Премьера / кино
Кира Муратова дает зрителю возможность самому разобраться в хитросплетениях сюжетных линий в фильме «Вечное возвращение»
В прокат вышел фильм "Вечное возвращение", самим своим названием расшифровывающий природу творчества Киры Муратовой. А заодно и природу творчества вообще, полагает АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
У Муратовой трагические картины чередуются с легкими, шутовскими. Предыдущая — "Мелодия для шарманки" — была беспросветной и безнадежной. Концентрация мрака в той рождественской псевдосказке об умирающих беспризорных детях была столь велика, что неизбежно, по закону цикличности, должна была последовать комедия или что-то вроде. Она и последовала — горькая, мизантропическая, но все же комедия.
"Вечное возвращение" — своего рода шутка гения, вдохновленного "легкой музой". Когда год назад прошла мировая премьера картины на фестивале в Риме, Кира Георгиевна вспомнила мою давнюю статью о ее фильме "Увлеченья", которая так и называлась — "Легкая муза". Да, она к ней вернулась. Скетч с условными масками и гэгами, настоящий актерский парад-алле разыгрывают патентованные муратовские артисты — от ее любимых одесских земляков (Наталья Бузько, Георгий Делиев, Леонид Кушнир) до таких российских мегазвезд, как Олег Табаков (в хипповом парике!), Алла Демидова, Рената Литвинова и Сергей Маковецкий.
Все это не выглядит как фильм-история с началом, серединой и концом. На экране — фрагменты кинопроб, оставшихся от некоего режиссера, которые после его внезапной смерти продюсер пытается во что бы то ни стало втюхать потенциальному лоху-финансисту, далекому от искусства сахарозаводчику, чтобы "развести" его и продолжить проект. Здесь явно ощущается личный опыт Муратовой в ее отношениях с продюсерами и инвесторами, тем более что в этой части фильма играют ее внук Антон Муратов и ее продюсер Олег Кохан: обоих она знает как облупленных, и это сообщает финальным сценам фильма, снятым в цвете, какую-то особенную интимность.
А до этого без конца идут черно-белые кинопробы: они повторяют один и тот же сюжет, только с разными исполнителями. К женщине в дом нежданно-негаданно приходит мужчина, он командировочный, когда-то они учились вместе на одном курсе, фамилия Сергеев, то ли Олег, то ли Юра, и вот он решил ее навестить. Но вместо общих воспоминаний или дежурного интереса ("Как живешь?") гость с разбегу требует совета, каким образом поделить себя между женой и любовницей. Ему кажется, что его ситуация уникальна: жену Люсю он любит, но и Людочку тоже любит, извольте выдать рецепт счастья. Хозяйка дома удивлена, тем более что наглец еще и обвиняет ее в черствости, неделикатности. Женщина раздражается, пытается выгнать незваного визитера, в конце концов он уходит. Но ненадолго — вскоре опять заявляется. Даже когда по телевизору проходит информация, что некий командировочный повесился в местной гостинице в своем номере, это ложная развязка. Убился кто-то другой, а наш герой жив-здоров — значит, грядет вечное возвращение. А когда сюжет с одними исполнителями все же обрывается, он немедленно включается опять — с другими артистами: новая кинопроба. И так без передышки.
От неустанного повторения одних и тех же ситуаций и реплик теряется главный смысл пресловутой новеллы о командировочном, зато расцветают отличия, нюансы, детали. Не только такие очевидные и рассчитанные на эффект, как парик Табакова. Стоит, например, Демидовой включить свою королевскую интонацию или даже малоизвестной исполнительнице на два слова отклониться от текста, мы тут же воспринимаем это как нечто значимое. Так же значимы простые и в то же время диковинные интерьеры, созданные Евгением Голубенко и задающие каждой кинопробе своей особый контекст.
Название фильма восходит к Ницше и Вагнеру с его "Тристаном и Изольдой", а если оставаться в сфере кино — к поэтической мелодраме "Вечное возвращение" по сценарию Жана Кокто, в основе которой та же древняя легенда. Когда-то в детстве Муратова любила эту картину, как позднее любила полные глобального трагизма фильмы Бергмана,— а потом разлюбила. Ее ранние ленты были, по ее собственному выражению, "провинциальными мелодрамами"; начиная с "Астенического синдрома", она предстает как режиссер современной трагедии. Однако трагедия в сегодняшнем мире от частого повторения и тиражирования неизбежно обращается комедией. И если даже мы обзовем ее трагикомедией, ударение все равно будет на второй части слова.
Трагикомедию о горестной природе кинотворчества, зависимого от тысяч банальных обстоятельств, Муратова перебивает моментами убийственного абсурда. Так что, когда на показе в Риме в финале возник несинхрон, и реплики одних персонажей оказались в устах других, даже профессионалы на миг обманулись, подумав, нет ли здесь художественного умысла. Но кроме абсурда, в фильме много пронзительной меланхолии, она идет от ностальгических мелодий Петра Лещенко и ранних записей Земфиры, исполняющей "Песенку герцога" Верди о склонной к измене красавице: она несколько раз врывается в картину, словно заело старую пластинку. Вечное возвращение всего и вся. Апофеозом же меланхолии становится героиня Ренаты Литвиновой, возлежащая на тигрового окраса мещанской подушке,— красота, раздавленная пошлостью. Или торжествующая над ней.