Новая московская арт-ярмарка была подчеркнуто реалистичной: цены у нас действительно невысоки, хороших галерей единицы, а процент скверных — выше нормы. Зато все было честно, и, как выяснилось, всем от этого стало легче: галеристам не надо самим у себя покупать работы, кураторам создавать полумифические банковские коллекции, а критикам делать вид, что не знают о слишком уж определенных эстетических вкусах устроителей. К тому же организация оказалась великолепной, экспозиции трех-четырех галерей интернационального уровня были хороши, и есть надежда, что качество перейдет в дальнейшем в количество.
Бренер кричал когда-то на Арбате: "Долой торгующих из храма!", пародируя консервативную критику рынка с позиций духовности. Но, как ни странно, такой критики арт-рынка, как и какой-либо другой, у нас не существует. Наоборот, на рынок все возлагают надежды и все — "за". Прогрессивная арт-общественность поддерживает ярмарку как признак Запада и цивилизованности. Консервативные круги (и не только художественные) если чему и научились за последние годы, так это коммерции. Бывший мягкий соцреализм при ближайшем рассмотрении оказался вполне успешным кичем.
Так что актуальные художники в нынешней России в двойственном положении: они на стороне свободного рынка в качестве агентов Запада и одновременно они неизбежно против него, как представители high art, который всегда и везде противостоит кичу. Просто у нас престиж этого high art настолько ниже нуля (некоммерческий авторитет сейчас можно получить только на Западе, что наши лучшие художники и делают), что уже даже сами его представители слабо верят в его существование и в несколько, может быть, повышенной степени работают в искусстве с мотивами денег и торговли. Остроумным по крайней мере является проект галереи "Пальто", осуществленный художником Петрелли-Карманом, который ходил по залу, облаченный в свою галерею и продавая подпольное (то есть из-под полы) искусство в тот самый момент, когда один из членов жюри ярмарки произносил бессмертную фразу "торговать можно и в подворотне".
Круги бывшего мягкого полуоппозиционного соцреализма, плавно превратившегося в салон, поддерживают рынок обеими руками — для них это чуть ли не единственный шанс публичного выступления, поскольку профессиональная критика и пресса обычно к ним неблагосклонна. Перестроечно-горбачевская идея "художественного плюрализма" (которую эти круги усиленно защищают), разумеется, совпадает с лозунгом "сохранения всех форм собственности", и обольщаться на ее счет также не стоит. Актуальное искусство, как и частная собственность, в этом случае получает свои полтора процента. Художественный, как и прочий, плюрализм есть шанс провинциальному кичу встретиться с престижным интернациональным искусством на одном поле и якобы на равных — но на самом деле игра идет по правилам, определяемым кичем: по правилам так называемого "качества" отдельного произведения (в то время как современное искусство вообще этим, слишком мелким, масштабом не мыслит). Именно поэтому представители бывшего "советского искусствознания" весьма уверенно чувствуют себя в рыночной сфере и в сфере кича — здесь как раз может пригодиться традиционный категориальный аппарат ("пятно красного уравновешивает пятно синего"), с которым к радикальному искусству просто не подступишься.
Впечатление от ярмарки неожиданно дополнил параллельный большой проект (который был интересен сам по себе и заслуживал бы отдельного рассказа) — семинар для представителей художественных музеев из российской провинции (организованный соросовским фондом "Открытое общество"). На нем, в частности, выяснилось, что некоторые директора музеев, сами того не понимая, предпочли бы быть директорами коммерческих галерей, и они невольно больше верят авторитету рынка, чем авторитету элитарного искусства: например, авторитету эксперта, которого подозревают в мафиозности. Действительно, то, что представлено в наших музеях (от Клевера до ню в стиле "левого МОСХа", минуя горы посредственного соцреализма), легитимируется современным российским рынком, где спрос именно на это. Нынешний российский музей (и "Третьяковка" тут не исключение), к сожалению, скорее готов сдружиться с антикварным салоном, чем с радикальной галереей интернационального типа. Точка зрения музейщика совпадает с точкой зрения народа: пусть картина не очень, зато Репин, и маслом по холсту. Что ж, музейщик тоже человек. И его не останавливает то, что на нынешней ярмарке из галерей старого искусства только галерея "Каталог" представила, и то с натяжками, что-то достойное хотя бы запасника музея, — и это совершенно естественно, рынок не вечен, все — давно в музеях (исключения, конечно, возможны — рисунки Эйзенштейна, представленные галереей "РОСИЗО", правда, в виде ксерокопий).
Однако искусство и рынок вещи хоть и совместные, но далеко не идентичные. Теперь, когда бывший соцреалистический истеблишмент решил занять твердо рыночные позиции, доказательства требует именно этот факт.
Арт-рынок в его традиционной форме имеет для современного искусства довольно мало значения; однако и формы этого арт-рынка в значительной степени изменились. Эпоха симуляций закончилась не только в искусстве. В художественных институциях тоже наступило время новой правды. Радикальные галереи во всем мире перестали делать вид, что содержат себя сами, и либо открыто существуют на деньги спонсоров, либо живут за счет продаж классического авангарда (в нашем случае его место, правда, занимают Шишкин с Айвазовским). Это дает им возможность организовывать художественные акции, которые становятся событием для прессы и телевидения. Они развивают и иные методы коммерческого выживания: издание книг, каталогов, мультиплей (тиражированных копий). Рынок материальный смещается в сторону рынка медиального.
И здесь российские галереи, во-первых, учитывающие колоссальную самиздатовскую традицию, а во-вторых, живущие в условиях пресс-бума, находятся в весьма выгодном положении. Так что наши "издающие" галереи — XL, L, не попавшие на ярмарку Obscuri Viri, — в первых рядах мирового художественного прогресса. Но и не только они: вообще все галереи, работающие с проектами, а не с отдельными "вещицами" (как это делает антикварная лавка и, увы, излишне традиционно мыслящий музей).
Дело в том, что ценность отдельного произведения в современном искусстве зависит исключительно от того, насколько успешно автор осуществляет свой глобальный проект (обычно это новая концепция искусства вообще, которую в форме своего творчества высказывает художник). Часть, таким образом, получает авторитет от целого (в традиционном искусстве, как принято считать, дело обстоит наоборот: уровень художника зависит от суммарного качества его отдельных работ). Такие "части", подобные фрагментам тунгусского метеорита, и выставляет современная галерея: остатки проектов, некие сувениры, памятники самим себе. Это и были лучшие работы на ярмарке — фотографии Игоря Макаревича из его проекта "Лигноман", "Пыльные модели" Сергея Волкова с его одноименной выставки, фото Бориса Михайлова из серии "У земли" (галереи XL и "Айдан").
Таков парадокс современного арт-рынка. Мелкие покупатели понимают этот рынок буквально и приобретают подлинники, которые по сути дела являются репродукциями с художественной идеи, хоть художник и сделал эту "репродукцию" собственноручно. Крупные покупатели (например, банки) не только покупают отдельные вещи, но и финансируют оригинал, то есть художественный проект как таковой: инсталляцию, выставку, фестиваль. Наши банки этого, правда, еще не поняли, но победа цивилизации неизбежна, так что надежды терять не следует. Рынок, если он реален, автоматически создает пространство для некоммерческих амбиций, которые, в свою очередь, повышают все ставки. В последние годы мы, может быть, были несколько излишне увлечены конструированием макетов художественной жизни и симулякров нормальности, и на это ушло много энергии, которой следовало бы найти лучшее применение. Новая художественная ярмарка, во всяком случае, настолько профессиональна и нейтральна, что может со временем избавиться от лишнего и, наоборот, расшириться за счет некоммерческой программы, настоящего (а не фиктивного) интернационального участия и всего остального, чего мы как-то уже заждались.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ