Не плюйте в суп!

В нашем публичном пространстве не осталось ни политики, ни идейной борьбы, ни серьезной культуры, и ужас бытия ежедневно смотрит на нас глазами Лолиты Милявской и Андрея Малахова. Мы все словно живем на одной огромной кухне и говорим про одно

Дмитрий БЫКОВ

Человечество придумало множество замечательных отвлечений от ужаса существования — культуру, философию, сложные и высокие материи, политику, наконец. Она грязна, конечно, но далеко не так, как обычная коммунальная кухня, в которой грязи — буквальной и переносной — больше в разы, а страсти кипят такие, что не снились никакому майдану. Однако так уж устроена современная русская жизнь — и, думаю, в этом одна из главных причин ее нарастающей противности на фоне нарастающего благополучия, — что всех этих спасительных отвлечений мы лишены. Не знаю, сами ли мы у себя отняли все эти бонусы, несколько пресытившись ими в предыдущее десятилетие, или это чья-то организованная воля, но в нашем публичном пространстве не осталось ни политики, ни идейной борьбы, ни серьезной культуры, и ужас бытия ежедневно смотрит на нас круглыми глазами Лолиты Милявской. Она, и Андрей Малахов, и добрая дюжина их коллег помельче каждый день рассказывают нам во время ток-шоу страшные истории из жизни. Той самой жизни, не освещенной ни одной спасительной абстракцией, не разбавленной никаким культурным разговором, не сдобренной политическими страстями, которые, как перец в тухлом мясе, несколько забивают вкус обычной тухлятины.

Ведь жить на самом деле очень страшно. Я читаю форум Лолиты, куда женщины присылают свои истории — про мужа-алкоголика, мужа-импотента, мужа-садиста, отца-маньяка, мать-брошенку. Волосы дыбом встают. Смотрю очередной выпуск «Лолиты без комплексов» (а что еще смотреть-то?) про родителей, которые бросают своих детей, и детей, которые выбирают себе новых родителей. С ужасом выслушиваю историю виртуального романа: по интернету был белый и пушистый, в жизни оказался монстр монстром. Причем я с самого начала ожидал чего-то подобного, потому что жизнь, в отличие от политики, стопроцентно предсказуема. Именно поэтому люди придумали, например, премиальные, электоральные и спортивные игры — в которых никогда не знаешь, кто победит. А в жизни всегда знаешь: в ней победит наглейший, реже сильнейший. Я вот только выслушал начало истории — и мне уже понятно, что партнер по электронной переписке окажется скрытым извращенцем, лучшая подруга нагло уведет мужа, а шестнадцатилетняя дочь, красавица, скромница и умница, принесет в подоле. Это всегда так бывает. Это закон коммунальной кухни. Но мы по чьей-то странной прихоти — судя по телерейтингам, прихоть была наша собственная, — забили себе все остальные комнаты, кроме этой самой кухни. Библиотеку, гостиную, даже спальню, где все-таки иногда разговаривают, не все же совокупляться или храпеть, — все отсекли как нерейтинговое и, следовательно, непрагматичное. А оставили себе только ужас жизни как таковой.

Ведь эту самую жизнь, в чисто биологическом, животном ее смысле, любить решительно не за что. Жизнь, в которой ежесекундно обнаруживается новая болячка, соседка плюет в суп, муж пропивает зарплату, любовник никак не решится уйти от собственной жены, а машина ломается третий раз за месяц, — не стоит ломаного гроша. Честно говоря, мне страшно уже смотреть на Милявскую: я помню ее красивой и веселой. Сегодня передо мной мадам Стороженко с одесского привоза, для полноты образа ей не хватает только беспалых перчаток: надрывный хриплый голос, глаза навыкате и ложь в каждом слове. «И вы это терпели?! И вы позволили ему все это?! И он это сделал с вами?! Расскажите, как он это сделал! Здесь, сейчас, нам расскажите! Расскажите всем!!! Аплодисменты Маргарите за то, что она здесь, сейчас, перед нами так вывернула свою душу! (Сдавленные рыдания.) Нет, я не могу, я встану перед вами на колени! Вот! Стою! И он делал это каждую ночь?! Ааа!»

А другая расскажет, за что ее не любит свекровь. И как свекровь однажды ошпарила ее кипятком, а она простила свою свекровь. Сперва голову ей пробила, а потом простила. Зал встает.

Честно говоря, я не очень понимаю, чему тут радоваться. Все эти истории — в основном о бесконечном терпении, о том, как неумные и неинтересные люди изобретательно мучают друг друга, потому что ничего другого не умеют. Как подростки от скуки и сексуальной непросвещенности залетают в одиннадцатилетнем возрасте. Как их бабушки пиарятся на подобных историях, кочуя из одного ток-шоу в другое. Как люди живут российской провинциальной жизнью, потому что не знают никакой другой, и страстно ненавидят всех, кто из этой среды вырвался. Все, о чем говорят у Милявской и Малахова, настоящего человека не должно занимать ни секунды. Он вообще не должен фиксироваться на таких вещах — не задумываемся же мы о составе почвы, по которой ходим. Но если человек не видит и не знает ничего, кроме этой почвы? Если его элементарно отучили поднимать глаза? Если о политике и идеологии в телевизоре не говорят, а культурные фильмы и умные разговоры слушать запрещено, потому что это нерекламоемко? Что ж ему останется? Только плевать соседу в суп и залетать в одиннадцатилетнем возрасте — всего-то и радости.

Сегодня, когда в России осталась ровно одна политическая сила, которая сама, ради хоть какого-то оживления реальности, вынуждена устраивать борьбу нанайских мальчиков в виде вялой полемики двух партий власти, — всех этих прекрасных отвлечений мы лишены и оттого в обществе, столь стабильном, нарастает страшная тоска и злость. Посмотрите, какая дикая озлобленность сквозит сегодня во всех политических дискуссиях, ушедших в интернет. Посмотрите, как проснулось все пещерное вроде оголтелого нацизма и вульгарнейшего быдлячества. Мы никогда не были так расколоты, так полны взаимной ненависти, так утомлены друг другом — в точности как соседи все на той же кухне, где от чада и грязи давно почернели все окна и потому в окно никто не смотрит. Мы живем бытом, а о том, что «страшнее Врангеля обывательский быт», нам сказал еще первый поэт революции, человек, между прочим, очень неглупый.

А ведь быт — это еще не все. Ведь Глеб Пьяных и подобные ему «профессия-репортеры» спешат продемонстрировать нам гроздь физиологических уродств, нравственных патологий, врожденных вывихов и приобретенных маний: это чтобы человеку, лишившемуся всех ориентиров, было за что уважать себя. Хотя бы от противного. Хотя бы за то, что он не такой. И потому через нашу коммунальную кухню постоянно пробегают маньяки, серийные убийцы и ни в чем не повинные жертвы пьяного зачатия, снятые подробно, сладострастно, под жуткую музычку и загробный закадровый голос. И отвлечься нечем — потому что все предопределено и поделено, и даже про Лугового уже все понятно. Тем более что в его ток-шоу совершенно лолитские интонации.

Дайте мне на секунду оторвать глаза от задавленных жизнью женщин, изувеченных алкоголем мужчин, от низменных страданий и жалких радостей, прекратите закачивать в мои легкие прогорклый смрад ваших домашних разборок, не лезьте ко мне в душу вашими тещами и свекровями, разбившимся спьяну деверем и снохачествующим свекром! Неужели никто никогда не объяснил этим людям, что Кант и Бетховен, Тарковский и Бергман, политика и даже политический пиар существуют только для того, чтобы иногда отвлекаться от мусорного ведра, называемого повседневной человеческой жизнью?!

Нет, не объяснил. Они так и думают, что это все такое разводилово, чтобы дурить нашего брата.

Иллюстрация Алексея БОРИСОВА

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...