Барри Гай: архитектура как дисциплина много дает моим музыкальным работам

Контрабасист и композитор Барри Гай рассказал Григорию Дурново о своей роли в Aurora Trio, и о взаимосвязях — как между современной импровизационной и старинной музыкой, так и между разными видами искусства.

Прежде всего, какой вам видится ваша роль в Aurora Trio? Что вы можете сказать о своих партнерах, Агусти Фернандесе и Рамоне Лопесе? Вы играли в разных фортепианных трио, можно ли их сравнить друг с другом?
– Думаю, я сначала отвечу на последний вопрос. Насколько я могу судить, у каждого фортепианного трио есть свои индивидуальные черты, соответствующие тому, какие музыканты в них играют, и, в частности, пианистическим идеям. Музыкальное направление вырастает из взаимопонимания между участниками и общей концепции. Мне сложно сравнивать разные трио, в которых я играл: каждое было уникальным сочетанием личностей. Aurora Trio основал Агусти Фернандес, который пригласил нас с Рамоном Лопесом. У него были определенные четкие идеи, касающиеся звучания, и уже много лет трио являет собой плод чудесного сотрудничества. Мы друг друга действительно очень уважаем, и поэтому, когда мы играем вместе, перед нами открывается огромный простор для творчества.

Видите ли вы глубинную связь между подходом к исполнению старинной музыки и подходом к исполнению современной импровизационной музыки?
— Связь очевидная, она касается импровизации. Большая часть старинной музыки предполагала импровизацию, основанную на цифрованном басе или гармонической последовательности. Это похоже на импровизацию на основе гармонических переходов в традиционных джазовых пьесах. Некоторые участники старинных музыкальных ансамблей часто профессионально импровизировали в соответствии с правилами и практикой того времени. В некоторых произведениях, сохранившихся до наших времен, очень простая нотация, и искусство заключается в том, чтобы извлекать различные возможности из минимума материала. В более поздней музыке, например эпохи романтизма или современности, не было поля для импровизации, поскольку композитор стал властителем произведения. Мне посчастливилось играть в ансамблях аутентичной музыки, например The Academy Of Ancient Music, и я по-прежнему играю произведения некоторых старинных композиторов со своей женой Майей Хомбургер, замечательной барочной скрипачкой, которая специализируется на музыке Баха и Генриха Игнаца Франца фон Бибера.

Вы исполняли и произведения классических композиторов более позднего времени. Не думали ли вы когда-нибудь организовать проект, в котором классическая музыка, например Бетховена, сочеталась бы с импровизационной, или поучаствовать в таком проекте?
— Нет. В каком-то смысле музыка Бетховена настолько полна с точки зрения оркестровки и концепции, что я никогда не думал о том, чтобы вторгнуться в пространство этого композитора-новатора. Однако я с огромным удовольствием дважды принял участие в записи девяти симфоний Бетховена — один раз с The London Classical Players под управлением Роджера Норрингтона, другой — с The Academy Of Ancient Music, дирижировал Кристофер Хогвуд. Эти записи позволили мне приобщиться к духу и мощи Бетховена и доставили наслаждение, не подсказав никаких дополнительных музыкальных идей. Но я знаю, что были проекты, использовавшие музыку Бетховена как отправную точку.

Помогают ли вам сочинять музыку ваши навыки архитектора?
— Я занимался архитектурой в конце 1960-х. Работал три года, занимался в основном реставрацией старых зданий. Навыки, приобретенные в то время, у меня сохранились и сегодня обнаруживаются в графических партитурах. У меня по-прежнему есть кульман, чертежный прибор и все, что обычно бывает в архитектурном бюро. Кроме того, у меня большая библиотека книг и журналов об архитектуре. Я нахожу, что архитектура как дисциплина много дает моим музыкальным работам. Все, что связано с конструкцией, даже образцы строительных материалов, побуждает меня оценивать музыкальные элементы, над которыми я работаю. На мою музыку влияет и живопись — в области структуры и игры цвета. Например, партитуру для композиции «Un Coup de Des» для Hilliard Ensemble я создавал, используя в качестве источников вдохновения два здания — одно британского архитектора Ричарда Роджерса, а другое — американца Питера Айзенмана.

Могли бы вы рассказать о своих ближайших планах?
— Я как раз сейчас начинаю работу над проектом, который называется «The Blue Shroud» («Голубой покров»). В его основе — картина Пабло Пикассо «Герника». Как вы знаете, это полотно, один из символов искусства XX века, посвящено городку, разбомбленному в 1937 году немецкой авиацией по просьбе Франко. Испанское республиканское правительство попросило Пикассо написать фреску для испанского павильона на Всемирной выставке в Париже. Но есть и еще один удивительный факт, касающийся «Герники». Гобелен с копией картины был передан Организации Объединенных Наций в дар от жены Нельсона Рокфеллера после ее смерти и висел в коридоре у входа в комнату, где заседает Совет Безопасности. В феврале 2003 года государственный секретарь США Колин Пауэлл должен был выступать по телевидению с пресс-конференцией, посвященной вероятному военному вторжению в Ирак. И в последний момент кто-то из представителей американской делегации или прессы обнаружил, что гобелен будет виден телезрителям. Следы побоища, разрушения, огонь и мертвые тела — все это создаст у зрителей неприятное впечатление. Быстро была найдена голубая ткань с символикой ООН, чтобы убрать раздражающий образ. Это лицемерие стало поводом для создания нового произведения, которое я сейчас пишу и должен закончить в 2015 году. Я планирую, что его будет исполнять ансамбль из 14 музыкантов, выдающихся импровизаторов и одновременно профессионально восприимчивых к барочной музыке.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...