The century that murdered peace
Столетие, которое убило мир


       Глядя на кровавый рассвет нового тысячелетия, ДЖОНАТАН СТИЛ предсказывает, что мир не сможет прервать бесконечную вереницу войн и страданий, из-за которых XX столетие можно назвать веком варварства: ужасы Косово стали кульминацией года, отмеченного беспрестанной бойней.
       
       "Наше столетие,— отмечает Эрик Хобсбом,— несомненно, стало веком, наиболее жестоким из известных истории по масштабам, частоте и размаху переполнивших его войн". Но даже этот выдающийся историк не мог предположить пять лет назад, когда он выносил свой приговор нашему времени, что мы будем продираться к концу века сквозь такую плотную кровавую пелену.
       Артиллерийские снаряды смертоносным ливнем обрушились на 40 тысяч человек, попавших в ловушку в чеченской столице городе Грозном, городе развалин, до сих пор не оправившемся от русского штурма 1994 года. На полуиссохшей возвышенности Африканского Рога полмиллиона эфиопских и эритрейских новобранцев, засев в пропыленных окопах, противостоят друг другу, повторяя трагедию первой мировой войны. Около 50 тысяч из них уже отправились на небеса за полтора года конфликта, развязанного их лидерами.
       К юго-востоку от этих мест Жонас Савимби, самый крупный из ныне здравствующих военных преступников Африки, вот уже 25 лет не подчиняющийся ни избранному правительству Анголы, ни уговорам ООН, и по сей день добавляет новые трупы к 800 тысячам погибших в региональном конфликте.
       На Шри-Ланке, о которой все почти забыли из-за жесткой цензуры прессы, "Тамильские тигры" совсем недавно убили несколько сотен солдат правительственных войск в ходе новой вспышки вооруженной борьбы за независимость, длящейся уже 16 лет. В Восточном Тиморе разрушенные поселения только сейчас начали оживать после безумия этнических чисток, произведенных в августе индонезийскими войсками и их приспешниками.
       В этом году подобие "настоящего" фронта появилось лишь на индо-пакистанской границе, где две новоявленные азиатские ядерные державы вступили было в схватку, но затем согласились прекратить огонь.
       Однако наиболее весомый из перечня военных конфликтов этого года вспыхнул в Европе. На Косово одна за другой накатывались волны безжалостных этнических чисток, которые по своим масштабам превзошли даже военные преступления в Боснии середины 90-х. Затем произошла воздушная война НАТО против суверенного государства, первая за 50 лет существования альянса.
       Ее последствия сказываются на нас и сейчас. Борис Ельцин на прошлой неделе слетал в Пекин с тем, чтобы подписать совместное российско-китайское заявление, осуждающее США. Напомнив всему миру о том, что они владеют ядерным оружием, две страны обвинили Билла Клинтона во вмешательстве в чеченские дела и использовании проблемы Косово в целях "диктата своей воли всему миру". Они утверждают, что вмешательство под предлогом защиты прав человека является маскировкой для односторонних вооруженных акций, предпринимаемых по прихоти США.
       Итак, 1999 год стал наиболее убийственным годом второй половины наиболее убийственного века. Редкое столетие заканчивалось так ужасно.
       Сравните его с предыдущим веком и почувствуйте разницу. В 1899 году Великобритания была вовлечена в Бурскую войну, вооруженную кампанию, развязанную ее генералами с поразительным легкомыслием. Они глупо просчитались, недооценив силу боевого духа африканеров. В 1898 году Испания и США вступили в войну из-за Кубы, а британские войска нанесли ощутимые удары по суданцам при Омдурмане, продемонстрировав превосходство стрелкового оружия над легко вооруженным противником, которое не может сравниться с ужасом подавляющего превосходства русской артиллерии и ВВС в Чечне.
       Однако эти краткосрочные имперские войны конца XIX века были исключением на фоне всеобщего мира и растущего благоденствия, которым, казалось тогда, ничто не угрожает. Но прошло каких-то десять лет, и мир был потрясен новой войной. Неудивительно, что историк Хобсбом назвал 1914 год отправной точкой своего "укороченного" XX века.
       Наступила катастрофа двух мировых войн, варварство холокоста и смертельно опасное балансирование на грани конфликта в течение 40 лет "холодной войны". Когда она окончилась в 1989 году, совершенно естественно возродился старый добрый оптимизм. Вопреки всем тяжким испытаниям люди продолжают питать надежды на долгожданный прочный мир. Увы, тщетные.
       Одним из самых пронзительных моментов 1999 года стала встреча трех бывших лидеров периода "холодной войны" — Джорджа Буша, Гельмута Коля и Михаила Горбачева, происшедшая в прошлом месяце в Берлине. Они прибыли туда, чтобы отпраздновать юбилей крушения Стены, и предполагалось, что праздничное настроение будет всеохватывающим. Но в один из моментов самовосхвалительных мероприятий Горбачев вдруг отважился спросить: "Джордж, а где же тот новый мировой порядок, который ты обещал?"
       В самом деле, где? Лишь редкие единицы начнут жизнь в новом столетии с таким же запасом оптимизма, каким обладали наши прадеды, начиная нынешний век, но правы ли мы, погружаясь в полную беспросветность? Неужели мы вновь возвратились к варварству? Неужели концепция общественного прогресса полностью дискредитирована, несмотря на то что технологический прогресс, похоже, неудержим в своем поступательном движении?
       Обескураживает не только количество войн, ведущихся в настоящий момент, но и методы их ведения. Все чаще войны вспыхивают в рамках одного государства, а не между странами. В основном гибнут гражданские лица, а не солдаты. В потрясающей книге, опубликованной недавно,— "Старые и новые войны" (издательство Polity Press) — ее автор Мэри Кэлдор отмечает, что в начале нашего столетия соотношение военных и гражданских жертв было 8:1. В войнах 90-х годов стало 1:8.
       В Африке к югу от Сахары мы наблюдаем страны, которые недавно стали называть "несостоявшиеся государства",— добившиеся политической независимости от своих колониальных хозяев в 50-60-е годы, но затем скатившиеся в бездну коррупции, анархии и бесконечных междоусобиц. Их правительства потеряли политический авторитет строителей новых наций, в частности по причине требований западных кредиторов выплатить долги и произвести политику "структурных изменений", которая урезает финансирование здравоохранения и образования, а также сокращает рабочие места.
       Война была "приватизирована", поскольку появились наемники, повстанцы, проштрафившиеся офицеры и бандиты, ухватившиеся за возможность нажиться на закате государственности. Типичным признаком государства была его монополия на насилие: оно само контролировало полицию и армию. Теперь это в прошлом — наподобие того, как все большее количество молодых и очень молодых людей крайне рано теряют невинность, втягиваясь в военные действия. Для бедняков "калашников" стал неким подобием спортивного автомобиля.
       На Кавказе, в Средней Азии и в некоторых частях Балкан крах коммунизма и его обращенной в будущее идеологии оставил после себя вакуум, который заполнился тем, что Кэлдор назвала политикой идентичности. В то время как две мировые войны разразились по геополитическим и идеологическим причинам, новые войны ведутся на узкой основе борьбы за местную исключительность. Выдвигаются лидеры, претендующие на власть, основанную на определенной этнической, лингвистической или религиозной специфике. Они ретрограды, поскольку пытаются вдохновить своих последователей "идеализированной, ностальгической картиной прошлого": "Если бы мы, сербы, смогли вернуться к мирным устоям средневекового Косово, где было много монастырей и ни единого албанца..."
       Одни авторы называют войны 90-х годов постмодернистскими. Другие описывают их как войны "вырожденческие", поскольку национальные армии, воюющие за территориальные приобретения, исчезли. Кэлдор называет эти конфликты новыми войнами, ведь несмотря на примитивность способов их ведения, с использованием жестокостей и массовых убийств, они могут быть поняты лишь в контексте глобализации. Дело не только в том, что полевые командиры разъезжают на "мерседесах" и звонят по сотовым телефонам. Крах государственности происходит по причине разрушения национальных экономик и потери суверенитета в пользу глобального капитала.
       К категории "новых войн" Кэлдор относит и "высокотехнологичную" войну, которая на пентагоновском жаргоне называется "революция военного дела". Кэлдор пишет: "Предпочитаемый способ боевых действий — впечатляющие бомбардировки, которые напоминают публике классическую войну, но имеют с ней мало общего на грешной земле".
       В другой недавно вышедшей книге, "Революция и мировая политика" (издательство McMillan), Фред Хэллидей рассматривает взаимоотношения между войной и революцией в этом столетии. Главной причиной большого количества войн он считает многочисленные революции. Хэллидей анализирует парадокс, согласно которому революционное мышление и интернационализм часто ассоциируются с пацифистскими идеями и оппозицией войне, но при этом почти всегда провоцируют войну.
       Дело в том, что тот, кто претендует на роль хранителя мирового порядки, рассматривает любую революцию как подрывное явление. Она провоцирует реакцию, и затем контрреволюция предпринимает ряд враждебных шагов и действий, которые рано или поздно приводят к войне, "горячей" или "холодной".
       Что нам принесут войны следующего столетия? Конец коммунистического эксперимента в Советском Союзе, открытие и "капитализация" экономики Китая уничтожили два гигантских мотора революции, что убрало наибольшую угрозу войны.
       Но бесконечной чередой возникают "новые войны", и их гораздо труднее остановить, чем войны старые. И если никто не смог предугадать воинственного характера 90-х, то просто глупо гадать, что нам предстоит пережить в следующем десятилетии, не говоря уже о грядущем веке.
       Хэллидей цитирует известное высказывание Льва Троцкого о том, что капиталистическое развитие объединяет мир, но крайне неравноправным и непоследовательным образом. Предсказание этого человека, погибшего за полвека до начала глобализации, поразительно точно. В современном сознании вывод о том, что глобализация порождает резкие противоречия, стал уже общим местом. С одной стороны, она интегрирует, с другой — фрагментирует. Она уподобляет и порождает разнообразие. Несмотря на сохраняющееся индивидуальное и региональное неравноправие, растет глобальная взаимозависимость.
       Декабрьские беспорядки в Сиэтле могут оказаться для следующего века весьма дурным примером для подражания. Они подтвердили не только то, что западная молодежь далеко не аполитична, но и то, что идеализм предыдущих поколений возрождается в новых условиях. Они также обозначили возможные пути возникновения новых конфликтов: свободная или честная торговля, как сочетать экономический рост и сохранность окружающей среды, как регулировать капитал и возродить авторитет государственной власти.
       Те, кто некогда праздновал закат традиционной истории и политиканства, оказались не правы. И если кто-либо еще верит, что следующий век положит конец войне, то скоро его ждет разочарование.
       
       Перевел АЛЕКСЕЙ Ъ-МАЛАХОВСКИЙ
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...