Французский писатель Фредерик Дар, писавший под псевдонимом Сан-Антонио, удостоился титула "современный Рабле" за то, что сумел превратить банальный полицейский роман в мощную и убийственную сатиру на французское и в целом на европейское общество. Еще в 1992 году, когда Европа не представляла себе масштаба будущей проблемы, вызванной наплывом иммигрантов, герой его очередного бестселлера, зайдя в арабское кафе на одной из парижских улиц, размышляет: "Какого черта этот Ле Пен носится со своим национализмом? Почему он воспринимает чужестранца как грязь? Да пусть они приезжают и устраиваются у нас как хотят, Франция никогда не станет Магрибом, поскольку она сама формирует человека".
Два десятилетия назад многие в Париже в самом деле рассуждали так: никакой Рамадан не заставит людей отказаться от того, чтобы выпить шампанского, никакая чадра не заменит французские духи, и Франция благополучно ассимилирует иммигрантов с помощью автомобилей, профсоюзов, клубов отдыха, стиральных машин, светских школ и мороженых продуктов питания. "Мы их аннексируем с помощью холестерина. Они будут офранцужены благодаря свинине, которой так боялись",— самонадеянно говорил себе герой Фредерика Дара.
На фоне сегодняшнего восприятия Франции и других стран Европы с их проблемами, связанными с миграцией, подобное благодушие может показаться непростительной наивностью. Но 20 лет назад первые симптомы грядущей этнорелигиозно-культурной катастрофы еще невозможно было рассмотреть.
Практически одновременно с рассуждениями героя Фредерика Дара в 1992 году Жан-Мари Ле Пен был избран в региональный совет Provence-Alpes-Cote d`Azur (юго-восток Франции). Этого успеха он добился в первую очередь с помощью спекуляций на тему присутствия в этом регионе большого числа иммигрантов из стран Магриба.
В том же 1992 году был подписан Маастрихтский договор, который положил начало существованию ЕС во всем его бюрократическом блеске. При всей своей проницательности Фредерик Дар не мог предвидеть, что в конечном счете Европа будет поставлена перед выбором между этнорелигиозными конфликтами и отказом от умозрительной политики, именуемой политкорректностью и толерантностью.
До недавнего времени эта политика считалась в Европе единственно возможной в условиях глобализации, о которой вряд ли кто-либо серьезно задумывался в 1992 году. Впрочем, тогда никто не представлял себе и возможности радикализации ислама в глобальных масштабах. Отсутствие политического воображения не позволяло европейским лидерам принять во внимание тот факт, что глобализация — сугубо экономическое явление. Когда экономические императивы придали процессам миграции неконтролируемые масштабы, Европа заметалась в поисках панацеи. Так появилась высосанная из пальца формула мультикультурализма.
Неизбежным следствием этой политики становятся рост правых настроений во многих странах Европы и напряжение между коренным населением и мусульманскими диаспорами. Спорадическая и конъюнктурная реакция властей вроде показательного изгнания восточноевропейских цыган свидетельствует об их растерянности.