Исполнилось 140 лет Литературному фонду. История его — славная и странная. Такая только и может быть у организации, пережившей столько режимов и общественных потрясений.
Литфонд был образован в ноябре 1859 года по инициативе тогдашних литературных мэтров, авторов журналов "Современник", "Отечественные записки" и других. Несмотря на то что идея организованной взаимопомощи писателей носила явно разночинский характер, ее поддержали все известные русские писатели, в том числе дворянских кровей. Тургенев и Достоевский, Толстой и Гончаров, Некрасов и Майков — словом, все авторы "Родной речи" вместе создали Литфонд. Средства складывались из членских взносов и отчислений издателей книг, журналов и газет, а также доходов от спектаклей, концертов и прочих выступлений разных литературных знаменитостей.
Тратились же они главным образом на помощь писателям и их семьям: Литфонд помогал сыну Радищева, вдове Кюхельбекера, семье Белинского. Сила фонда была в том, что он стоял вне политики, вне борьбы литературных и политических направлений, вне национальных и сословных различий. В таком виде он и продолжал свое существование после революции — с чем советская власть мирилась до поры до времени, а потом возмутилась и сделала все по-своему.
В 1935 году был учрежден Литфонд СССР, со всеми приятными и не очень последствиями, которые сопутствовали ласкам системы. Так, знаменитые переделкинские дачи, которые были отстроены в начале 30-х годов по инициативе Максима Горького, сначала были писателям подарены. Затем новоиспеченных дачников обязали дачи подарить обратно — не государству, однако, а уже Литфонду. Вопрос, кому теперь принадлежит "этот рай", остается спорным, но именно Литфонд осуществляет ротацию обитателей: детишек и внучат былых классиков выселяя, новых же мастеров пера водворяя на лоно подмосковной природы.
Впрочем, эти 58 гектаров — важная, но не единственная часть имущества, нажитого за советские времена. Коммунисты, по бредовому завету Ленина считавшие литературу чем-то вроде тяжелой мозговой промышленности, оснастили писателей соответствующим образом — и вот, Литфонд управлял прегромоздким хозяйством.
У него есть поликлиники и дома творчества, книжная лавка писателей, типография — довольно всякого добра. Естественно, в последние годы Литфонд сотрясают скандалы: часть имущества отошла к Международному литфонду, что-то осталось при российском. Все это сложно, путано и не очень-то интересно. Важно другое — при бесконечных тяжбах, при неповоротливой бюрократической структуре Литфонд как был при советской власти, так и остается едва ли не единственной организацией, способной пусть слабенько, но помочь нуждающемуся литератору.
Насчет того, нужны или нет всякие писательские союзы, можно спорить. Насчет Литфонда спорить нечего: многие писатели доживают до старости; все поголовно болеют. То, что Литфонд, помимо судебной и богоугодной деятельности, развивает и кое-какие культурные инициативы — к его чести.
Сам я состою в Литфонде, хотя и не знаю в каком. Кое-чем пользовался, дважды побывал в поликлинике: один раз получал пропуск в нее, второй — стоял в очереди к зубному, да плюнул, поехал в платную. Однажды причастился переделкинских вдохновений: прожил месяц в Доме творчества, просто чтоб знать, что это такое. Увы, времена былой славы миновали: три писателя крестом сходились вечерами под пыльными столовскими пальмами, и оправданием угрюмых котлет было то, что их кушали не одни лишь литераторы, но, сдается мне, добрая половина окрестных деревенских жителей. Литфондовские угодья по-прежнему — центр, по-прежнему сохраняется в них аура сначала великой, а потом имитировавшей величие литературы. Жаль, что это так старомодно, что это работает так неэффективно. Но пусть хоть это остается: во всяком случае, я плачу членские взносы в Литфонд не без гордости.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ