Михаил Александрович, а что вы как ректор академии считаете своим главным достижением? Чем гордитесь?
Я горжусь тем, что Московская медицинская академия сохранила свой статус ведущего высшего медицинского учебного заведения страны по подготовке самых высококвалифицированных медицинских и фармацевтических кадров для практического здравоохранения. Более того, академия стала и одним из крупнейших научных центров, при котором только за последние годы созданы пять специализированных научно-исследовательских институтов, открылись клиники кардиологии и неотложной сердечно-сосудистой и общей хирургии, отделение малоинвазивных технологий с использованием эндохирургической техники. Сегодня у нас обучаются 9 тысяч студентов из России и из 85 зарубежных стран, а профессорско-преподавательский состав насчитывает 822 доктора и 1059 кандидатов наук, причем 113 ученых являются академиками и член-корреспондентами различных академий. Наш коллектив участвует и в реализации приоритетных национальных проектов, и Программы формирования инновационного образовательного пространства академии.
Трудно, наверное, руководить таким огромным коллективом?
Представьте себе, нет. Человеку науки, владеющему методами анализа и синтеза информации, легче принимать взвешенные решения. Да и я сам в академии уже 41 год.
Ну а что вас как ректора больше всего тревожит накануне 250-летия академии?
Понимаете, жизнь академии за все эти годы протекала и протекает не в безвоздушном пространстве, и всегда было ощутимо влияние на нее самых разных событий и явлений в стране. За золотым веком наступили трудные, а порой и тяжкие времена. К одной из ошибок я отношу постоянное экспериментирование с методами клинической подготовки наших специалистов. Особенностью Московской медицинской академии всегда являлось сочетание образования, исследовательской деятельности и лечебного процесса. Причем в период золотого века нашей академии, то есть с 60-х годов XIX века и до 1911 года, во главу угла обучения ставились не теоретическая подготовка, но как раз практическая работа. Именно в это время при медицинском факультете университета, из которого и выросла наша академия, были построены современные клиники на Рождественке, в Ново-Екатерининской больнице и кафедры на Моховой. Но потом, уже после революции, произошли революционные перемены и в высшей медицинской школе—чиновники от образования посчитали, что сначала врач должен выучить все учебники, а уж потом его и допускали к клинической практике. Тогда же у нас отобрали и все наши клиники, которые были переведены в подчинение соответствующего отдела Минздрава, вернее, Наркомата здравоохранения. Как следствие—тут же заметно упало и качество подготовки медиков, ведь ни один учебник не может подготовить клинициста к тому, с чем ему придется сталкиваться в реальной жизни. В 1934 году, на XVII съезде партии, Сталин назвал эту порочную практику отлучения студентов от клиник настоящим вредительством. И в итоге все клиники были возвращены академии. Сегодня же—благодаря в основном хаотичным и не до конца продуманным реформам начала 1990-х—мы вновь вернулись к положению столетней давности. Снова все клинические базы Медицинской академии находятся в ведении Росздрава, а это ни много ни мало 17 клиник, где ежегодно лечатся 45 тысяч больных. Проще говоря, наша академия имеет статус федерального учреждения, а вот больницы и клиники, где проходят практику студенты, относятся к муниципальным образованиям. Что, как вы понимаете, вносит путаницу и дезорганизацию в учебный процесс, который и так проходит в достаточно сложных условиях. Сегодня высшая медицинская школа работает как бы на смежных полях: с одной стороны, медицинские вузы подчиняются государственной политике в области образования, с другой—испытывают на себе влияние здравоохранения, которое также сегодня модернизируется. Поэтому я и рассматриваю нынешний юбилей академии как повод для властей лишний раз задуматься и пересмотреть свое отношение к высшему медицинскому образованию, чтобы мы во второй и третий разы не наступали бы на одни и те же грабли.
А в чем именно проявляются негативные последствия разделения академии как учебного заведения и больниц, где лечат обычных людей?
Прежде всего—в ухудшении клинической подготовки наших специалистов. Это единственный критерий эффективности нашей работы. Современный уровень практического здравоохранения предполагает, что для подготовки высококлассного специалиста необходимо единство образования, научных исследований и клинической практики. Добиться такого комплекса в реальности—значит создать необходимые предпосылки для качественного образования и проведения эффективных научных исследований. И я знаю, что рано или поздно, но наши власти придут к пониманию данной проблемы.
Михаил Александрович, вы известны в научных кругах не только как ректор академии, но и как исследователь, разработавший новую отрасль современной науки—молекулярную медицину…
Есть три направления, которыми я активно занимаюсь. И все эти три направления тесно связаны между собой. Во-первых, это молекулярная диагностика. Человечество сегодня достигло такого уровня знаний в медицине, что в арсенале врачей появились практически безграничные возможности для вмешательства в процессы жизнедеятельности человеческого организма, и в первую очередь это касается диагностики. Представьте себе, что скоро врачам уже не потребуется проводить дорогостоящих анализов и прочих процедур, а для исследований им понадобится всего одна капелька крови. И по структуре белков в кровяных тельцах они смогут определять не только уже существующие болезни, но и те заболевания, которые еще себя даже не проявили!
С достижениями молекулярной медицины связано и создание лекарственных препаратов нового поколения—это второе направление, которым я активно занимаюсь. Сегодня у врачей есть все возможности заменить травматические хирургические операции безопасным вмешательством в тончайшие процессы организма на молекулярном уровне. То есть не лечить саму болезнь, а сделать так, чтобы она вообще никогда не проявилась.
И третье направление моей научной деятельности—это клеточные технологии. Здесь очень много, конечно, непознанного, но у меня есть глубокое убеждение, что XXI век будет веком клеточных технологий.
Рассуждения о клеточных технологиях для несведущих словно почерпнуты из фантастических романов. Где же сегодня действительно применяются клеточные технологии и каковы перспективы этого направления?
В основном клеточные технологии применяются при лечении тяжелых гематологических заболеваний, лейкозов, опухолей костного мозга. Также есть неплохие результаты для лечения болезни Альцгеймера. Понимаете, в медицине есть такое понятие—«медицина отчаяния», когда все традиционные средства уже не в состоянии помочь больному. И тогда в дело идут новые методы, которые могут улучшить его состояние или даже спасти жизнь. И вот клеточная технология, так же как и генная терапия, отнесена к таким методам. Тем не менее в истории медицины уже есть более тысячи случаев успешного использования клеточных технологий для лечения тяжелых больных. Также сегодня имеются хорошие результаты применения клеточной терапии в экспериментах на животных: предотвращение и обратное развитие атеросклеротических изменений.
Вы говорили о создании лекарств нового поколения, которые будут влиять на организм человека на молекулярном уровне. Для лечения каких заболеваний будут применяться эти препараты XXI века?
Самое перспективное направление—это лечение туберкулеза, который ежегодно убивает до трех миллионов человек. Тем не менее накопленные за последние десятилетия новые сведения об иммунной системе и о межклеточных взаимодействиях позволяют нам по-новому подойти к терапии этого заболевания. Еще 10 лет назад была завершена расшифровка генома микобактерий туберкулеза, и оказалось, что этот микроорганизм обладает рядом уникальных особенностей. Так, были обнаружены специфические гены, ответственные за проникновение микроба внутрь клеток хозяина, поддержание в них устойчивого существования и развитие невосприимчивости к антибиотикам. Также была установлена определенная зависимость жизнеспособности микобактерий от ионов железа—как выяснилось, испытывающие дефицит железа микроорганизмы не способны к размножению и быстро погибают. В то же время в макрофагах (клетках, способных переваривать чужеродные для организма частицы.—«О») человека был обнаружен белок Nramp, одной из функций которого является транспорт ионов железа. И на основе этого белка могут быть созданы новейшие методы генной терапии, посредством которой все микобактерии в организме будут лишены железа и обречены на уничтожение. Вот так, если коротко.
В прессе уже давно идут разговоры о всеобщей геномной паспортизации. Как вы считаете, получение такого геномного паспорта—это реальная перспектива?
Это не столько перспектива, сколько заветная мечта врачей. Ведь тогда медики смогут распознать многие наследственные заболевания еще до того момента, как сам человек почувствует что-то неладное. И я думаю, что рано или поздно, но мы к этому все-таки придем.
Вы многого достигли за годы служения медицине. Что бы пожелали тем людям, которые только начинают свой путь в науку?
Рецепт успеха очень прост—это работа. Постоянная и кропотливая работа.
Беседовал ВЛАДИМИР ТИХОМИРОВ
СПРАВКА «ОГОНЬКА»
Михаил Александрович ПАЛЬЦЕВ—академик РАН и РАМН, ректор Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова. Автор более 400 научных работ, в том числе 59 монографий и учебников, 19 изобретений. Лауреат Государственной премии СССР (1991), лауреат премии Правительства Российской Федерации (2000) за учебник «Общая патология человека», премии Президента РФ (2002) в области образования за труд по истории высшего медицинского образования. Также М.А. Пальцев награжден орденами: «За заслуги перед Отечеством» IV степени, «Знак Почета», «Дружбы народов»; орденами Русской православной церкви.
ВСЕ ОБ ММА
История Московской медицинской академии—это, по сути, отражение всей истории медицинского образования и здравоохранения России. Академия является колыбелью большинства отечественных медицинских школ, научных медицинских обществ; в ее стенах зарождались первые медицинские журналы, учебные руководства и пособия
1758—по предложению императрицы Елизаветы Петровны при Императорском Московском университете открывается медицинский факультет.
1791—Московский университет получил от Академии наук право присваивать ученую степень доктора медицины. Первым это ученое звание получил Ф.И. Барсук-Моисеев после защиты диссертации «О дыхании».
1804—на медицинском факультете образовано 6 кафедр и 3 института: клинический, повивальный и хирургический. Также были открыты первые научные общества и журналы.
1835—в восстановленном после Отечественной войны 1812 года здании медфакультета открыто 10 кафедр. Также открылись первые факультетские клиники на улице Рождественка, где 7 февраля 1847 года профессор Ф.И. Иноземцев впервые в России провел операцию под наркозом.
1884—на Девичьем поле был построен клинический городок—12 новых клиник и 8 научных институтов.
1889—на кафедре физиологии начинает работать в качестве приват-доцента И.М. Сеченов, уже через два года в звании профессора возглавивший кафедру.
1891—при медицинском факультете открывается бактериологическая лаборатория, на базе которой в 1895 году был открыт бактериологический институт.
1891—открывается первая в стране Клиника детских болезней, директором которой стал профессор Н.Ф. Филатов, основоположник российской педиатрии.
1930—медицинский факультет был выделен из состава МГУ и преобразован в 1-й Московский медицинский институт. В 1940 году институт был награжден орденом Ленина и сменил название на 1-й МОЛМИ—1-й Московский ордена Ленина медицинский институт.
1955—1-му МОЛМИ присвоено имя И.М. Сеченова.
1958—в состав института на правах факультета вливается Московский фармацевтический институт. В это же время был организован вечерний факультет, который позже стал вторым дневным лечебным факультетом.
1970—открывается Центральный клинический корпус на 600 коек, новые клиники: профилактики внутренних болезней и профессиональных заболеваний.
1990—1-й МОЛМИ преобразован в Московскую медицинскую академию им. И.М. Сеченова.
Фото ВАСИЛИЯ МАКСИМОВА, ПРЕСС-СЛУЖБЫ ММА