Этот человек в частном разговоре — не для диктофона — подробно и в красках рассказал мне, что, на его взгляд, стоит сделать в Чечне нашим политикам и военным. Но я никогда не опубликую эти его слова. Да и он просил меня не публиковать. Потому что он не политик и не военный. И если когда-нибудь он поедет в Чечню, то только спасать — всех подряд, не разбирая наций и вероисповеданий. Потому что этот человек — спасатель.
С начальником поисково-спасательной службы отряда "Центроспас" по городу Москве Вадимом Серегиным я познакомился 9 сентября под утро на том самом месте на улице Гурьянова, где несколькими часами ранее стоял дом номер 19.
Я тогда полез на завал. Хотел посмотреть поближе работу спасателей. Надеялся увидеть, как достанут из-под развалин кого-нибудь живого. Потому что это стоит увидеть. Потому что такого восторга в глазах не бывает у людей, если они не спасатели МЧС и если они не подняли живого из-под руин.
Дым вокруг был плотным и едким, как если бы мыло попало не только в глаза, но и в легкие. Ботинки у меня сразу стали теплыми, а на зубах заскрипела пыль. Тут меня и увидел Вадим Вадимович. Он подошел и попросил удалиться на безопасное расстояние, поскольку может обрушиться нависающая бетонная плита. Правда, эта фраза уместилась у Серегина в два коротких слова, которые я не могу привести на страницах журнала.
Входя в здание "Центроспаса" на Новоясеневском проспекте спустя несколько дней, я, признаться, опасался, что Серегин опять пошлет меня туда, куда посылал в Печатниках. Не послал.
Разумный риск
Пустырь посреди новостройки. Серое школьное здание. Несколько машин с сине-оранжевыми полосами и эмблемой МЧС. Холодная лестница. Прокуренный кабинет с канцелярским столом советских еще, кажется, времен. Из-за стола мне навстречу встает средних лет крепкий мужик с рыжими усами и седеющим ежиком на голове, протягивает руку и устало улыбается:
— Ты прости, что я тогда так на завале.
— Да я понимаю...
— Тебя как зовут-то?
— Валерий Панюшкин.
— Понимаешь, Валер,— Серегин сразу же переходит на ты, как и все спасатели, в знак доверия.— Наша работа постоянно связана с риском, но риск должен быть разумным.
— Да я просто хотел посмотреть...
— Видишь какая штука, я умею ходить по завалам, а ты не умеешь. Я какое-нибудь опасное место увижу и обойду, а ты попрешься прямо, провалишься, и надо будет спасать еще тебя, дурака. Когда ты лез туда, на завал, ты видел, что там работают спасатели, поэтому и лез, думал, можно. А ты смотрел наверх? Ты видел, что над этим местом висит бетонная плита?
— Видел, но я думал... раз ребята работают...
— А ты видел, что на плиту эту наклеены специальные бумажные марочки и снизу стоит человек, который за марочками следит? Если они станут рваться, значит, плита отламывается и сейчас упадет. Тогда он дает команду уходить. Ты бы услышал эту команду? А если б даже и услышал. Спасатели натренированы так, что умеют по завалам бегать, а ты еле ползешь. Случись что, ты бы просто не успел уйти, поэтому я тебя и выгнал.
Сутки через трое
Чтобы стать спасателем МЧС, надо пройти такую же медицинскую проверку, какая требуется для службы в ВДВ. Еще надо, чтобы врачи признали кандидата в спасатели годным к работе в изолирующих средствах, то есть во всяких там противогазах и костюмах химзащиты. Еще надо, чтобы здоровье позволяло работать под водой. Еще надо владеть какой-нибудь нужной профессией: быть альпинистом, парашютистом, сварщиком или хотя бы водителем спецтранспорта. Тем более что потом все равно придется овладеть всеми этими профессиями вместе. Ну и еще надо продержаться полгода испытательного срока, а это, говорит Серегин, возможно, только если ты настоящий фанатик.
— Мы работаем по КЗоТу,— улыбается Серегин.— Сутки через трое. Сутки дома, трое на работе.
Спасателю платят ну, может быть, чуть-чуть больше, чем милиционеру или пожарному. Сто долларов в месяц. Ну хорошо, двести. Ну ладно, плюс еще сухой паек и командировочные.
Все равно дело не в деньгах. Серегин уволился из армии за три месяца до получения новой майорской звездочки. Уволился сам. Потому что исчез вдруг из службы пафос защиты отечества.
Вышел в отставку. Развешивал как-то белье на балконе, разговорился с соседом, и тот спросил, нет ли у Серегина на примете опытного офицера, чтобы возглавить штаб спасательной службы в Северодвинске.
— А я что? А вот я.
И понеслось.
Я спрашиваю Серегина, чем, на его взгляд, отличается МЧС от армии, и он пожимает плечами — боится, видимо, обидеть бывших своих товарищей, хотя отличается, конечно, сильно.
— Пожарные и милиция? Они тоже делают великое дело, как и мы, но мы еще и новое,— Серегин говорит это с гордостью.
Вот почему он пошел в МЧС. Деньги не главное. Настоящий мужик должен иметь возможность гордиться своей работой. И Серегин такую возможность имеет.
— Плюс,— говорит он,— Шойгу. Я человек штатский. Я могу говорить про любое должностное лицо что мне вздумается. Мне льстить нечего. Так вот, Шойгу — человек. На нем все держится. И потом смотри, Валер, прыгать с парашютом, летать на самолетах-вертолетах, лазать по горам, погружаться под воду — разве может быть для мужика работа интереснее?
Верная примета
На разборе завала специальные эмчээсовские кожаные перчатки рассыпаются на руках спасателя в течение суток. В труху. Есть у спасателей специальные боевые ботинки, которые устроены так, что можно человеку уронить на ногу бетонную плиту, и ничего. Ботинок этих тоже, конечно, не хватает.
Правда, слов о том, чего не хватает, из Серегина не вытянешь клещами. Гордый. Но в разговоре, слово за слово, начинает вдруг рассказывать о каком-то волшебном инструменте, который режет бетон как масло.
— Но, может,— спрашиваю я,— кинуть клич по богатым спонсорам? Пусть они пожертвуют денег на оснащение МЧС.
— Не надо. Мы и так оснащены лучше всех. Кто понимает, тот обращается сам, и мы от помощи не отказываемся. Вот одна пейджинговая компания подарила десять пейджеров и оплачивает их уже два года. Спасибо. А клянчить? Ходить с протянутой рукой? Мы же спасатели. Сегодня вот мы с тобой встретились, потому что грохнуло. А каждый день по пятнадцать выездов — никто и не замечает. Ежедневная работа — это когда бабушка вышла на балкон в 20-градусный мороз, а дверь захлопнулась. Она стоит и замерзает. И тут вдруг к ней с неба спускается спасатель — простейшая операция. Или дорожно-транспортное происшествие. Машина в гармошку, внутри раненый, гаишники и врачи достать не могут. Приезжаем мы, режем машину гидравлическими ножницами, достаем раненого, на вертолет и в "Склиф". Для нас нет богатых и бедных. Нам все равно. Сегодня спасаем бомжа, застрявшего в коллекторе, завтра — преуспевающего банкира, который на шестисотом "Мерседесе" попал в ДТП. Хотя нет, вру, шестисотых никогда не резали. Вот "Лексус", помню, резали, крепкая машина. Почти каждый день ездим с пожарными. Надо пройти в горящий дом, взломать какую-то дверь, вытащить людей. Плюс командировки. Завал в Буйнакске разбираем мы. Землетрясение в Турции — тоже мы. Наводнение — мы. Вот сейчас северный завоз, как всегда, сорвется, и, как ты думаешь, кто будет завозить на Чукотку горючее и печки устанавливать в домах местных жителей?
Я хочу спросить о суевериях, но Серегин продолжает:
— Люди все одинаковые. Спасаем всех подряд. Только знаешь,— он на мгновение замолкает, и видно, что устал,— дома работать больно. Ведь я в Печатниках, считай, полжизни прожил. Когда дома у тебя такое — тяжело.
— А вы,— спрашиваю,— боитесь за семью?
— Боюсь, конечно. Не боятся только идиоты. Но, во-первых, на завале некогда, работать надо, отвлекаешься от этих мыслей. А во-вторых, поживешь с мужиками бок о бок, и такая уверенность, что если вдруг что у меня дома, обязательно найдется рядом кто-нибудь из наших. Спасет.
Я наконец спрашиваю про суеверия — правда ли, мол, что спасатели никогда не употребляют слово "последний".
— Правда,— говорит Серегин.— Примета такая. Вместо этого мы говорим слово "крайний": "крайний день", "крайний раз". Еще мы никогда не прощаемся на ЧС. Верная примета. Если попрощаешься, в тот же день придется встречаться снова.
Я собираюсь уходить. Серегин жмет мне руку.
— Ну, если,— говорит,— чего, звоните. Спасем.
Так и не попрощался.
Я ведь тоже пришел к нему не от хорошей жизни. Если бы не эти взрывы, вряд ли я стал бы писать про настоящего мужика Вадима Серегина. И он, я думаю, только обрадовался бы этому.
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН
--------------------------------------------------------
Визитная карточка
Что такое "Центроспас"
Поисково-спасательная служба отряда "Центроспас" по г. Москве — это 50 человек личного состава, восемь единиц специальной техники, включая вышедший из строя мерседесовский джип, на ремонт которого пока не хватает средств, а также гидравлическое и пневматическое оборудование "Холматро", "Вебер гидравлик", "Лукас", воздушно-дыхательное оборудование "Ауэр" для спасателей и пострадавших, специальное альпинистское оборудование, водолазное оборудование и проч.
В разных концах Москвы постоянно дежурят два экипажа службы по 4-5 человек в каждом (еще два дежурных экипажа появятся в ближайшее время). За сутки поисково-спасательная служба отряда "Центроспас" совершает около 15 выездов.
Чтобы приехал "Центроспас", надо звонить по телефону 426-89-00 или 426-84-14 (только отдавайте себе отчет в том, что отряд не занимается коммерческим взламыванием дверей, а выезжает лишь в тех случаях, когда существует реальная угроза жизни людей). Оперативный дежурный сообщает о происшествии ближайшему к месту происшествия экипажу. При необходимости объявляется тревога и вызываются все резервные спасатели. Наконец, если потребуется, вызывается отряд "Центроспаса" и тяжелая техника из Жуковского — там базируется спецмашина, предназначенная для ликвидации аварий, связанных с химическим заражением. При чрезвычайных ситуациях все аварийные службы, "скорая помощь", милиция, пожарные автоматически вызывают "Центроспас". Кроме того, в центре экстренной медицинской помощи постоянно дежурит вертолет "Центроспаса" БО-105 с врачом на борту или БК-117 — с врачом и фельдшером.