Норвежское скандальное

Анна Толстова о выставке Хьяртана Шлеттемарка в Осло

Как пишут в биографиях, Хьяртан Шлеттемарк родился в простой крестьянской семье. В простой крестьянской семье он был самым младшим из четырех детей, и унаследовать семейный бизнес — ферму Шлеттемарк в Согн-ог-Фьюране — ему не светило. Лет семи от роду он случайно услыхал родительский разговор: простые норвежские крестьяне, устав от своих крестьянских забот, толковали о том, что лучшая в мире профессия — это художник, потому что художники не работают, а наслаждаются жизнью. Хьяртан любил рисовать и был сообразительный мальчик. После школы он поехал в Осло — отучился в Национальной академии ремесел и дизайна и пошел в Академию художеств. Подрабатывал ночным портье, и среди постояльцев в отеле оказалась одна шведская художница, открывшая ему, что в консервативной Норвегии, где всех меряют Эдвардом Мунком, жизни нет, в Швеции же — авангард и либерализм. Сообразительный мальчик собрал чемодан и на следующий день отправился в Стокгольм — поступать в Королевскую академию.

В Осло середины 1960-х он — с живописью цветового поля, акрилом вместо масла и поп-артистскими ассамбляжами, живописными рельефами, где форма лепилась уже не краской, а пластмассами,— выглядел форменным радикалом. В мае 1965-го авангардист шведской выучки удостоился большой чести: его ассамбляж был выбран в качестве "картины месяца", каковые Общество молодых художников регулярно выставляло на всеобщее обозрение в самом центре Осло — в витрине на площади возле парламента. Ассамбляж не продержался и пары недель — витрину разбили, работу измазали красной краской, белая поверхность не поддавалась реставрации, и растерянному автору предложили выставить что-то другое. Тут-то и начинается история самого знаменитого — после Мунка — норвежского художника Хьяртана Шлеттемарка. Политического поневоле художника, норвежского Бойса, чья ретроспектива в Музее современного искусства Осло метко названа "Искусство быть искусством".

«Уроки падения», 1969 год

Фото: Hans Esselius

В те дни первые полосы многих норвежских газет заполнили фотографии из Вьетнама: дети, сожженные напалмом. Хьяртан Шлеттемарк, и так-то переживавший психологическую травму из-за вандалов, газеты читал, и душа его страданиями человечества уязвлена стала. Во всю ширь ассамбляжа, выставленного взамен попорченного, разевался огромный алый рот, из которого вырывалось слово "Вьетнам" и в котором можно было различить скомканный, словно бы пережеванный американский флаг. Публицистическое произведение художника на грани нервного срыва называлось "По сообщениям из Вьетнама. Детей поливают напалмом, их кожа чернеет, они умирают" и подняло целую бурю в прессе. Пресса плавно переходила от вопроса, поддерживать ли американцев во Вьетнаме и можно ли издеваться над флагом США, к более общему — какого рожна мы терпим эту погань, то есть современное искусство. Со времен Мунка тихая Норвегия не знала большего художественного скандала. Ассамбляж демонстрировали в Осло и Ставангере, и за время обеих выставок на него покушались четыре раза — с ножом, топором и пятикилограммовым камнем за пазухой, даром что провокационную работу охраняли двое полицейских. В результате последнего нападения ассамбляж превратился в кашу, которую все же приобрела одна антивоенная норвежская организация — Шлеттемарк перевел деньги в фонд жертв вьетнамской войны и попросил шведского гражданства.

Он не выбирал "политическую" карьеру — так получилось, время было такое: "Флюксус", Бойс, 1968-й. Таинственным образом ретроспектива в жанре агиографии передает этот дух, складываясь в большой коллаж из коллажных работ Шлеттемарка — фильмов, фотографий, плакатов, костюмов, объектов и инсталляций, оставшихся от перформансов, вернее, от одного бесконечного перформанса. Первые годы шведской эмиграции он весело проводил в Стокгольме, выступая в экспериментальной галерее Observatorium на пару с товарищем, музыкантом-шаманом Робертом Яппиненом. Волны "Флюксуса" дошли и до Швеции — Шлеттемарк и Яппинен занялись "реализмом", то есть натурально поселились в галерее, провозгласив все, что внутри, искусством и прося зрителей, ежели их угораздило прийти в Observatorium, когда художники спят, не включать свет и осматривать экспозицию с карманными фонариками. Вьетнамская тема не оставляла: так, во "Второй реалистической симфонии" Яппинен поливал Шлеттемарка, одетого в специальный костюм и маску президента Линдона Джонсона, цветными полимерными смесями, которые, как и напалм, производила компания DOW Chemical. Перформанс с цветными полимерами был не только расставанием с живописью — Шлеттемарк прощался с лярпурлярничаньем учителей-модернистов, посылая ко всем чертям идею чистого искусства.

«Полицейский, сосущий большой палец», 1978 год

Фото: Hans Esselius

Надо ли объяснять, что это было сугубо некоммерческое искусство, и однажды, когда Шлеттемарк пришел в социальную службу за пособием, прося денег на хлеб и пластмассу, его упекли в психушку. Надо ли объяснять, что из всего — из психиатрического освидетельствования, медицинской канцелярщины и даже прописанных ему таблеток — он смог сделать искусство, "антипсихиатрическое искусство". Например, давал "Уроки падания" в парке Витаберг, балансируя на канате с шестом из рекламы успокоительного, свернутой в трубочку. И в итоге породил общественную дискуссию, приведшую к смягчению карательных методов шведской психиатрии. Впрочем, в тюрьме Шлеттемарк тоже успел посидеть — в одной камере с парнями из "Черных пантер": собирался отпраздновать "алжирскую свадьбу", поехал за гашишем в Копенгаген и был пойман на таможне. Из этой и других историй родился его "коп-арт": садо-мазо-карикатуры на полицейских, засовывающих себе дубинки сами догадайтесь куда, уморительные объекты и перформансы, где Шлеттемарк (Дмитрий Александрович Пригов в те же годы примерял маску "милицанера") предстает этаким полицай-нацистом в очках с оправой из колючей проволоки. Нет, конечно, "норвежский Бойс" не ставил цели излечить нацию художественным шаманизмом — его образ и партизанские методы были совсем другими: героическое противостояние маленького, но остроумного человека государству, его полицейской, психиатрической, бюрократической и культурной машинам подавления свободы.

Шлеттемарка выселяли из квартиры за неуплату — он давал перевозчикам своих пожитков адрес Музея современного искусства. В Музее современного искусства ему отказывали в политическом убежище и обещали подыскать жилье — он вселялся в гранд-отель и просил слать счета музейному директору. Шведские власти обменивали старые удостоверения личности на новые — Шлеттемарк оклеивал Стокгольм весьма артистическими объявлениям, убедительно рассказывающими, что радиоактивный чип в новых документах приводит к импотенции. Общество потребления брало свое, и городское пространство заполонялось рекламой — Шлеттемарк распространял альтернативную, вклеивая коллажи с физиономией президента Ричарда Никсона в постеры шведского кофейного монополиста Gevalia: в годы войны во Вьетнаме политически грамотные шведы, считая, что кофе — напиток американский, перешли на зеленый чай из солидарности с вьетнамцами, а в 1971-м Gevalia перекупила одна выпускавшая также и напалм фирма. Никсоновские постеры, которые Шлеттемарк продавал на улицах по кроне за штуку, потому что искусство должно принадлежать народу, вывешены в залах музея уорхоловскими иконостасами, и это настоящие комнаты смеха. Шлеттемарку понадобился заграничный паспорт — фото должно было отвечать ряду бюрократических требований: лицо серьезное, одежда пристойная, все строго фронтально. Сняться в таком виде у него никак не получалось, но выход был найден: мастерство ретушера — и бородатая гномоподобная личность Шлеттемарка срослась с угрюмой физиономией его личного врага Никсона. Официальные ведомства ни на минуту не усомнились, что на фотографии изображен кто-то другой, шлепнув все положенные печати на бумажку. Оригинал этого "Никсоновского паспорта" выставлен вместе с интерактивным аттракционом: любой желающий может сфотографироваться в винтажной кабинке, сливаясь с образом 37-го американского президента. Шлеттемарку приходило уведомление из социальных служб с опечаткой, где вместо "прием клиентов" в извещении значилось "прием собак",— Шлеттемарк шил себе костюм белого пуделя и являлся на прием чуть ли не на четырех лапах. Этот костюм пригодился ему еще не раз — скажем, в перформансе в Кунстхалле Мальме на выставке Мунка. На открытие выставки в Мальме из Осло приехал директор музея Мунка и держал прочувствованную речь о свободе художника и необходимости толерантного к нему отношения — в самый патетический момент к нему подскочил одетый пуделем Шлеттемарк и начал обнюхивать бумажку с речью. Свободного художника толерантно вышвырнула полиция, вызванная оратором.

«Multi» из серии с Никсоном, 1973-1974 годы

Фото: The National Museum

В 1980-е отношение к Хьяртану Шлеттемарку — он теперь звался KjARTan — начало меняться: постепенно он стал превращаться в нового скандинавского классика. Но и сам он стал меняться тоже: его поздние цветочные серии, костюмы к перформансам, композиции с манекенами-марионетками, мусорные скульптуры и автопортреты в образе Мэрилин не производят того впечатления, что ранние, зачастую оставшиеся лишь в скверной документации работы. Может быть, оттого, что искусство сопротивления нуждается в противодействии и погибает в его отсутствие. Может быть, оттого, что старость. Устав бороться с государством, он решил учредить собственное — Хьяртанистан. Гражданство вместе с паспортами особого дизайна давалось всем желающим. Девиз на гербе гласил: "Злые сердца боятся искусства".

"Хьяртан Шлеттемарк. Искусство быть искусством". Музей современного искусства, Осло. До 23 февраля 2014 года

Анна Толстова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...