Способы решения геополитических головоломок, сложившиеся у Москвы еще в советскую эпоху, не сильно поменялись с той поры. Азы этой науки формировались в период Коминтерна, а заматерели в период «позднего Сталина», когда геополитика перестала быть лозунгом и обрела жесткие материальные очертания. Основные принципы были озвучены в беседах генералиссимуса в 1952 году с китайскими, корейскими, монгольскими, индонезийскими партийно-государственными деятелями. В этом же ряду и латиноамериканская глава, по факту ставшая последней в авторском, то есть сталинском, исполнении.
Сталин к концу жизни понял, что латиноамериканский континент достоин применения его геополитических планов по клонированию лидера нового типа, созданию нового человека и построению тоталитарного общества если не советского, то антиамериканского типа.
Закономерно, что в помощники и союзники себе он выбрал не демократические правительства региона, а генералов и диктаторов, демонстрирующих способности «жестких управленцев». С первыми разговор у вождя был коротким. Особенно если Москва фиксировала в печати этих стран критические в отношении Сталина выступления и оценки: сначала советские послы по указанию Центра транслировали первое грозное предупреждение, которое чаще всего становилось и последним — далее следовал разрыв отношений (так, к примеру, случилось с Бразилией, Чили, Колумбией).
Неуважительные отзывы о Иосифе Виссарионовиче в те годы были более чем достаточным мотивом для МИД СССР при разрыве отношений, и это выглядело вполне логично — любовь к вождю на родине социализма превратилась в юридическое понятие и распространялась на советское международное право. Но дело не ограничивалось СССР. Так, в октябре 1952 года Молотов сообщает Сталину о том, что Бразилия все еще имеет дипломатические отношения с Польшей, Чехословакией, Югославией, а Чили — с Югославией и Чехословакией. Молотов считает, что целесообразно обратиться с телеграммами к Беруту, Готвальду и Тито с предложением разорвать дипотношения с двумя латиноамериканскими государствами. В чистом виде - сценарий внешнеполитического психоза. А все из-за того, что в газете далекой тропической страны опубликовали порочащие вождя слухи.
Вождь между тем внимательно присматривался и особо выделял в далекой Латинской Америке решительных и жестких политиков — выходцев из военных.
Кубинского «сильного человека» Фульхенсио Батисту, например, Сталин заметил еще в 1933 году, когда Батиста, тогда еще молодой сержант-мулат, в союзе с коминтерновской пятой колонной сверг диктатора Херардо Мачадо. В 1940-м уже генерал Батиста при поддержке кубинских коммунистов победил на выборах и стал президентом. В 1942 году он не только пожелал установить дипломатические отношения с СССР, но и ввел двух коммунистов в свое правительство. Потом, правда, Батисте пришлось эмигрировать во Флориду, но в марте 1952 года он вернулся на Кубу, и опять решительно свергнув законно избранного президента Карлоса Прио Сокарраса. На подпись Сталину немедленно готовится решение политбюро о признании узурпатора, и только чудо могло это признание остановить. Оно и случилось — в Москве оказался проездом из народного Китая выдающийся кубинский поэт и один из подпольных руководителей компартии Кубы, будущий лауреат Международной Сталинской премии за укрепление мира Николас Гильен. У него отношения с Батистой не сложились, и он поведал товарищам из Внешнеполитической комиссии ЦК много подробностей о решительном генерале. Сначала это не подействовало — ничего принципиально нового, неизвестного Кремлю, Лубянке и Старой площади пролетарский поэт не сообщил. Но, видимо, был приведен аргумент, от которого советские товарищи не могли отмахнуться, — о личном отношении Батисты к Сталину. В итоге самолет советской внешней политики вырулил в последний момент, отказавшись от мягкой посадки в аэропорту Ранчо Бойерос в Гаване. А ведь если бы Сталин признал Батисту, то ход мировой истории вообще и латиноамериканской в частности пошел бы другой колеей.
Почему? Из Москвы компартии Кубы посоветовали бы не бороться с генералом. Общество кубино-советской дружбы активно занималось бы концертной, литературной и иной деятельностью. Вопрос об отношении к штурму казарм Монкадо 26 июля 1953 года был бы решен по-другому, а может, вообще никакого штурма не было бы. Левые и профсоюзы не поддержали бы партизанскую борьбу Фиделя Кастро в горах Сьерра-Маэстро. А может быть, и до партизанской войны не дошло. И все бы пошло по другому пути. Без Карибского кризиса и без шлягера «Куба — любовь моя. Остров зари багряной».
Был в Латинской Америке еще один лидер, который однозначно импонировал «кремлевскому горцу»: молодой, красивый, статный, который держал прессу под контролем, не допускал выпадов против товарища Сталина, не любил американский империализм, этакий интеллигентный полковник Скалозуб — президент Аргентины генерал Хуан Доминго Перон (1895 — 1974).
Хотя официозная Большая советская энциклопедия (в конце 40-х) клеймила генерала «как верховного руководителя партии с неограниченными полномочиями», как «последователя казненного народом в 1945 г. итальянского фашистского диктатора Муссолини», это дела не меняло. Энциклопедия просто откликнулась на то, что в 1949 году Перон запретил организацию «Славянский союз» и выслал из страны десяток агентов с советскими паспортами. К тому же в энциклопедии было допущено много ошибок, за что ее сотрудники подверглись оргвыводам. Реальное отношение Кремля к Перону было иным.
Когда дипломаты отлученных от советских симпатий латиноамериканских стран покидали Москву, в советскую столицу прибыл и был принят с особыми почестями эмиссар Перона. Аргентина во власти харизматического диктатора, который не скрывал своих симпатий к Муссолини (чтобы не сказать, к Гитлеру) и желал построить корпоративную вертикаль власти (чтобы не сказать, фашистское государство) и создать общество, где не будет противоречий, пришлась по душе хозяину Кремля.
Сталину импонировали такие сильные личности, как Перон. Он создал видимость партии, проводил популистские реформы, а главное, был воинствующим антиамериканистом. На его митингах толпы постоянно подпрыгивали, а вместо аплодисментов кричали: «Кто не прыгает, тот янки!»
Примечательно и другое. При формулировании своей латиноамериканской политики Сталин в качестве юридических и дипломатических прецедентов рассматривал свою политику в арабском мире (в начале 50-х в Египте к власти пришли офицеры во главе с Насером). Здесь — истоки советского стратегического восторга по поводу арабского социалистического возрождения. Между тем офицеры Гамаль Абдель Насер, Саддам Хусейн, Хуари Бумедьен, йеменские, сирийские и ливийские «товарищи» плыли в русле перонистской политики подбора, расстановки и воспитания кадров.
Последним известным на сегодняшний день развернутым политическим документом Сталина остается текст беседы генералиссимуса с аргентинским послом в Москве Леопольдо Браво. Беседа состоялась в кремлевском кабинете 7 февраля 1953 года. Вождю официально оставалось жить меньше месяца. Сама судьба послала ему собеседника из страны, которая объективно была созвучна сталинскому представлению о том, что такое хорошо и что такое плохо.
В дни очередного официального визита в Москву президента Венесуэлы подполковника Уго Чавеса (хотелось сказать, во главе партийно-правительственной делегации — но если так будет все продолжаться, то ждать этой формулировки останется недолго) хочется вновь повторить несколько тезисов из той памятной беседы Сталина с Леопольдо Браво: «…силой народ невозможно заставить строить, но советский народ сам хочет строить, и это облегчает строитель-ство».
«… У нас найдутся и вагоны, и машины для Аргентины» (по желанию читателя можно заменить: «У нас найдутся автоматы и вертолеты для Венесуэлы»).
«… Англосаксы любят сидеть на чужих спинах. Кончать с этим надо».
«… Латиноамериканским странам надо бы объединиться».
«… Может быть, латиноамериканским странам следовало бы образовать что-нибудь вроде Соединенных Штатов Южной Америки?»
«… Надо создать какой-нибудь союз латиноамериканских стран для позитивных целей, для целей экономического строительства, а не только для организации сопротивления».
Эти «латиноамериканские тезисы» Сталина не потеряли своей актуальности. И на вопрос, закончилась ли холодная война, в сегодняшней Венесуэле Уго Чавеса, в Боливии Эво Моралеса, в Эквадоре Рафаэля Корреа большинство избирателей отвечают отрицательно. К этой тройке недавно присоединилась и Никарагуа, где беспрецедентным итогом последних президентских выборов стало возвращение к власти сандинистов во главе с Даниэлем Ортегой. В далеком 1984 году К У. Черненко принимал его в Кремле и уже готов был зачислить Никарагуа в мировую социалистическую систему. Не успел, но документы прорабатывались.
О Кубе — этой цитатели ортодоксального социализма в 90 милях от Флориды, о Фиделе Кастро — идейном вдохновителе и организаторе всех побед латиноамериканских левых, Герое Советского Союза и трижды кавалере ордена Ленина — говорить не приходится. Джоржд Буш младший — десятый президент на его политическом веку. Сегодня по кубинскому телевидению новости из Ирака и Афганистана читаются голосом Юрия Левитана, и звучат они как военные сводки «от Советского информбюро».
А в Москву уже в который раз приезжает президент Боливарийской Республики Венесуэла подполковник Уго Чавес Фриас. Он бы Сталину понравился.
Фото: FRANCESCO SPOTORNO/REUTERS; AP