К Рождеству Парижская опера по традиции показывает первую серию своих балетных "мировых премьер". В этом году в Palais Garnier были представлены Жозе Монтальво и Мишель Келеменис — хореографы, еще не избалованные всемирной славой. Для них дебют на главной европейской сцене — важнейшая ступень в карьере, для Парижской оперы — очередная возможность провести эксперимент по открытию мировых звезд.
Фасад Palais Garnier забит вагонкой и затянут серой холстиной: к третьему тысячелетию французы собираются капитально отреставрировать этот памятник Третьей империи. В помпезное фойе проникаешь сквозь затрапезную дверь ангара, на которой небрежно намалевано спреем: Opera de Paris. Что фантастически контрастирует с бархатным пурпурным зрительным залом. Тот же контраст обеспечивает своим спектаклем "Смех лиры" весельчак Жозе Монтальво, руководитель Национального хореографического центра в Кретейе. Те, кто видел в Москве на Первом международном фестивале современного танца спектакль "Рай", показанный его провинциальной труппой, могут смело считать, что опередили парижан: премьера в Palais Garnier — его обалеченная копия.
Для тех, кто "Рая" не видел, поясню: Жозе Монтальво разработал новый тип хореографического зрелища. В его спектаклях взаимодействуют живые артисты и спроецированные на экран диковинные персонажи. Фантомы и танцовщики то соединяются в одну картинку, то рассыпаются разношерстной толпой. Призраки и люди подражают друг другу, бегают наперегонки, ругаются, целуются и всячески дурачатся. И еще, среди призраков обязательно присутствуют животные, хореография представляет собой каскад трюков, и все это сопровождается какими-нибудь Вивальди, Скарлатти и Рамо пополам с забойной электронной музыкой. Мешанина получается смешная, но однообразная: воображения хореографа хватает на полчаса сценического действия. Потом Монтальво повторяет уже прокатанные шутки.
В спектакле Парижской оперы темой для таковых стала история балета. По экрану скачут Одетты-Одиллии, Авроры и персонажи дягилевских сезонов, а современные артисты безуспешно пытаются скопировать их апломб, комически обыгрывая пафос "большого искусства". Время от времени, оторвавшись от экранных образцов, семь премьеров и прима-балерин лучшей европейской труппы выдают свои коронные "штучки": крутят по 15 пируэтов, в бешеном темпе наяривают фуэте, сигают по кругу в стремительных жете, наворачивают немыслимые поддержки и запредельно сложные связки вращений. При этом взвизгивают, кряхтят, охают и крякают. Довольны все: артисты радуются возможности пошалить и одновременно блеснуть мастерством, зрители ликуют от цирковой незатейливости зрелища. Жозе Монтальво напал на "золотую жилу" — изменяя трюки и темы, таких спектаклей можно нашлепать с десяток, и всем им гарантирован успех.
Мишель Келеменис, напротив, серьезен и склонен к философичности. Свой балет на сборную музыку Мориса Равеля он назвал "Двойственность". Антитезы хореограф видит повсюду: черные и цветные костюмы танцовщиков, движение--статика, шаг--бег, женщина--мужчина. Келеменис ставит балет, как трудяга-аспирант сдает научную работу. Кордебалет показывает все утвержденные вековой практикой рисунки (круг, спираль, линии, диагональ), танец демонстрирует все темпы (от адажио до аллегро), лексика иллюстрирует модное скрещение "новой" классики с "архаичным" модерном. Кульминацией служит на редкость добропорядочное адажио балерины с двумя партнерами, нудно добивающимися ее благосклонности. Сделать выбор дама так и не смогла — помешала "двойственность". Балет так и заканчивается: один держит женщину за ногу, другой — за руку, а сама она глядит в пространство.
В общем, со звездами в этом сезоне Парижская опера промахнулась. Один — немного халтурщик, а второй несколько туповат.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА