В первой части обзора представлено беспрецедентное уголовное дело: суд оправдал человека, обвинявшегося в двойном убийстве, — адвокат доказал, что его подзащитный действовал в пределах необходимой обороны. Все остальные сюжеты сегодняшнего обзора посвящены гражданским тяжбам — о восстановлении на работе незаконно уволенных сотрудников и о жилищных баталиях. Последней теме в сегодняшнем обзоре отведено особое место — об этих конфликтах рассказывают три дела из пяти.
Беспрецедентное решение суда
Пределы необходимой обороны, оказывается, необязательно трактовать слишком узко. Но, чтобы решиться на это, требуется мужество — не говоря уже о справедливости.
Как известно, уголовные дела, заканчивающиеся оправданием по ст. 14 УК, то есть когда суд признает, что потерпевшие были сами виноваты, а обвиняемый действовал в пределах необходимой обороны, встречаются нечасто. А оправдательный приговор по обвинению в двойном убийстве — случай совершенно уникальный. Именно такое дело завершилось на днях в Тверской области. Был оправдан полковник в отставке Виктор Орлов, убивший двух человек. Его адвокат Валерий Ионов из 150-й юрконсультации Межреспубликанской коллегии доказал, что полковник защищал свою жизнь и имущество, а также жизнь своей знакомой.
Эта история случилась летом 1994 года в Кимрском районе Тверской области. Отставной полковник Виктор Орлов вместе со своей знакомой Ольгой Борисовой строил на берегу Оки дачу. Пока дом строился, пара жила во времянке. Однажды ночью они услышали на участке какие-то подозрительные шорохи. Полковник, вооружившись двустволкой, вышел во двор. Он никого не увидел, но, по его словам, почувствовал, что в темноте кто-то прячется. Орлов крикнул, чтобы незваные гости убирались, и пальнул для острастки — сначала в воздух, а затем в землю. Тут-то из темноты и выступили две фигуры. Как потом выяснилось, это были братья Дмитрий и Александр Козловы — уроженцы этих мест, приехавшие в гости к матери из Москвы. Братья с вилами и граблями в руках, угрожая Орлову расправиться с ним и поджечь его имущество, шли прямо на полковника и выбежавшую на шум Борисову.
Дальше события развивались стремительно. Дмитрий Козлов схватил Борисову и, прикрываясь ею, с вилами наперевес стал наступать на Орлова. Но женщина вырвалась, а полковник, успев перезарядить ружье, выстрелил Козлову в грудь. Дмитрий упал. Тут на Орлова кинулся другой брат, вооруженный граблями, и тоже получил заряд дроби в грудь.
Оба брата скончались до прибытия милиции.
Местная милиция возбудила уголовное дело по факту смерти братьев, но вскоре прекратила его за отсутствием состава преступления, поскольку Орлов, по мнению милиционеров, действовал в пределах необходимой обороны. Но мать убитых начала жаловаться во все инстанции вплоть до президента России, требуя "наказать убийцу", и тогда прокуратура Тверской области в начале 1995 года возобновила дело. Орлову предъявили обвинение в убийстве в состоянии сильного душевного волнения (ст. 104 УК, до 5 лет), но арестовывать не стали.
Орлов обратился к адвокату Валерию Ионову. Тот подал ходатайство о прекращении дела, но ему было отказано, и дело было передано в Кимрский городской суд.
Адвокатом потерпевших был бывший судья, председательствовавший на процессе по нашумевшему в свое время делу Юрия Чурбанова. По версии защиты, покойные были вполне приличные люди; к Орлову они пришли, чтобы извиниться за небольшой инцидент (как-то раз они везли тележку с сеном и наехали на автомобиль полковника), а тот ни с того ни с сего открыл стрельбу. По мнению адвоката потерпевших, убийство было совершено с особой жестокостью: полковник якобы сначала избил обоих братьев, а потом застрелил в упор. Поэтому Орлову надо вменить не 104-ю статью УК, а 102-ю (до 15 лет или смертная казнь). Версию защиты подкрепляла направленная в одну из инстанций жалоба на полковника некоего свидетеля, которого, правда, ни Орлов, ни Борисова в момент происшествия не заметили.
Первым делом адвокат Ионов опроверг доводы об особо жестоком убийстве. Во-первых, не одна, а несколько судмедэкспертиз никаких следов побоев не обнаружили (на губе одного из братьев была ссадина, но она появилась за несколько дней до происшествия). Во-вторых, баллистическая экспертиза установила, что выстрелы были сделаны с расстояния. Наконец, просто невозможно представить, что Орлов был в состоянии избить братьев: в отличие от него братья были ребятами здоровыми и нрава отнюдь не кроткого, что было прекрасно известно местной милиции. (Как рассказал Орлов, местные жители даже благодарили его за то, что он избавил их от затерроризировавших всю округу братьев.)
Несостоятельна, по мнению г-на Ионова, и версия о том, что Козловы шли с мирными намерениями. Он обратил внимание суда на то, что извиняться по ночам не ходят, тем более с вилами и граблями. К тому же братья прошли на участок Орлова не через калитку, а проломив дыры в заборе.
По ходатайству адвоката в суде допросили и "очевидца" со стороны потерпевших. Тот признался, что упомянутую жалобу составила мать убитых, а он ее только подписал. На самом же деле он ничего не видел и не знает.
Однако был и настоящий очевидец — сосед, наблюдавший всю картину событий с того момента, как братья начали наступать на полковника. Он подтвердил показания Орлова и Борисовой о том, что Козловы угрожали их убить и сжечь дом и машину. Другие свидетели рассказали, что слышали, как кто-то ломал забор. Многие слышали крики Борисовой о помощи.
По версии г-на Ионова, Козловы хотели ограбить недостроенную дачу, но не ожидали встретить хозяев (стекла их времянки тонированы, и за ними не видно света).
Итак, обозначилась основная проблема судебного разбирательства: превысил ли Орлов пределы необходимой обороны? Прокурор частично согласился с адвокатом: стреляя в Дмитрия Козлова, полковник действовал правомерно, а вот с Александром Козловым поторопился — в этом случае реальной угрозы для жизни не было. Прокурор просил дать Орлову два года с применением амнистии.
Но адвокат с подзащитным с этим были категорически не согласны, настаивая на полной невиновности. За отсутствием состава преступления суд в итоге полковника оправдал.
Тогда адвокат потерпевших подал кассационную жалобу в Тверской областной суд. Но тот согласился с оправдательным приговором.
Валерий Ионов, комментируя результаты процесса, отметил, что это случай беспрецедентный. По его мнению, судья Кимрского горсуда Дмитрий Власов, оправдавший Орлова, поступил "мужественно и справедливо". Спорить с этим утверждением не приходится.
Большие неприятности мультипликаторов
Мультфильмы любят все. Но оказывается, что в среде мультипликаторов, среди создателей милых Чебурашек и Винни-Пухов кипят нешуточные страсти и развиваются конфликты далеко не творческого характера. Так, например, свободно практикующему юристу Александру Островскому пришлось вмешаться в спор между руководителями и сотрудниками студии "Союзмультфильм". Последние решили, что дирекция просто эксплуатирует их, "зажимая" полагающиеся за мультики деньги, и подали иск о защите своих авторских прав. В ответ на это директор киностудии Сергей Скулябин уволил зачинщика "смуты" режиссера-постановщика Николая Титова, но г-н Островский добился его восстановления на работе. Заодно его стараниями была восстановлена не работе еще одна незаконно уволенная сотрудница "Союзмультфильма". Правда, это дело никакого отношения к "беспорядкам" на студии не имело.
Лауреат IV фестиваля молодых кинематографистов Москвы Николай Титов, проработавший на "Союзмультфильме" 25 лет, участвовал в создании таких "суперхитов" отечественной мультипликации, как "Тридцать восемь попугаев", "По следам бременских музыкантов", "Мертвые души" и т. п. В июне 1995 года дирекция киностудии привлекла его в качестве режиссера-постановщика к работе над мультфильмом с рабочим названием "Большие неприятности", заказчиком которого была английская компания "Посейдон".
Работа шла очень хорошо, но к началу 1996 года у Титова появились подозрения, что директор киностудии Сергей Скулябин занижает зарплату съемочной группе. Титов потребовал от Скулябина ознакомить его с финансовыми условиями договора между "Посейдоном" и "Союзмультфильмом" и, кроме того, в соответствии с законом "Об авторских и смежных правах" заключить с творческой группой авторские договоры. Поскольку дирекция эти просьбы игнорировала, то Титов стал выступать со своими претензиями на конференциях творческих работников "Союзмультфильма", чем снискал себе большую популярность и даже был избран в правление студии.
Но поскольку добиться от дирекции все равно ничего не удалось, то в феврале 1996 года Титов с коллегами по работе над "Большими неприятностями" подал иск в Тверской суд Москвы о защите авторских прав, который рассматривается в настоящее время. Ничего сверхъестественного истцы не требовали — они только хотели, чтобы дирекция заключила с ними авторские договоры и ознакомила с условиями постановки фильма. Но вместо этого в марте, за несколько дней до сдачи фильма, Титова приказом Скулябина увольняют со студии "за прогул". Решив, что с ним поступили, как с пресловутым мавром, режиссер обратился к юристу Александру Островскому, который посоветовал подать иск о восстановлении на работе. Титов так и сделал, потребовав еще выплату средней зарплаты за вынужденный прогул и компенсацию морального вреда в размере 100 млн руб. Дело рассматривалось в Тверском суде.
На процессе г-н Островский разобрал истинные причины увольнения Титова, подробно обрисовав ситуацию с "Большими неприятностями". Но даже если оставить в стороне сам конфликт, говорил юрист, то все равно следует признать, что увольнение проведено с грубейшими нарушениями трудового законодательства. Во-первых, факты прогулов, якобы имевших место, ничем документально не подтверждаются, а во-вторых нет и письменных объяснений самого "прогульщика". Последний же утверждал, что никогда и не прогуливал.
Представители дирекции в ответ на это говорили, что режиссер просто отказался давать необходимые объяснения. Это было даже записано в приказе об увольнении, который ответчики представили суду. Однако Островский предъявил приказ, выданный самому Титову, где не было сказано, что режиссер "отказался от дачи объяснений". Тем самым Островский фактически уличил администрацию студии в подлоге.
При этом юрист утверждал, что его доверитель каждый день отрабатывал положенные восемь часов, что подтверждал и табель учета рабочего времени сотрудников студии.
Суд признал увольнение незаконным и постановил восстановить Титова на работе, выплатив ему зарплату за время вынужденного прогула и компенсацию морального вреда в размере 500 тыс. рублей.
В тот же день в том же суде на работу на той же киностудии стараниями Островского восстановили замдиректора картины "Большие неприятности" Светлану Морозову. Ее увольнение не имело никакого отношения к "беспорядкам" на студии. Просто в декабре 1995 года истек срок ее трехлетнего контракта с "Союзмультфильмом", однако и в данном случае увольнение, как доказал юрист, оказалось незаконным.
Во-первых, с Морозовой вообще нельзя было заключать срочный контракт, поскольку он, согласно ст. 17 КЗоТ, заключается для исполнения работы, ограниченной во времени. Должность же замдиректора является постоянной, так как будет требоваться всегда. Во-вторых, у Морозовой шестилетний ребенок, а, в соответствии со ст. 170 КЗоТ, женщину вообще нельзя уволить, пока ребенку не исполнится 14 лет. Суд восстановил замдиректора на работе на тех же условиях, как и в первом случае: в прежней должности, с выплатой всей зарплаты и с такой же компенсацией за моральный вред.
Вообще незаконное увольнение и последующее восстановление на работе является одним из самых распространенных сюжетов в гражданских конфликтах. Но все подобные споры очень похожи друг на друга, чего не скажешь о жилищных баталиях, которые в списке "популярности" занимают едва ли не первое место. Вариантов здесь великое множество, о чем свидетельствуют три следующие дела.
Жадность подвела
Адвокату Мосгорколлегии Эльвире Кордюковой (юридическая фирма "Практика") в городском суде Электростали пришлось отстаивать интересы жильцов двух малоквартирных домов, которые их собственник — местное ПО "Электростальтяжмаш" — считал общежитиями. Если бы дома все-таки признали общежитиями, их жильцы оказались бы совершенно бесправными: они бы не могли ни приватизировать квартиры, ни обменивать их и были бы обречены жить там вечно. Если бы, правда, руководство завода не выселило их при необходимости. А такие попытки были.
Конфликт начался с того, что руководство завода своей властью повысило квартплату для жильцов двух заводских домов, внесенных после акционирования в уставной фонд. Возмущенные жильцы обратились к городскому прокурору, и завод вынужден был опять понизить квартплату. Но прокурорская проверка обнаружила в муниципалитете два интересных документа от 1987-го и 1991 годов, в соответствии с которыми исполком признал эти дома общежитиями. Тем самым их жильцы лишались всех прав. Правда, 10-15 лет назад они и вселялись туда по ордерам общежития, но воспринимали это тогда или как простую формальность, или не имели другого выхода, поскольку по прежнему месту работы и жительства они сдали свои квартиры государству (приехали на завод по оргнабору).
Тогда в мае 1995 года городской прокурор подал иски в защиту общественных интересов: один — в Московский областной арбитражный суд, второй — в горсуд Электростали. В первом иске прокурор требовал признать недействительным план приватизации ПО "Электростальтяжмаш" в той его части, которая касалась спорных домов, а во втором — отменить решения исполкома. Арбитражный суд в иске отказал, дело же по гражданскому иску передали для объективности в горсуд Павловского Посада. Интересы жильцов по этому делу представляла адвокат Эльвира Кордюкова. К моменту ее вступления в процесс дело собирались прекращать, поскольку, по словам адвоката, "оно уже всем надоело". Но г-жа Кордюкова была другого мнения.
Ей предстояло доказать, что спорные дома не являются общежитиями, хотя дело осложнялось упомянутыми ордерами на заселение. К тому же представители ответчика (завода) настаивали на том, что давно прошел трехлетний срок исковой давности. Последний довод адвокат легко парировала, заявив, что истцы узнали о нарушении своих прав только в 1995 году после прокурорской проверки.
Чтобы доказать справедливость исковых требований, адвокат сравнила проекты спорных домов с проектами восьми заводских общежитий. В первых двух проектах было сказано, что проектируются именно дома для малосемейных, в то время как в проектах общежитий так и значилось: "общежития". То же самое было указано и в техпаспортах на все эти здания.
Кроме того, адвокат отметила, что по "Положению об общежитиях" от 1993 года квартиры в них не бронируются, однако в спорных домах завод оставлял квартиры за жильцами, уезжавшими в длительные командировки. Согласно этому же положению в "общагах" могут жить только сотрудники предприятия (на самом деле в эти дома вселяли людей и из сторонних организаций). Причем Кордюкова представила еще и договор о долевом строительстве одного из спорных зданий, хотя при строительстве "общаг" никаких долей быть не может. Значит, заключила адвокат, дома использовали не как общежития. Эти выводы подкрепляли и результаты независимой экспертизы, проведенной по просьбе г-жи Кордюковой московскими архитекторами. Они однозначно заявили, что в спорных зданиях построены именно малосемейные квартиры, поскольку планировка общежитий, согласно "Строительным нормам и правилам", должна быть совсем другой.
Однако ответчики не сдавались, сославшись на решение арбитражного суда, признавшего их собственниками домов. Значит, по их мнению, жильцы не могут приватизировать квартиры. Но и этот довод оказался несостоятельным: по законам "О приватизации жилищного фонда в РФ" от 23 декабря 1992 года и "Об основах федеральной жилищной политики" от 22 декабря того же года от перемены собственника право жильцов на приватизацию не зависит.
В конце концов доводы Кордюковой убедили суд, и постановления исполкома были признаны недействительными. Если Мособлсуд, где ответчики сейчас обжалуют это решение, оставит его в силе, то жильцы станут полноправными владельцами своих квартир. Г-жа Кордюкова уверена, что если все решать по закону, то так оно и будет. В противном случае получится опасный прецедент, поскольку в России таких домов очень много.
Геленджик — хорошо, а Москва лучше
Обменял москвич Валентин Золото свою московскую квартиру на дом в Геленджике (Краснодарский край). Сделал он это по всем правилам. Но, пожив там полгода и решив, что в Москве все-таки лучше, он вознамерился переиграть все в обратную сторону. Весной 1995 года Золото подав в Лефортовский суд Москвы иск о признании договора мены недействительным. Трудно себе представить, что было бы, если бы суд иск удовлетворил: бывшая квартира Валентина Золото была уже несколько раз перепродана. Однако адвокаты Виктория Копытцева и Александр Кулешов (первая из 5-й юрконсультации Мосгорколлегии, второй — из 9-й) добились отклонения иска.
Конфликт произошел по вине самого истца. Дело в том, что Золото, договорившись с хозяином дома в Геленджике, прилетел туда из Москвы ночью. Той же ночью он осмотрел за два часа дом, решил, что вариант ему подходит, и уже утром улетел обратно в Москву. Вскоре стороны заключили в Москве договор мены, и в октябре 1994 года Золото вступил в права владения. Но через некоторое время он пришел к выводу, что дом построен с нарушением строительных норм и правил: неправильно проложены коммуникации, дом плохо отапливается, и в нем нельзя жить зимой. Тогда Золото и подал иск о признании договора мены недействительным. Он утверждал, что прежний владелец дома Николай Поляков умышленно скрыл от него "существенные недостатки строения".
В качестве ответчиков кроме Полякова пришлось привлечь еще четверых человек, которые поочередно покупали и продавали бывшую квартиру Золота. Их интересы представляла адвокат Виктория Копытцева, а интересы Полякова — адвокат Александр Кулешов.
Адвокаты потребовали провести судебно-строительную экспертизу дома в Геленджике, поставив перед экспертами вопросы о том, соответствовал ли дом строительным нормам, имеются ли какие-либо существенные недостатки домовладения и возможно ли их устранение без выселения жильцов. К огорчению истца, экспертиза показала, что дом соответствует существующим требованиям, а мелкие недостатки, на которые он ссылался, легко устранимы.
При этом адвокаты подчеркнули, что Золото сам отнесся к выбору дома очень легкомысленно, уделив его осмотру всего два часа, кроме того, дом он осматривал ночью. Чтобы в этом не было никаких сомнений, Копытцева с Кулешовым послали в Геленджикский суд просьбу о допросе свидетелей — соседей, которые подтвердили, что осмотр дома проходил именно так, как утверждали адвокаты. Мало того, эти свидетели показали, что Золото умышленно довел дом до плачевного состояния: он, например, не отапливал его зимой, из-за чего появились многочисленные трещины. Приведя все эти свидетельства, адвокаты высказали предположение о том, что истец просто хотел на этом заработать, расторгнув сделку и потребовав за нее компенсацию.
На этой неделе суд иск отклонил, но Золото еще намерен побороться — он собирается обжаловать это решение.
На этой же неделе закончилось еще одно "квартирное" дело, но в нем, в отличие от предыдущего, выиграл истец.
Старику не дали запутаться в родственных связях
У стариков совершенно неожиданно для них может оказаться великое множество родственников, о которых они даже не подозревали. Причем родственники эти (иногда совсем дальние, а иногда и просто мнимые) наперегонки стремятся выказать свою любовь и уважение. Как правило, это случается тогда, когда за счет пожилого человека можно чем-нибудь поживиться. Особенно если вожделенный предмет — квартира. Так, ветерану Мосгорколлегии, адвокату Аркадию Трескунову (7-я юрконсультация) пришлось доказывать в суде, что один такой "родственник", некто Владимир Дехоренко, получил в дар от 88-летнего Михаила Прищепова квартиру обманным путем. На самом деле он не состоял с Прищеповым даже в самом отдаленном родстве.
Овдовевший Михаил Прищепов остался на старости лет совсем один. Ухаживать за стариком было некому, и тогда он предложил своей двоюродной внучке Тамаре Пунаревой, которая была на 37 лет моложе деда, выйти за него замуж и ухаживать за ним. За это старик обещал прописать ее в своей квартире и сделать наследницей. В 1992 году дедушка и внучка стали супругами, и Пунарева прописалась у мужа. И тут вдруг выяснилось, что у Прищепова есть "дальний родственник", Владимир Дехоренко, который был бы не прочь поселиться в той же квартире. Прищепов его, правда, совсем не помнил.
Дехоренко появился на горизонте еще до того, как Михаил Прищепов поселил у себя внучку. Обещая старику уход, он предложил ему взамен прописаться у себя. А в квартиру Прищепова он собирался прописать своего сына. Однако доказать свое родство с Прищеповым Дехоренко не смог, и в родственном обмене ему тогда было отказано.
Старик тем временем женился.
Дехоренко понял, что квартира уходит у него из рук и уговорил деда приватизировать квартиру (сделать это было нетрудно: старик любил выпить, чем Дехоренко и воспользовался). Он получил от старика доверенность на приватизацию, потом убедил Прищепова подарить ему квартиру. В апреле 1993 года договор дарения был заверен у нотариуса. Дехоренко пошел еще дальше: чтобы обезопасить себя от посягательств Пунаревой, он уговорил Прищепова потребовать в суде расторжения его "фиктивного брака".
Старик к тому времени, видимо, уже плохо соображал, потому что выдал Дехоренко очередную доверенность, и тот от его имени подал в суд соответствующий иск. Но дело тянулось долго, у Прищепова настроение изменилось, и он решил вернуться к супруге. Теперь контроль над ситуацией перешел к ней, и муж составил заявление в суд об отказе от исковых претензий.
Дехоренко же в ответ попросту выгнал старика из квартиры и поставил новую железную дверь. Прищепову не оставалось ничего другого, как переселиться в дом супруги, где жил еще ее сын с семьей.
Тогда Пунарева и обратилась к адвокату Аркадию Трескунову. От ее имени и имени Прищепова он направил в Нагатинский суд Москвы иск о признании договора дарения недействительным.
Г-н Трескунов доказывал, что Дехоренко обманул Прищепова, воспользовавшись его тяжелым положением: на самом деле, как выяснил адвокат, никакой он не родственник. В качестве свидетелей по ходатайству Трескунова в суд из белорусской деревни были вызваны настоящие родственники Прищепова. Они и рассказали, что Дехоренко — всего лишь сын друга детства старика, о котором тот уже основательно подзабыл. Поскольку даритель был введен в заблуждение, то, утверждал адвокат, согласно ст. 58 Гражданского кодекса, сделку надо признать недействительной.
Но это не единственное основание для расторжения договора. Оказывается, он был заключен с нарушением закона: в квартире Прищепова была прописана еще его жена, от которой требовалось получить письменное согласие на дарение квартиры. Но нотариус заверил договор без такого документа, поскольку не проверил выписку из домовой книги, а поверил на слово Дехоренко.
Напоследок г-ну Трескунову требовалось доказать, что брак Прищепова с Пунаревой был добровольным и жених при этом находился в здравом уме. Утверждения о фиктивности брака были одним из главных козырей Дехоренко, и необходимо было их опровергнуть, то есть убедить суд, что что Пунарева прописана у мужа вполне законно. Пришлось буквально принести в суд самого супруга, который звонким голосом заявил, что "хочет жить с законной женой в своей квартире". Договор дарения признали недействительным. Осталось только выселить Дехоренко.
ЕЛЕНА Ъ-ВРАНЦЕВА,
АЛЕКСЕЙ Ъ-ГЕРАСИМОВ,
МАКСИМ Ъ-СТЕПЕНИН