моей.
— «Ковент-Гарден» приезжает в Москву летом 2014-го. Будет ли на гастролях какой-нибудь ваш балет с участием Осиповой?
— Еще не решено. Возможно, это будет как раз новая постановка... Но, возможно, это не совсем то, что нужно для Москвы. Однако Осипова там будет, безусловно.
— Ваш контракт главного балетмейстера подразумевает регулярные постановки для Королевского балета?
— Я должен ставить примерно раз в сезон. Но я веду и всякие образовательные, кураторские проекты театра. И работаю с молодежью. Контракт подписан на пять лет.
— Вам 43, но вы в отличной физической форме. Давно ли выходили на сцену? Или больше не тянет?
— Два года назад танцевал в галерее Хейуорд в трехмерном — 3D — спектакле. Ну а в своей студии я и сейчас танцую — много и постоянно.