Польский оскаровский комитет выдвинул на соискание премии Американской киноакадемии фильм "Пан Тадеуш" Анджея Вайды — экранизацию эпической поэмы Адама Мицкевича.
В Польше возбуждение. Газеты из номера в номер публикуют отклики на новый вайдовский фильм. Картина нравится всем — интеллектуалам и простым людям, пенсионерам и юнцам, работягам и гуманитариям, полякам и евреям (в толпе экранных персонажей есть тихая, но важная личность: корчмарь Янкель, о котором у Мицкевича сказано: он "родину любил как поляк"). За три дня проката "Пана Тадеуша" посмотрело 424 895 человек — абсолютный рекорд посещаемости польских кинотеатров за все 90-е годы. После премьеры в варшавском Большом театре, на которую сочли для себя обязательным явиться президент и глава правительства, волна премьер покатилась по городам Польши, чтобы обосноваться на экранах 162 кинотеатров. Фильм везде представляют актеры (в том числе наш Сергей Шакуров, отлично играющий Рыкова, капитана русских кирасиров). Вайда на своем пиру отсутствует: накануне премьеры он попал на операционный стол и только-только приходит в себя.
Не "Пан Тадеуш" прорвал многолетнее зрительское равнодушие к польским фильмам. Всего восемь месяцев назад публика с неменьшим ажиотажем начала смотреть "Огнем и мечом" Ежи Гофмана. И вот теперь ей сервировано новое роскошное угощение: лучшие артисты (Линда, Ольбрыхский, Шаполовская, Кондрат, Северын, Бинчицкий, входящий в массовый фавор молодой красавец Жебровский), лучший оператор (Эдельман), лучший кинохудожник (оскароносец Старский), лучший композитор (Киляр), лучший режиссер (Вайда). Наконец, лучший сценарист — сам Мицкевич. Один критик так и написал: "Мицкевич оказался прекрасным сценаристом, автором живых, остроумных диалогов".
Гофман и Вайда попали в десятку. Учтя склонность сегодняшнего массового зрителя к действенному, быстрому кино, они отыскали материал для таких фильмов в произведениях, входящих в национальный литературный канон. Гофман снял духоподъемную историческую эпопею с битвами, конными галопадами, заговорами и политическими интригами. Вайда перевел в зрелище огромный поэтический текст, который по аналогии с "Онегиным" можно назвать энциклопедией польской жизни и польских характеров. Видимо, по чему-то подобному вообще тоскуют души народов, порывающих с коммунистической антиутопией. Не так ли и Никита Михалков "Сибирским цирюльником" взывает к возлюбленной тени — прежнему порядку русской жизни, разумеется, тому, что живет в его представлении. "Пан Тадеуш" — это золотой сон об утраченной стране, это аркадия детства и миф о родине, где любовь и сарказм слились в сладком и мучительном единстве.
Все прежние фильмы Анджея Вайды на исторические сюжеты вызывали среди его соотечественников яростные споры. "Пепел" по Жеромскому, "Свадьба" по Выспянскому, "Земля обетованная" по Реймонту, "Дантон" по Пшибышевской воспевались и проклинались со страстью и накалом футбольных разборок. Симпатии и антипатии распределялись довольно четко: вайдовскими фанатами, как правило, были носители универсальных европейских взглядов, его противниками — ура-патриоты. "Пан Тадеуш" снял это противостояние. Фильм покорил всех. Возможно, потому, что он и сделан с тайной мечтой о единстве. Легальный антикоммунист, певец "Солидарности", классический Вайда исповедовал сплоченность как залог успеха в борьбе. Удрученный посткоммунистическим и постсолидарностным раздраем общества, режиссер взыскует сегодня единства как залога национального выживания. Зрители с готовностью присоединились к этой утопии.
Между тем фильм рассказывает о вражде и распре. Несколько поколений двух шляхетских родов, мелкопоместных и захудалых, ведут судебный спор из-за пришедшего в руины некогда пышного замка. Временами тупая тяжба взрывается кровавыми стычками, она опутана заговорами и интригами. На наших глазах разыгрывается драма польской анархии, столь же историческая, сколь и современная.
В центре событий всегда оказываются два персонажа: старый вояка, одержимый манией вечной мести, по имени Гервазий и монах-бернардинец ксендз Робак. Рубака-демагог Гервазий: лысый череп, рубцы от множества старых сабельных ран, зловещий прищур пронзительных глаз. Неправдоподобно преобразившийся Даниэль Ольбрыхский, возможно, сыграл здесь лучшую роль своей жизни. Возникающий всюду, где только собирается окрестный люд, ксендз неутомимо призывает бороться с русским царем. Перед смертью — в чисто романтической традиции — он открывает свое имя. И оказывается отцом заглавного героя — красавца улана Тадеуша. Его папашу округа запомнила как воинственного забияку, пролившего на этих землях море крови. На ложе смерти он призывает забыть распри. И как бывает в заветном сне, откуда-то сверху льются звуки полонеза.
Скорее всего, этот патриотически-рыцарский сюжет сам по себе встретил бы умеренное культурное любопытство — не больше. Но в фильме Вайды он рассказан с усмешкой, как рассказывают старую сказку, и главное, вписан в пленительную материю жизни, которой, конечно, давно нет, но именно поэтому она воспринимается мифом о детстве, в данном случае — мифом о детстве нации. Его хочется считать своим всем разведенным по классам, партиям и идеологиям, всем рассеянным по миру полякам.
Сумеет ли "Пан Тадеуш" преодолеть языковой, к тому же стихотворный барьер, когда его будет смотреть непольская публика,— это большой вопрос. Первые ответы на него дадут американские киноакадемики и зрители Берлинского фестиваля.
ИРИНА Ъ-РУБАНОВА