Выставка живопись
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
В Московском музее современного искусства (ММСИ) на Тверском бульваре открыта выставка Евгения Дыбского "Giotto Project". Представлено три десятка картин из серии "Translation of Time XVI", объединенной реминисценциями из фресок Джотто в капелле Скровеньи. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
Легенда такова: в 1988 году 33-летний московский художник Евгений Дыбский впервые оказался в Падуе и увидел фрески Джотто в капелле Скровеньи, с каковых начинается итальянское Треченто и — по большому счету — все европейское Возрождение; в 2005 году 50-летний кельнский художник Евгений Дыбский в который раз оказался в Падуе и не увидел фресок Джотто в капелле Скровеньи, точнее — не узнал их после реставрации. Шестнадцатая серия в продолжающемся проекте "Translation of Time", начатом в 1992-м и бесконечно обыгрывающем множественность смыслов слова translation — перевод, перенос, смещение, сдвиг, передача, трансляция, была вызвана этим падуанским переживанием и стала размышлением на тему утраты оригинала. Или, учитывая исходные условия и нынешние обстоятельства, то есть переход от византийской иконы к европейской картине у Джотто и перевод потока образов в холодные цифровые медиа сегодня, размышлением на тему утраты живописи.
В одних картинах серии "Translation of Time XVI" узнается Джоттова композиционная основа: каменистые пейзажи, арочные конструкции и башенки архитектурных фонов, синева неба, багрянец плащей, складки одежды, контуры фигур, купы деревьев, частокол факелов и копий стражников из "Поцелуя Иуды". В других Джотто скорее воображается или мнимо припоминается таким, каким он, возможно, был, должен был или мог бы быть, поскольку мерещится храмовая фреска как таковая, знакомая обитателю любого уголка византийского ареала, нечто не то из Старой Ладоги, не то из Ферапонтово. Впрочем, сказать, что узнается или воображается что-то определенное, нельзя: эта живопись балансирует между абстракцией и фигуративностью, временами склоняясь то в одну, то в другую сторону. Узнается не столько письмо Джотто, утраченное, как уверяет художник, в ходе реставрации, сколько впечатление от него, сохранившееся в генетической памяти благодаря сотням плохих и хороших, черно-белых и цветных репродукций. Узнается аура в отсутствие оригинала.
То, что на этикетках названо "смешанной техникой", отличается богатством фактуры даже несколько чрезмерным: местами кисть действительно словно бы втирает пигмент в сырую штукатурку, местами краска растекается по холсту или оргалиту горячей эмалью, где-то набрызгано, где-то положено пастозным барельефом, где-то как будто присыпано землей. Подчас в живописных поверхностях обнаруживаются лакуны — выбоины в плоти картины, напоминающие гнезда в стенах, куда вставлялись пальцы строительных лесов, что только усиливает сходство с фреской. Странным образом эти гнезда чаще всего приходятся на те участки, где должны бы быть головы персонажей, так что иконы остаются без ликов, портреты — без лиц. То есть в процессе трансляции какая-то, вероятно, самая важная часть сообщения оказывается потерянной. И тут возникает тень другого кумира, Фрэнсиса Бэкона, чьи безликие фигуры замыкают историю европейской картины, начатую Джотто.
Зритель, слышащий в "Translation of Time XVI" и лейтмотивы Джотто, и basso ostinato христианской иконографии чуть ли не до разделения ее на западную и восточную, и драматическую коду Фрэнсиса Бэкона, все же не сможет сказать, что посетил сеанс одновременной игры в начала и концы, в метакартину, вобравшую в себя всю европейскую живопись, как на выставке Герхарда Рихтера. Нематериальности рихтеровского образа, легко переходящего с поверхности полотна на поверхность экрана, здесь противопоставлена материальность, вещественность, не сказать телесность картины. Открытым остается вопрос, какую операцию производит над телом картины Евгений Дыбский: совлекает заскорузлые покровы с мумии или пытается реанимировать умирающего, втирая масло и бальзам акриловой эмульсии в раны кракелюра.