Гастроли шоу
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Сергей Киселев / купить фото
На сцене Дворца культуры на Яузе состоялись гастроли шведской труппы Bounce со спектаклем Фредрика Ридмана "Swan Lake. Reloaded". Красочное шоу про то, как Одетта-наркоманка слезала с иглы, посмотрела ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
В России главный национальный балет интерпретировать в современном ключе не решатся никогда: это приравнивается к кощунству. Однако на Западе эту загадочную историю варьируют на все лады. Нашумевшее "Лебединое" Мэттью Борна (с мужским кордебалетом лебедей и страстной любовью принца к Лебедю) — лишь одна из самых известных версий. В ЮАР, например, девушку Одетту состоятельная родня выдает замуж по сговору за столь же состоятельного Зигфрида, который вдруг открывает в себе тягу к мужчине, прекрасному, как Лебедь. А в австралийском варианте можно обнаружить отголоски любовного скандала британского королевского дома: принц изменяет законной жене с давней любовницей, доводя супругу до безумия и гибели. Почти все современные версии "Лебединого" Чайковского вызывают повышенный ажиотаж — видимо, его мифологема актуальна во все времена, а музыка Чайковского способна вместить и оправдать любой полет фантазии интерпретаторов.
Поэтому вовсе не удивительно, что "Swan Lake. Reloaded" шведа Фредрика Ридмана, поставленное им в 2011 году для своей труппы Bounce, до сих пор пользуется феерическим успехом: после триумфа в Швеции шоу покатилось по Европе, и его гастрольный путь расписан на сезоны вперед. Фредрику Ридману, постановщику масштабных шоу-проектов (из последних достижений — шведский конкурс "Евровидение"), удалось "перезагрузить" "Лебединое озеро" в новом ракурсе, предельно демократизировав сюжет и поместив его в контекст низовой городской культуры. Стрит-данс (в самом широком смысле — от партерного брейка до попсы дискотек) стал универсальным языком спектакля, в котором всем персонажам классического балета найдены современные аналоги: Злой Гений — драгдилер и сутенер, подсадивший на героин четырех девиц (в том числе Одетту), принц Зигфрид — мальчик-мажор, которого друзья притаскивают в стрип-бар, где он с ужасом и сочувствием наблюдает ломку Одетты, не заработавшей на очередную дозу. Развязка трагична, как в первоисточнике: избитый сутенером Зигфрид, пытаясь его застрелить, случайно убивает Одетту, после чего стреляется сам. Финал высокоморален, как в викторианских романах: в ужасе от случившегося лебеди-проститутки встают на путь исправления, сдавая свою пушистую униформу злодею-работодателю.
Вся эта крепко сцепленная история упакована в прелюбопытные декорации, в которых новейшие световые спецэффекты (вплоть до клубов дыма, исторгаемых пальцами Злого Гения) забавно уживаются с ездящими по сцене жесткими рисованными кулисами и задниками, которые сейчас можно увидеть разве что в шведском придворном театрике XVIII века. Столь же радикальна и диковинна смесь Чайковского и Сен-Санса (Одетте отдана тема умирающего Лебедя) с тем, что музыкальный обозреватель "Ъ" охарактеризовал как "скандинавский поп и электроника с уклоном в неизбежный дабстеп".
Собственно, всего этого (вместе с самоотдачей десяти артистов) уже хватает для массового успеха шоу. Слабое место постановки — собственно хореография и профессиональный уровень танцовщиков. Как ни странно, лидерами шоу оказались исполнители второстепенных ролей. Мягкий, пластилиновый, превосходно владеющий телом Фредрик (Хаос) Вентцель в роли Шута выдавал роскошные брейковые соло в партере, увенчав их "32 фуэте" — 32 подскоками на одной руке. Острой пластикой, технической универсальностью и редким телесным остроумием отличалась похотливая и моложавая мать Зигфрида в гротескном исполнении Лиззи Гоф. Неплох был и сам Зигфрид (Кевин Фу) — нервический юноша с всплесками резких коротких соло-стробингов. Но Одетта — крупная, рыхловатая, пластически ограниченная Мария Андерссон, отдавшая последние силы натуралистической сцене ломки,— решительно не соответствовала заявленному образу. Возможно, скудость ее танца была вынужденной: артистка просто не в состоянии выполнить сколь-нибудь сложные комбинации. От этого и кульминационные лирические сцены (вроде первого свидания или последнего объяснения с Зигфридом) оказываются такими беспомощными, что лишь тормозят действие, заставляя с нетерпением ждать очередного режиссерского кульбита.
Из немногих остроумных хореографических находок спектакля запоминается танец маленьких лебедей, который четверка уколовшихся проституток исполняет лежа, пятками к зрителям, покручивая стопами в такт музыке Чайковского. Но и тут хореографу не хватило фантазии на весь музыкальный номер: он ставит артисток на ноги, даруя им бесхитростный косолапенький чарльстон. Конечно, и этого хватает для полного удовольствия зрителей, всегда готовых разразиться бахтинским "карнавальным смехом" при виде столь рискованной профанации сакрального балета. Однако предшественники Фредрика Ридмана на этом пути — от его гениального соотечественника Матса Эка до блистательной южноафриканки Дады Масило — свои остроумные и глубокие ревизии готической сказки XIX века оснащали столь же остроумной и глубокой хореографией. А вот от "перезагруженной" шоу-версии хореографа Ридмана в истории интерпретаций "Лебединого озера" останутся, пожалуй, только дым мирового успеха да вулкан перьев, взметнувшийся на месте застреленной лебедицы.