В Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина открылся ежегодный фестиваль "Декабрьские вечера". По сравнению с предыдущими восемнадцатью он заметно посвежел, может, потому, что освободился от прежних пристрастий.
Невзирая на элитную репутацию, "Декабрьские вечера" последние годы воспринимались блеклой копией себя самих — это ни для кого не секрет. Первоначальная концепция музыкального салона очевидно вырождалась в презентацию музыкантов рихтеровского круга, а диктуемые этим кругом предпочтения, увы, не всегда соответствовали живой интонации предрождественского праздника. После смерти Рихтера фестиваль инертно двигался в фарватере придуманных им программ, окончательно теряя остатки европейского лоска. Красота независимого творческого мнения поглощалась собственническим пафосом: мы первый год без Рихтера... второй год...
В этом году пафос исчез. Художественному руководителю "Вечеров" Юрию Башмету достало вкуса положиться на бессменного куратора по музыке Инну Прус, которую сегодня, вероятно, сильно удивит, что критики, ознакомившиеся с программами фестиваля, готовы признать ее самым лучшим и самым грамотным составителем концертного цикла.
Элегантная концепция девятнадцатого музыкального декабря в ГМИИ концентрируется вокруг проблемы исполнительского уникума в крайностях старинной и современной музыки. От старины представлено не канонически общеупотребимое, а музейно конкретное: чудные европейские аутентисты (в первую очередь превосходное сопрано Эмма Керкби и The King`s Consort). А от современности — не статусно коммерческое, но лабораторно радикальное: Алексей Любимов и "Академия старинной музыки" Татьяны Гринденко.
Сопоставление европейских анонимов X-XIII веков с их концептуальными продолжателями, нашими современниками Арво Пяртом и Гией Канчели, украсило первый же концерт "Декабрьских вечеров", где выступал ансамбль Hortus musicus из Эстонии. Красота старинных одеяний, простодушные натуральные тембры и фольклорный тон исполнения говорили о том, что два традиционно разделяемых начала в музыке — профессионально-авторское и фольклорно-анонимное — слиты в новой органике. Когда увертюра к драме позднесредневекового Адама де ля Аля "Игра о Робене и Марион" звучит, словно индонезийский гамелан, а Missa syllabika Арво Пярта — как продолжение безымянных авторов X века, музыка удивляет сходством с религией, где общность важней разности, а иллюзия погружения в глубокий и цельный культовый слой прогоняет высокомерные аналитические соблазны. Единственной музыкальной реальностью становится лишь исполнитель.
Одиннадцать музыкантов Hortus musicus — некогда первые в СССР действительные знатоки старинной музыки. Кроме точной игры и обширного репертуара, они радуют нерастраченным за 30-летнюю практику азартом исполнения. Любопытно, что написанный специально для них Magnum ignotium Гии Канчели заставил даже такого продвинутого и конвертируемого композитора встать в позу анонима. Намеком на авторство в его двадцатиминутной пьесе стала лишь участвующая в партитуре магнитофонная лента с грузинской псалмодией, застольным пением и звоном колоколов.
Открытие "Декабрьских вечеров" совпало с первой неделей адвента — приготовлений к католическому Рождеству. На Западе в это время зажигают первые свечи на венках, а на предпраздничных базарах раскупают веселых чертенят. Еще год назад никто бы не поверил, что на "Декабрьских вечерах" религиозное сойдется с народным и от этого всем будет только веселей. Но именно это и произошло. Вернув себе независимое творческое мнение, "Декабрьские вечера" вновь стали казаться самым цивилизованным и европейским из фестивалей Москвы.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ