"Самым острым вопросом пятидесятых годов был вопрос: кто потерял Китай? Если Борис Ельцин провалится на выборах, то жгучей проблемой девяностых будет ответ на вопрос: кто потерял Россию?" Эти слова, сказанные покойным экс-президентом США Ричардом Никсоном четыре года назад, очень точно отражают суть нынешнего момента. Сейчас, после того как Борис Ельцин с небольшим отрывом победил в первом туре президентских выборов, "болото" российской политики получило подтверждение реальности альтернативного курса, в возможность которого оно до сих пор не верило.
Действительно, значительная часть потенциального некоммунистического электората считала разговоры о возможном коммунистическом реванше издержками предвыборной борьбы. Как ни удивительно, но более низкий по сравнению с прогнозировавшимся процент принявших участие в голосовании является скорее всего признаком политической индифферентности нового рода — связанной не столько с поиском формы протеста, сколько с уверенностью в незыблемости существующего политического и экономического строя. Следует признать, что все действия российских властей на предыдущей неделе были нацелены как раз на закрепление подобного стереотипа восприятия российской политики и экономики. Выступление Бориса Ельцина с бюджетным посланием Федеральному собранию на 1997 год, а также первое заседание правительственной комиссии по совершенствованию налогового законодательства, проведенное первым вице-премьером Владимиром Каданниковым за два дня до выборов, были призваны продемонстрировать, что нынешние власти не теряют под влиянием президентских выборов стратегического видения будущего. Кроме того, такие шаги демонстрируют уверенность властей в своей несменяемости. По крайней мере в ближайшие четыре года.
Именно поэтому одной из главных задач президентского штаба между первым и вторым этапом выборов будет задача добиться максимальной явки к избирательным урнам. Небольшой разрыв между Борисом Ельциным и его коммунистическим соперником может оказать медвежью услугу последнему. Впервые по-настоящему столкнувшись с перспективой реставрации коммунизма, та часть населения, которая до последнего времени считала, что вестернизация образа жизни и относительное товарное изобилие являются необратимым процессом, может в панике ринуться на избирательные участки с целью остановить наступление левых. "Вызвать подобного рода панические настроения и является сейчас задачей всех экспертов по пропаганде, которые входят в команды некоммунистических кандидатов в президенты", — поделился своим видением ситуации после первого тура выборов сотрудник президентской администрации. Больше всего он опасается того, что значительная часть пропрезидентского электората просто не придет на избирательные участки в конце июня — начале июля по каким-либо причинам вроде очередного футбольного матча или плохой погоды. Как известно, в отличие от демократически настроенных групп населения, социально активные сторонники компартии демонстрируют гораздо более высокую степень организованности при голосовании.
Второй задачей, которая стоит в повестке президентского штаба, является поиск путей привлечения к себе голосов тех, кто поддержал других некоммунистических кандидатов. Разумеется, такой привычный для Запада способ, как выступление выбывшего из дальнейшей борьбы соперника с призывом к своим сторонникам проголосовать за того или иного фаворита выборов, в России малоэффективен. Поэтому, считают в президентской администрации, необходимо прибегнуть в оставшиеся до второго тура дни к нацеленным на определенные группы избирателей заявлениям, призванным дать им ясно понять, что их взгляды и интересы будут учтены президентом. Проблема состоит в том, чтобы четко выявить эти группы, поскольку в России пока еще слабо выражена социальная стратификация по экономическим и политическим интересам.
Эта проблема осложняется еще и фактором Александра Лебедя, занявшего третье место в первом голосовании. Электорат Лебедя президентские политологи представляют себе пока весьма смутно, и ближайшие дни уйдут у них на изучение этого феномена. Совершенно очевидно, однако, что итоги первого тура выборов свидетельствуют о том, что идеи политического либерализма, олицетворением которых в отсутствие среди кандидатов Егора Гайдара является Григорий Явлинский, пользуются относительно меньшей поддержкой, чем идеи державности, сильной власти и борьбы с преступностью, которые эксплуатировались предвыборным штабом Лебедя. Существенно и то, что радикальное завершение северокавказской кампании путем полного и быстрого вывода войск, поставленное в качестве предвыборной цели в программе Явлинского, не сыграло ожидаемой роли. Более аморфные заявления, прозвучавшие у Лебедя, не помешали ему значительно опередить лидера "демократической оппозиции". Этот факт можно трактовать и как большую победу Бориса Ельцина, подписавшего соглашение о прекращении огня с лидерами сепаратистов, и как свидетельство того, что средний российский избиратель уделяет этой теме гораздо меньшее внимание, чем прогнозировалось политологами.
В этих условиях остается надеяться, что маневры президента будут касаться прежде всего чисто политических вопросов и оставят в стороне экономическую проблематику. Наибольшую опасность представляет сейчас перспектива принятия на себя президентом конкретных обязательств в области экономической политики, предполагающих еще большее усиление социальной поддержки малоимущих слоев, адресное финансирование тех или иных производств или отраслей, а также расширение государственного заказа. В этом случае радужная перспектива не допустить бюджетного кризиса во втором полугодии и избежать его в следующем году, объявленная в бюджетном послании (вместе с планами достижения в 1997 году среднемесячных темпов инфляции не выше 0,7 процентов), представляется малореальной. Верхом политического искусства в данном случае будет ограничение предвыборной игры только политическим полем, оставляя экономические вопросы за рамками предвыборных соглашений и предвыборной агитации.
Малопродуктивность экономических дискуссий обусловлена еще и тем, что переходный период, из которого Россия пока еще не вышла, отмечен двойственностью поведения значительной массы избирателей, в наиболее яркой форме воплотившейся в фигуре бывшего члена ГКЧП и нынешнего председателя племзавода-колхоза им. Ленина Василия Стародубцева. "Феномен Стародубцева" состоит в парадоксальном для любого западного избирателя отсутствии связи между личными (или групповыми) экономическими интересами, политическими убеждениями и конкретным поведением у избирательной урны в день выборов. Стародубцев полностью опровергает известную формулу электорального поведения, изобретенную в 60-е годы во Франции: "Сердце слева, а кошелек справа!"
Будучи по сути крупным агропромышленным предпринимателем, использующим наемный труд и в полной мере пользующимся теми возможностями, которые предоставляет предприимчивому человеку свободная рыночная экономика, он, оставаясь по непонятному упрямству в душе сторонником советской власти, агитирует за КПРФ. От материнской партии которой — КПСС — видел только разнарядки, что и когда сеять и что и когда убирать. Руководя на редкость прибыльным хозяйством, с неохотой платя налоги (за публично выраженное неудовольствие подобного рода можно было в свое время положить на стол партбилет) и полностью, без совета с райкомом и обкомом, распоряжаясь собственной прибылью, Стародубцев, тем не менее, голосует на выборах за систему, которая изначально ориентирована на то, чтобы всего этого его лишить. То есть вновь, как и прежде, изымать всю прибыль в бюджет (при этом прибыль должна быть плановой, а не Бог весть какой --100, 200 процентов, как сейчас в хозяйстве по ряду видов продукции), устанавливать нормируемую величину оплаты труда, расходов на социальное развитие etc.
Получив от существующей экономической системы все то, о чем любой председатель колхоза или директор совхоза мог только мечтать еще каких-то лет десять назад — уж не говоря о тех кошмарных временах, какие пережило советское сельское хозяйство в тридцатых-сороковых годах, — огромное большинство сельских руководителей в "красном поясе" упорно голосуют против этой системы. Потеряв эту Россию, они потеряют экономическую свободу и часть нынешнего благосостояния, которое, как показывает пример Стародубцева, отнюдь не жестко ограничено глубоким кризисом российской деревни. Избиратели на участках, расположенных в замкнутых городах вокруг крупных оборонных предприятий, голосуя за изоляционистский курс Геннадия Зюганова, по крайней мере руководствуются хоть и примитивной, но все же экономической логикой — конфронтация с Западом гарантирует рост оборонных заказов и, следовательно, регулярную выплату заработной платы. Правда, согласно уже другой экономической логике, на эту зарплату в этих замкнутых территориальных образованиях можно будет купить в силу той же политической конфронтации лишь самое необходимое. Отечественного качества и в нормируемом количестве.
Вот эта двойственность российского избирателя очерчивает естественные границы для расширения электората Бориса Ельцина за оставшиеся дни до второго этапа выборов. С другой стороны, эта же двойственность свидетельствует о том, что границы электората его основного соперника особого потенциала для расширения не имеют. Уже сейчас очевидно, что большая часть страны постепенно начинает жить в соответствии с консервативным менталитетом. Задача властей — объяснить этой части России, что опасность все потерять после 1 июля неизмеримо актуальнее перспектив что-либо приобрести.
РОМАН Ъ-АРТЕМЬЕВ