Неофициальный лидер группы независимых депутатов, образовавшейся в Думе четвертого созыва, следующие четыре года проведет вне стен парламента: его не включили ни в один избирательный список. «Моя карьера депутата совпала со взлетом и падением российского парламентаризма», — подводит итог Владимир РЫЖКОВ
Я ухожу с гордо поднятой головой и чистой совестью: за эти 13 лет я был причастен ко многому из того, чем можно гордиться. Я был одним из разработчиков прежнего избирательного законодательства, руководил рабочей группой. Законы вышли очень либеральными, позволявшими легко создавать партии, блоки, общественные движения. В 1990-е годы мы были образцом для постсоветских молодых демократий: Грузия, Украина, Молдавия — все копировали эту систему. Также могу гордиться тем, что я участвовал в разработке федеративного законодательства-закон об организации власти в субъектах РФ, закон о выборах губернаторов… В 90-е годы я мог воплощать свои взгляды в законы, успевая при этом заниматься и вопросами бюджета: мы тогда открыли его-вплоть до детализации секретных расходов в конце 90-х.
Потом все покатилось обратно: отменили выборы губернаторов и одномандатные округа, наступают на полномочия регионов, ввели драконовское избирательное законодательство, бюджет обратно закрыли... В 90-е мы — парламент — спокойно, без оглядки на правительство перебрасывали сотни миллиардов рублей со статьи на статью: отбирали у международной деятельности, бросали на социалку, снимали с госуправления — направляли на развитие инфраструктуры… Сейчас этого нет. Даже с точки зрения бюджетного процесса — казалось бы, первой задачи парламента — Дума уже не влияет ни на что: приходит из Белого дома Кудрин, представляет бюджет, все послушно голосуют, ни на что не влияя.
Так получилось, что мой личный опыт совпал со взлетом и падением российского парламентаризма-по два созыва на каждое. Пик влияния Думы? — правительство Примакова, фантастически успешное. Его предложила Дума, и министры туда пришли из всех думских фракций — типичное правительство парламентского большинства. За свои несколько месяцев это правительство сделало первый бездефицитный бюджет, вывело страну из банковского кризиса и дало старт экономическому росту. Так что, когда мне говорят о том, что парламентская республика для России губительна, я позволяю себе этим словам не верить.
Последние четыре года — из серии «нет повести печальнее на свете». Как человек с определенным опытом и убеждениями, я старался бороться. Во фракцию независимым депутатам объединиться не дали — на первом же заседании единороссы подняли порог для регистрации; что ж, мы работали в незарегистрированном формате. Воспользовались регламентом — и обсуждением повестки дня, и правом задавать вопросы докладчикам. Я старался аргументировать ошибочность отмены выборов губернаторов и одномандатных округов, повышение процентного барьера. Есть еще такой механизм, как поправки к законопроектам, им мы тоже активно пользовались — по штрафам автомобилистам, по драконовскому закону об НКО, по налоговому законодательству… Прошло процентов десять. Мы чуть-чуть смягчили монетизацию, налоговое законодательство и НКО, а штрафы урезали раза в два. Так что и слова, и дела имели смысл — просто надо было упорно бить в одну точку. Пример: я каждый месяц поднимал вопрос о борьбе с коррупцией-требовал провести специальный правительственный час. И он был проведен, и в Думу пришли главы силовых ведомств — говорить о коррупции. И потом было возобновлено дело по «Трем китам» и пошло дело о контрабанде, которую силовики гнали из Китая… Или, допустим, парламентская комиссия по Беслану; я выступил, она была создана. Другое дело, что в нее не включили меня, а результаты парламентского расследования полностью совпали с результатами Генпрокуратуры. Но слово сработало. После избиения участников весеннего «Марша несогласных» я тоже потребовал создать комиссию — ограничились рабочей группой; но-наверное, совпадение-последующие марши не разгонялись с такой жестокостью, как тот.
Даже та же кампания против мигалок — пусть в фарсовом виде, пусть единороссы себе все вернули на машины, но она прошла, и в законе записано: тысяча мигалок, не больше. При том что раньше их было семь тысяч. Во многом все это — заслуга независимых депутатов, которых в Думе было чуть более двух десятков. Некоторые из них нашли место в нынешних предвыборных списках, мне туда ход оказался закрыт. Могу лишь сказать, что распространенное мнение, мол, «кучка независимых ни на что не влияет», чушь собачья. По количеству выступлений, поданных законопроектов, поправок — принятых поправок! — независимые депутаты оказались самыми эффективными в нынешней Думе. Все они профессиональные люди, опытные парламентарии. Люди, не по одному созыву проведшие в Думе. Овладевшие навыками работы в комитетах, знающие, как работает аппарат, как подавать поправки, куда следует пойти, а куда лучше не приходить, где надо появиться вовремя, чтобы повлиять…
Парламентарий — такая же профессия, как и любая другая. Могу сказать: все эти четыре года мне и моим коллегам удавалось по всем принципиальным вопросам занять позицию и повлиять — если не на решение, то просто на сознание политического класса. Я подготовил 50-страничный отчет за эти годы-представлю его на этой неделе в Барнауле, откуда я избирался. О дальнейшей работе говорить пока некорректно; предложения есть, пока думаю. В основном научная, преподавательская работа: первую мою профессию — историк — никто не отменял.
Фото АЛЕКСАНДРА БАСАЛАЕВА/АРХИВ «ОГОНЬКА»