«КОНФИСКАТОРЫ» И «АНТИКОНФИСКАТОРЫ»
Почему в обсуждении конфискации участвовала только часть депутатов-юристов (Владимир Васильев, Александр Гуров, Михаил Гришанков и другие)? Дело в том, что другая, отсутствующая, часть не менее влиятельных и известных депутатов (Павел Крашенинников, Андрей Макаров и другие) занимает в отличие от своих однопартийцев по «Единой России» ровно противоположную позицию.
Первые — «конфискаторы» — полагают, что при ликвидации в конце 2003 года института конфискации как вида уголовного наказания была допущена серьезная ошибка. В результате Россия пошла вразрез со своими международными обязательствами по целому ряду конвенций ООН и Совета Европы по вопросам борьбы с коррупцией, организованной преступностью, отмыванием «грязных денег» и терроризмом. Усеченное восстановление конфискации в 2006 году как некой иной меры уголовно — правового характера лишь по нескольким составам преступлений (среди которых нет ни мошенничества, ни налоговых преступлений, как отмывания преступных доходов, то есть тех преступлений, которые и наносят самый большой ущерб) не дает возможности в полной мере бороться с мафией и коррупцией, не позволяет возмещать колоссальный ущерб от экономической преступности.
В свою очередь, «антиконфискаторы» полагают, что восстановление института конфискации как вида уголовного наказания будет являться возвратом к советскому «репрессивному» Уголовному кодексу. По их мнению, достаточно иметь конфискацию лишь в отношении вещественных доказательств. Кроме того, они считают, что конфискация как вид уголовного наказания будет активно использоваться «оборотнями» в правоохранительных органах и судах для получения взяток с тех, чье имущество может быть конфисковано. Еще один аргумент-штрафы в УК эффективнее конфискации.
Правда, следуя логике «антиконфискаторов», вся Европа и США пользуются советским Уголовным кодексом, так как конфискация там является именно видом уголовного наказания. Да и все конвенции ООН и Совета Европы требуют того же. В боязни «оборотней», конечно, есть жизненная правда, но не следует ли тогда из УК убрать вообще все виды наказания? Все они могут использоваться для давления на подозреваемых, обвиняемых и подсудимых в коррупционных целях.
Конфискацию действительно заменили на штрафы от 500 тысяч до 1 миллиона рублей. Теперь преступнику, укравшему у государства 100 миллионов евро и отмывшему их в офшорах, достаточно оплатить штраф в размере менее 30 тысяч евро… Неужели в таком случае государство может считать ущерб возмещенным?
СТРАНА БЕЗ КОНФИСКАЦИИ
К чему на деле привела отмена конфискации, самый четкий ответ дает анализ уголовной статистики. За 2007 год по оконченным и приостановленным уголовным делам по коррупции (см. таблицу) общий размер ущерба составил 5 млрд 632 млн рублей. Одновременно общий объем имущества, на которое был наложен арест в целях возможной конфискации, равен 608 тысячам рублей.
Иными словами, ущерб от коррупционных преступлений в 9, 3 тысячи раз больше арестованного имущества в целях конфискации.
Комментариев не требуется.
И еще, без конфискации как вида уголовного наказания стало практически невозможно осуществлять международное сотрудничество в деле розыска, ареста и возвращения в страну похищенных активов. Поэтому после 2003 года таких запросов были единицы, а возвратов вообще не было. И это в то время, когда, по минимальным оценкам, за последние 15 лет из страны похищено и переброшено в офшоры не менее 200 млрд евро. На мой взгляд, реальна и вдвое большая цифра.
Когда я сам руководил российским бюро Интерпола (в 1997—1999 годах), совместно с Генпрокуратурой и Следственным комитетом МВД ежегодно удавалось возвращать в страну по несколько миллионов долларов (речь шла о конкретных уголовных делах). Но каждый раз зарубежные суды требовали от России подтверждения, что эти средства могут быть конфискованы в качестве наказания преступников. Теперь, понятно, такого подтверждения дать нельзя.
КОНФИСКАЦИЯ И СТАБИЛЬНОСТЬ
Восстановление положения о конфискации имущества-это одна из важнейших не только правовых, но и политических задач. Она не так проста, как может показаться. Придется корректировать и идеологические установки, связанные с реформами в России. Очевидно, что жесткость законов, направленных на борьбу с организованной преступностью и коррупцией, никак не расходится с целью создать полноценную рыночную экономику. Могли же США еще в 1970-х принять законы RICO (набор правовых инструментов в борьбе с вымогательством, коррупцией, организацией преступных сообществ, предусматривающий как конфискацию имущества рядовых членов мафиозных структур, так и ликвидацию их предприятий, а также многое другое).
Сейчас можно вспомнить, каковы были возражения против подобного пакета законов. В 90-е годы зарубежные консультанты российских реформ заявляли, что внедрение законов RICO в России «не способствует движению в сторону свободной рыночной экономики. Санкции RICO против преступного сговора приведут к расцвету наихудших черт советской правовой системы-железного кулака исполнительной власти и произвольной конфискации имущества… Внедряя RICO, мы внедряем правовое подобие атомной бомбы, последствия взрыва которой отразятся на всей новой глобальной экономике».
Как можно было убедиться, такие советы были восприняты, конфискация как вид наказания исключена из российского УК. При этом проигнорирован тот факт, что именно правовая модель законов RICO была положена в основу конвенций ООН и Совета Европы против организованной преступности и коррупции. Мы опять оказались исключением.
В нашей стране, где до сих пор популярны лозунги «Долой богатых!» и «Все поделить!», нормальный механизм конфискации должен стать в руках государства, а не толпы или группы, инструментом обеспечения справедливости и стабильности.
Фото ВЛАДИМИРА ФЕДОРЕНКО/РИА НОВОСТИ