"Арт-Манеж", ЦДХ, "Риджина", "Дизайн-99" — ну и, как достойное увенчание, Музей современного искусства. Неделя кончилась тем, что мне приснился Церетели, возмущенный и обиженный. Как он ругался!
— Музей открыл? Опять плохо? Что плохо? Усадьба, а? Большая, красивая, ремонт сделал. Ни одной моей работы нет. Слушай, самому обидно было — меня что, нет сегодня, что ли! Хорошо, меня нет. Шагал есть? Кандинский есть? Ван Гог есть! Маленький? Ты найди большой Ван Гог — купим! Ты вот такую фигульку его найди — я на тебя посмотрю! Не современно? Хорошо — мебель поп-арт есть? Ты когда-нибудь мебель поп-арт видел? Булатов есть! Плохой? Ты Булатов хороший видел? Да он весь такой! Какое такое церетели-лужковское искусство? Ты себе представляешь, чтобы Юрий Михайлович сел на поп-арт кресло и на Булатова смотрел? Он терпеть не может! Это ты любишь, это я люблю, а он совсем ни минуты терпеть не может! Что вы написали — системы нет! Ты сам понимаешь, о чем говоришь? Какая система, я тебя спрашиваю?
Я проснулся в ужасе. Системы не было. То есть она была, но испортилась. Мы говорили "современное искусство", подразумевали "не Церетели". Мы говорили "не Церетели", подразумевали "современное искусство". Наш противник нам изменил.
Я ходил по закрывающемуся "Арт-Манежу" и пытался вырастить систему внутри себя. Результаты чудовищны. Вот, скажем, какой-нибудь художник что-то умеет. Форма, композиция, цвет — красиво у него получается. Хожу, тоскую — не нравится. Салон. Рядом радикальное — в тебя монументально плюются крупными шмотками воды. Сам стоишь за плексигласовым шитом, так что не мокро, а только обидно. Пытаюсь вырастить внутри себя удовольствие — не идет. Муть какая-то, некрасиво.
Система такая: когда красиво — не нравится, потому что салон, когда не салон, не нравится, потому что некрасиво. Когда некрасиво и не нравится — это современное искусство, надо бороться за, когда красиво и нравится — это даже не вчерашний день, надо бороться с этим.
На тему есть два мифа. Один называется деньги. Сегодня вкладываешь в картину два рубля, потом получаешь два миллиона долларов. Как с Ван Гогом получилось. Это сегодня кажется, что художник Пономарев просто плюется, каждый его плевок будет на вес золота, когда он наконец утонет.
Второй называется свобода. Современное искусство — это лакмусовая бумажка свободы, как только его зажимают — значит, в обществе что-то не в порядке. Надо поддерживать, чтобы все было в порядке. Трудно, конечно, поддерживать, когда не зажимают, но надо — в порядке профилактики грядущего беспорядка. Правда, когда в обществе все в порядке, на роль лакмусовой бумажки появляются конкуренты. Дауны, сексуальные меньшинства, животные — их надо защищать, что утягивает деньги из благотворительных фондов. Но мы с ними тоже конкурируем, создавая искусство даунов, сексуальных меньшинств и животных. Следуя этой логике, в ближайшее время у нас появятся выставки других социально обделенных — искусства врачей и учителей.
Два эти мифа — деньги и свобода — одновременно две базовых категории современного буржуазного общества. Что и доказывает современность современного искусства. Беда в том, что, когда никто не прижимает, один миф перестает конвертироваться в другой. Ведь единственная форма свободы, которая остается в этом случае, это свобода от денег. Получается два искусства — одно красивое, второе радикальное. Одно — которое завтра будет стоить дороже, чем сегодня, второе — которое отстаивает свободу от общества, чтобы постоянно проверять, как общество относится к свободе.
Беда в том, что очень хочется кушать. Свобода от денег — это вам не на "Мерседесе" ездить. Но мы не изверги. Отсюда главная задача критика — это вырастить врага, чтобы зажимал. Как только он выращен, наш мир сразу становится несвободным, а искусство, которое отстаивает свободу в несвободном мире, уже можно менять на деньги в мире свободном.
Церетели открыл Музей современного искусства — какая засада!