Дорогие читатели!
Перед вами первый выпуск спецпроекта «Большая перемена», посвященного образованию. Выход его совпал с окончанием учебного года, а значит, с началом испытаний и выбора для выпускников школ: впереди экзамены в школах, вступительные экзамены в вузах. А значит, множество вопросов — от самых простых, касающихся технологии проведения экзаменов, до самых общих, связанных с качеством образования вообще и в конкретных вузах в частности. Вот обо всем этом и будет писать «Большая перемена».
С образованием прямо связано будущее детей и наше тоже. Ради него люди срываются из дома и переезжают в большие города, чтобы дать детям качественное образования («Огонек» писал об этом в № 8). Даже соображения экономии здесь отступают на второй план. Кстати, это прямо касается читателей «Огонька» — людей образованных и ценящих знание.
«Большая перемена» — это гид по рынку знаний, помогающий ориентироваться в сложных изменениях, происходящих сегодня в школах и вузах, отличить качественное образование от его имитации, узнать о мировых тенденциях.
НОВОСТИ
В ШКОЛЕ ДО 20 ЛЕТ
На прошлой неделе Госдума приняла в первом чтении законопроект, устанавливающий обязательность всех трех степеней общего образования (начального, основного и среднего)
Россия здесь ориентируется на Москву — в столице общее среднее образование уже узаконено. И когда закон принимался Москвой, чиновники прямо говорили, что одна из главных их задач — чтобы дети не болтались без присмотра по улицам.
Сейчас по закону обязательным и общедоступным является только основное общее образование (9 классов). Однако, по словам зампреда думского комитета по образованию и науке Олега Смолина, девятилетка уже давно стала исключением из правила. «Сейчас только 15 процентов детей не идут учиться в 10-й класс, — заявил депутат. — Но это связано с материальными проблемами их семей».
С другой стороны, что делать с оставшимися 15 процентами, которые не хотят (а иногда и не могут) учиться? Уровень образования в стране падает: если в 1989 году шесть человек из тысячи имели лишь начальное образование, то в 2002 году таких стало 12. Известно также, что ежегодно 50 тысяч детей в стране не получают среднего образования.
Пока что разработчики законопроекта предполагают, что двоечникам позволят ликвидировать задолженность в течение следующего учебного года. По новым правилам также будет разрешен условный перевод из класса в класс учеников, получивших годовую двойку. Законопроект предусматривает, что в средней школе можно будет учиться и до 20 лет. До этого момента за учеником сохранится отсрочка от армии. Дополнительных денег законопроект не требует — в ближайшие годы количество выпускников школ резко сократится.
КЕМБРИДЖ ПО-УРАЛЬСКИ
Вдохновленные примером федеральных университетов в Ростове-на-Дону и Красноярске, 13 екатеринбургских вузов и Уральское отделение РАН выступили с идеей объединения в Большой Евроазиатский университет
В Уральском отделении РАН «Огоньку» рассказали, что областная и городская власти проект поддержали и обещают дать денег — проект оценивается примерно в 5 млрд долларов. Предполагается создать новый университетский городок по образцу британского Кембриджа. Уральское отделение РАН будет участвовать в проекте «мозгами»: сотрудники академии будут преподавать в объединенном университете, создавать новые научные лаборатории и прямо в БЕУ проводить свои исследования. Планируется, что при 13 университетах будут действовать 10 научно-образовательных центров и 10 технопарков. Обучаться в БЕУ будут 200 тысяч студентов (сейчас в столице Урала 140 тысяч студентов), в том числе молодежь из стран СНГ, Японии, Южной Кореи и Китая. Преподавать будут на русском языке, но возможно и китайское отделение.
КНИЖКИ НА ЭКСПОРТ
Девять российских вузов приняли участие в майском Международном салоне книги и прессы в Женеве
Свои книги — в основном научные вузовские исследования и разработки — и их электронные мультимедийные версии представили МГУ, РГГУ, Санкт-Петербургский госуниверситет, РУДН, Казанский, Ярославский, Тюменский госуниверситеты, Саратовский социально-экономический и Марийский технический университеты. Книги и диски российского стенда были переданы в дар библиотеке русской миссии в Швейцарии, библиотеке российского посольства, факультету славистики Женевского университета.
Ирина Карапетянц, проректор по международным связям РГГУ, рассказала «Огоньку», что университет связывает давняя дружба со швейцарскими вузами. С факультетом славистики Женевского университета налажен обмен студентами и преподавателями, а Жорж Нива, знаменитый писатель и глава факультета славистики, приезжал с лекциями в РГГУ.
На женевскую выставку РГГУ привез девятнадцать медиакурсов: по истории науки, лекции по экономике и менеджменту и даже лекции Всеволода Иванова.
ВУЗЫ
Высшее, но среднее
Почему одни вузы лучше других? Известный бренд? Научные школы в вузах? Спрос на выпускников среди работодателей? Вопрос открытый. Чуть ли не единственный ориентир на рынке — гранты, которые получали вузы от государства в конкурсе инновационных программ
Что же является сегодня в России ориентиром качественного образования? Для этого надо ответить на вопрос, для кого работает высшая школа сегодня. Для государства? Но оно твердит, что нужно бы вернуть госзаказ, потому что вузы не обеспечивают его нужными кадрами. Для работодателя? Но они в один голос говорят, что им приходится переучивать молодые кадры. Для общества и каждого из нас? Но наше высшее образование неповоротливо, как бронтозавр, — попробуйте перейти из вуза в вуз и зачесть уже прослушанные часы.
И все-таки высшая школа меняется. Вводится двухуровневая система «бакалавриат-магистратура». Вторая новость — завершился конкурс инновационных вузовских программ в рамках приоритетного национального проекта «Качественное образование».
Правда, ректор МГУ Виктор Садовничий считает, что «российская система образования до сих пор является одной из лучших». Может, он и прав, но лишь в том случае, если наши университеты ни с кем не сравнивать. А нас сравнивают, и в этом сравнении мы явно проигрываем. Ребята из Китая и Индии едут учиться не к нам, а в США и Великобританию. Учатся у нас в основном студенты из стран СНГ, арабских и африканских стран, видимо, потому, что у нас образование обходится дешевле, чем в Европе и Америке. О качестве же образования говорить трудно, поскольку у нас и на Западе (да и на Востоке) системы очень разные.
Но все же российские вузы включают в международные рейтинги. Общепризнанных мировых рейтингов три: The Times Higher Education Supplement, Шанхайского университета и журнала Newsweek. Они рассчитываются по разным методикам. Но во всех рейтингах учитываются такие показатели, как публикации статей преподавателей в мировых научных журналах, индекс цитирования, количество нобелевских лауреатов, преподающих или подготовленных в университетах, количество иностранных студентов и т д.
В 2006 году во всех трех рейтингах лучшим университетом мира был признан Гарвард. В первых десятках, как правило, 7 — 8 американских и 2 — 3 британских вуза. Где наши университеты? В Шанхайском рейтинге 2006 года МГУ на 67-м месте, Санкт-Петербургский университет — в четвертой сотне. В рейтинге The Times МГУ на 93-м месте (потеряв шесть позиций с 2005 года), СПбГУ — в пятой сотне. В Top-100 журнала Newsweek наши не попали в 2006 году, в предыдущие годы МГУ занимал места 80 — 90.
Очевидно уже, что известные бренды наших вузов не всегда обеспечивают качество образования. Достаточно вспомнить скандал на соцфаке МГУ, тогда даже ректор Садовничий вынужден был согласиться со студентами: уровень преподавания на факультете разочаровывает. Собственно, чуть ли единственный ориентир на отечественном рынке — победа вузов в «инновационном конкурсе» последних двух лет. Задача конкурса - вернуть преподавателей к исследовательской работе, а программу вузов соорентировать на рынок труда.
ПРЕПОДАВАТЕЛИ
Итог конкурса: за последние два года 30 миллиардов рублей поделили между 57 университетами. По нынешнему финансовому состоянию университетов деньги большие. Общий федеральный бюджет всех наших университетов — 140 миллиардов рублей. Если сравнивать с бюджетами лучших вузов мира, денег не так уж и много: годовой бюджет одного Гарварда — 9 миллиардов долларов (около 230 миллиардов рублей). Некоторые вузы получили 200 миллионов, кто-то под миллиард. Большая часть денег пойдет на обновление оборудования, есть вузы в которых оно аж 60-х годов.
Наверное, все же это не вина, а беда российских вузов, что они оторваны от исследовательской деятельности. У нас так сложилось в советские времена, что наука была сосредоточена в одном месте (академические и отраслевые НИИ), а образование — в другом.
Ярослав Кузьминов, ректор Государственного университета — Высшей школы экономики, рассказывал «Огоньку», что у нас в 2004 году 16 процентов преподавателей занимались научной работой в вузах. Ровно столько, сколько занималось наукой в техникумах при советской власти.
Подавляющая часть нынешних преподавателей вузов занята не наукой, а подготовкой абитуриентов к вступительным экзаменам.
Есть в Москве Международный институт экономики и финансов. Его создали совместно ГУ ВШЭ и Лондонская школа экономики. Директор МИЭФ Сергей Яковлев рассказывает, как отбирают преподавателей для этого института. «Важно, как и кто учит. Раз в год в январе проводится «Годовое собрание экономистов Америки». Оно проходит в разных городах, в этом году было в Чикаго. В рамках этого собрания проводится ярмарка преподавателей. Организаторы этого мероприятия заранее собирают заявки от педагогов из разных стран, которые хотели бы поменять место работы. На ярмарке проходят личные собеседования таких преподавателей с работодателями. В этом году мы получили около 80 заявок из разных стран, предварительно отобрали 20 претендентов, трое из них сейчас приступают к работе в МИЭФ». Главный принцип отбора, говорит Сергей Яковлев, — научная работа преподавателя. Сделает ли более современной работу преподавателей происходящая сейчас в высшей школе смена ректоров? Новые руководители пришли в Московский институт стали и сплавов, «Станкин», Уральский госуниверситет, Новосибирский технический университет и другие. Из МИФИ ушел Борис Оныкий и должен прийти Михаил Стриханов, заместитель директора департамента государственной научно-технической и инновационной политики Министерства образования и науки РФ. В МИФИ, кстати, с научными исследованиями всегда было все в порядке: это один из немногих наших вузов, который участвовал в международных научных проектах. Так вот, Михаил Стриханов говорит: «Теперь для уходящих в отставку учрежден пост президента вуза. Однако заведующие кафедрами и деканы в связи с последними решениями Конституционного суда не ограничены в возрасте, и я считаю, что это минус. Все, и завкафедрой, и декан, и министр, после достижения некоторого возраста должны уходить в отставку, сменяться новым поколением».
РАБОТОДАТЕЛИ
В отношениях с вузами бизнес действует по своему принципу: кто платит, то и заказывает музыку. В 2002 году корпорация INTEL создала в Нижегородском государственном университете свою резервацию: специальное отделение, где готовила кадры для своих российских подразделений. В 2004 году ОАО «Силовые машины» создало Санкт-Петербургский институт машиностроения (Северо-Западный политехнический институт). 150 выпускников его каждый год прямым путем отправляются на заводы «Силовых машин».
Во многих университетах созданы наблюдательные советы, в которых участвуют представители предприятий, например в том же МИЭФе, в Новосибирском техническом, Томском политехническом и других вузах. Надо сказать, что «наблюдатели» не только деньги дают университетам, но и прямо участвуют в работе кафедр, направляют своих сотрудников для проведения занятий со студентами и принимают у них государственные экзамены.
Но сейчас бизнес перешел от частностей к общему. Точнее, к одному из главных вопросов: чему должны учить в университетах, что должен уметь выпускник, который приходит работать на предприятие. Дело в том, что российские вузы работают по так называемым государственным образовательным стандартам (ГОС). В ГОСах прописано, по какой специальности какие дисциплины студент должен изучить, сколько ему положено получить лекционных и лабораторных часов. Создают эти ГОСы учебно-методические объединения (УМО) по каждой специальности. Но поскольку эти УМО никак не связаны с работодателями, постольку ГОСы остаются, как говорит ректор Института проблем образовательной политики Александр Адамский, плодом воображения методистов.
Бизнес с этим мириться не хочет. В прошлом году в Российском союзе промышленников и предпринимателей была создана рабочая комиссия по реформированию образования под председательством главы «IBS груп» Анатолия Карачинского. Задача: разработать профессиональные стандарты. Вузы, по Карачинскому, должны получать от работодателя информацию о том, какие люди, с какой подготовкой, в каком количестве нужны в той или иной профессии. На основании профессиональных стандартов должны разрабатываться образовательные стандарты. Другими словами, университеты должны прямо работать на рынок труда.
В другом объединении наших бизнесменов — «Деловой России» создали совет по профессиональному и бизнес-образованию. Его возглавил заместитель председателя правления ОАО «Российские коммунальные системы» Николай Брусникин. Позиции Карачинского и Брусникина по поводу профессиональных стандартов совпадают. Кроме того, «Деловая Россия» сейчас готовит рейтинг российских университетов глазами работодателей: надо же в подборе кадров на что-то ориентироваться.
Именно бизнесмены продавили в Госдуме двухуровневую систему «бакалавриат-магистратура». Ректоры долго сопротивлялись, опасаясь, что переход с пятилетнего учебного плана на четырехлетний сократит финансирование вузов. Главный их аргумент: работодатель не понимает, кто такой бакалавр. Бизнес же, как рассказывает Николай Брусникин, усиленно втолковывал: все предприятия разные, у всех разная система управления. И работодателям нужны выпускники вузов с разным уровнем подготовки.
***
Удастся ли государству соединить свои интересы с требованиями работодателей и пожеланиями студентов? Сегодня это единственный путь к созданию качественного современного образования. Если это получится, может быть, и нобелевские лауреаты потянутся читать лекции в наши вузы.
ЧЕГО ХОЧЕТ ГОСУДАРСТВО
Двоечники не нужны в вузах
АНДРЕЙ ФУРСЕНКО,
министр образования и науки РФ
Каким может быть системный эффект после того, как были образованы федеральные университеты, были проведены конкурсы инновационных программ в вузах?
То, что система высшего образования нуждается в существенной модернизации, ни у кого не вызывает сомнения. Как ее надо модернизировать? Создание федеральных университетов в Ростове-на-Дону и Красноярске было продиктовано запросами экономики. В Красноярске и губернатор, и федеральное собрание прямо говорили — те задачи, которые стоят перед краем, можно решить, только изменив систему подготовки кадров. Был предложен революционный шаг — создание федерального университета. Бизнес и регион были готовы вложить большие деньги наряду с федеральным центром, чтобы создать новое качество образования. И сегодня мы видим: программы Красноярского университета существенно отличаются от программ университетов, которые составили его базу. То же самое и по Ростову. Это не арифметическое сложение вузов, это создание нового качества. Что касается конкурса инновационных вузов, то это другой подход, но он тоже обеспечивает новое качество образования, которое требует существенных изменений и в самих вузах. Я не исключаю, что в результате какие-то из этих вузов придут к решению создать федеральные университеты. Вы знаете, что во Владивостоке было два победителя в конкурсе инновационных программ, и это неплохая база для еще одного федерального университета. Но мы должны думать не только о путях, но и о конечной цели. Какую систему образования мы хотим иметь? Мы должны готовить людей, востребованных не только экономикой, но и обществом, и удовлетворенных тем, как они с помощью образования смогли добиться своих жизненных целей. Я считаю, что эти программы позволили чуть ближе к этой цели подойти.
Нет ли опасения, что с привлечением бизнеса к управлению вузами и появлением все большего числа автономных учреждений платных мест в вузах все будет больше?
У нас как был госзаказ, как мы сегодня это называем — контрольные цифры, на подготовку специалистов за счет госбюджета, так он и остался. При этом цена каждого бюджетного места с годами увеличивается. В 2004/05 году стоимость подготовки специалиста была 21 тысяча рублей, в прошлом учебном году — 41 — 42 тысячи. К следующему году мы стремимся довести ее до 60 тысяч. Мы считаем, что стоимость бюджетных мест должна быть такова, что все вузы будут за них бороться. В том числе и автономные учреждения. Поэтому не идет речь о том, чтобы они перешли исключительно на платное обучение — им это невыгодно. Общее количество бюджетных мест изменится незначительно за счет того, что мы уменьшим прием по специальностям, которые не востребованы на рынке труда. При этом количество поступающих в вузы упадет за 3 — 4 года очень сильно, по нашим прикидкам, в 2010 году количество абитуриентов сократится вдвое. Поэтому после введения ЕГЭ мы будем жестко отслеживать, чтобы люди, которые получили баллы ниже какого-то уровня, ни на платные, ни на бюджетные места поступать не могли. Это наша принципиальная позиция — двоечники не должны поступать в вузы. Поэтому, думаю, количество студентов, которые учатся за свой счет, будет уменьшаться. Что нормально.
Какими будут образовательные вузовские госстандарты третьего поколения, над которыми сейчас идет работа?
Вузовские ГОСы в большей степени будут направлены на расширение академических свобод вузов — с одной стороны. А с другой — на большую привязку к нуждам экономики, нуждам общества, к внешнему заказу.
ЧЕГО ХОЧЕТ БИЗНЕС
НИКОЛАЙ БРУСНИКИН,
член генерального совета «Деловой России», первый заместитель председателя правления ОАО «Российские коммунальные системы»
Российская высшая школа движется в том же направлении, что и европейская, и американская, но медленнее, чем хотелось бы. Разделение обучения на бакалавриат и магистратуру назрело давно, мы об этом много говорили, и вот сейчас был принят закон. Теперь надо приблизить образование к потребностям бизнеса. Студенты должны изучать те дисциплины, которые им будут необходимы в будущей профессиональной деятельности. Я убежден, что знаний впрок не бывает.
Есть некоторая незаконченность наших представлений о реформе высшего образования. Университет и каждый отдельный студент не могут сегодня сформировать свой профессиональный учебный план. Университет должен правильно выстроить учебный план студента в соответствии с требованиями, которые будут предъявлены студенту на его будущем рабочем месте.
Мы формируем сейчас консолидированные требования бизнеса к высшей школе. Они будут определены в рамках рейтинга вузов, который мы будем проводить на основании опроса работодателей. Рейтинг вуза мы будем определять по результатам работы молодых специалистов в первые годы после окончания учебных заведений.
АНАТОЛИЙ КАРАЧИНСКИЙ,
глава «IBS груп», руководитель рабочей комиссии РСПП по реформированию образования
Сегодня получается, что вузы сами учат студентов и сами ставят себе пятерки. Результат работы вуза должен оцениваться независимой структурой.
Одно из главных направлений деятельности рабочей комиссии — создание профессиональных стандартов. Вузы должны получать от консолидированного работодателя информацию, какие люди, с какой подготовкой, в каком количестве им нужны, какими навыками, знаниями и компетенциями должны обладать кадры в той или иной профессии. На основании стандартов должны разрабатываться образовательные стандарты. Здесь надо отметить несколько важных моментов.
Во-первых, присвоение квалификации. Сейчас это делают прямо в вузе. Можно ли такого человека назвать инженером и поручить ему, например, рассчитать на прочность крыло самолета? Этого не делают ни в одной стране, и у нас тоже. Чтобы получить квалификацию, инженер должен подтвердить свои знания перед профессиональным сообществом. Следовательно, нужно создавать общественно-профессиональные центры сертификации. Когда у нас будут профессиональные стандарты, тогда можно будет на их основании оценивать качество образования в вузе.
АЛЕКСАНДР АКУЛОВ,
заместитель председателя правления Банка «Образование»
Практика показывает, что с точки зрения трудоустройства тот объем знаний, который предоставляется выпускникам вузов по экономическим и юридическим специальностям, нас в той или иной степени устраивает, если рассматривать его как некий унифицированный базис. Но следует иметь в виду, что с выходом на работу процесс обучения для этих специалистов продолжится еще минимум несколько лет. Ничего необычного в этой ситуации нет.
В условиях динамично развивающейся экономики и не менее быстро меняющейся нормативно-правовой базы сложно ожидать другого от системы фундаментального образования. В конечном счете выпускник и должен получить стандартный набор теоретических и прикладных знаний, которые ему потребуются для профессионального роста. Возможно, для прикладных специальностей унификация получаемых студентами знаний приобретает еще большее значение, так как это, с одной стороны, существенно облегчает задачу работодателям, а с другой — ставит в равные условия выпускников вузов. А пока получается, что прежде чем человек, получивший высшее образование, действительно станет специалистом, требуется несколько лет. Поэтому многие предпочитают выращивать кадры с нуля.
ЭКСПЕРТ
Как выбирали лучшие инновационные программы
О том, как проходил конкурс вузовских инновационных программ, рассказывает Ирина АРЖАНОВА, заместитель исполнительного директора Национального фонда подготовки кадров
— Инновационная программа вуза направлена на изменения в образовании, на внедрение новых образовательных технологий, нового содержания обучения. Но речь идет не о научных проектах, а о внедрении научных разработок в учебные курсы. Кроме того, инновационная программа должна быть включена в стратегический план развития вуза.
Сама процедура конкурса проходила в два этапа. На первом заявки рассматривала экспертная комиссия. В нее входили представители бизнеса и академических институтов, около 100 человек. Потом к ним присоединились еще сотрудники вузов — победители первого раунда. Второй этап конкурса — оценка инновационного потенциала вуза. Здесь оценка была чисто формальная, компьютер обрабатывал данные, которые предоставляли университеты.
Вузы могут использовать полученные деньги на закупку оборудования, повышение квалификации сотрудников или разработку программного и методического обеспечения. 20 процентов стоимости программы должен финансировать сам вуз.
Оценки экспертов и компьютерный рейтинг, естественно, расходились. Но у самых сильных университетов — Московского, Санкт-Петербургского, Бауманского, Томского политехнического — они были близки.
Мы не ждем, что в ближайшее время эти инновации как-то повлияют на социально-экономическую ситуацию в регионах или отраслях. Но что-то, несомненно, улучшится в самих университетах. Пусть не во всем университете, а может, на одном-двух факультетах студентов будут обучать по современным технологиям. Условия обучения станут лучше. И я надеюсь, что-то изменится в сознании абитуриентов, их родителей и в обществе по отношению к вузам.
ЭКЗАМЕН
Един на всех
С ЕГЭ по русскому языку начинаются выпускные экзамены во всех школах. В этом году он стал обязательным и в Москве. О том, зачем нужен этот экзамен и чего ждут проверяющие от школьников, рассказывает «Огоньку» Галина КОВАЛЕВА (на фото), заместитель директора Федерального института педагогических измерений
ЕГЭ часто упрекают в том, что он переориентирует школу с обучения на натаскивание. Что вы на это скажете?
Скажу, что проблема натаскивания вечна и серьезна. К любому экзамену надо готовиться. Я физик по базовому образованию, в школе работала 10 лет. Как мы готовим к экзамену по физике? Так же: разбираем типовые задания, которые могут встретиться на экзамене в школе или вузе, в процессе решения повторяем законы, разбираем разные методы решения, то есть учим школьника наиболее рационально использовать знания при решении задач. Это что, натаскивание или подготовка к экзамену? Что касается творческого мышления — то те, кто говорит о том, что ЕГЭ не проверяет умение мыслить, видимо, давно не заглядывали в экзаменационные материалы. В последние годы в них появляется все больше вопросов, на которые нельзя натаскать. Скажем, оценить деятельность какого-то исторического персонажа. Что проверяет такой вопрос? Знание ситуации в определенный период времени, умение выпускника провести анализ, сделать выводы, обосновать свою оценку — это нельзя просто вызубрить.
Я отвечаю за проведение в России международных исследований сравнительного характера, в частности широко известного исследования PISA. Российские дети очень успешно себя проявляют в предметной части, там, где надо воспроизвести то, что усвоил. Но там, где требуется проявить творческий потенциал в незнакомой ситуации, там, где надо найти оригинальное решение, сделать нестандартный ход, — здесь у нашей школы очень серьезные проблемы. По результатам подобных тестирований появляются документы, требующие, чтобы школа этому учила, но часов у учителя на это нет, учебники, как правило, написаны в академическом стиле, навязывающем готовые энциклопедические знания. Очень мало учебников, которые призывают ученика следовать за мыслью автора или опережать ее, помогают ему самому конструировать знания.
А другие страны как с этим справляются?
Ну, в Сингапуре, например, который занял первое место в мире по математике и естествознанию в 1995 году, решили это достижение сохранить и закрепить. И сократили от 10 до 25 процентов содержания по математике и естественно-научным предметам — высвободившееся время используют именно на то, чтобы научить ученика думать, говорить, решать, чтобы не потерять этот интеллектуальный потенциал.
Тогда другой вопрос: а не слишком ли многого мы хотим от школьника, если во время ЕГЭ по русскому он должен написать эссе на тему вроде «Прокомментируйте высказывание Солоухина о том, что язык есть форма времени»? Да не каждый взрослый филолог сразу найдет, что сказать по этому поводу.
Та формулировка — не из ЕГЭ по русскому языку. Возможно, вы ее взяли из каких-то сборников для подготовки к ЕГЭ. Авторы ЕГЭ по русскому языку пытались сделать формулировку задания понятной школьникам, включая в нее все то, что должны они продемонстрировать во время экзамена.
Год от года в экзаменационных материалах становится все меньше заданий на воспроизведение знаний, больше свободных ответов, кратких или развернутых. А вот расширить часть ситуативных заданий на применение знаний в реальных ситуациях мы не можем: в школе этому не учат.
Все говорят: оценивать на выходе надо то, чему учили. А учить будут тому, что оценивают на выходе! Здесь очень легко попасть в заколдованный круг. Опасно полностью ориентировать систему оценки качества образования на школьную практику прошлого века. Именно она доминирует в современной российской школе. Но учитывать ее, конечно, надо. Мы включаем в каждый ЕГЭ несколько заданий, которые идут на шаг впереди: если ученик их не сделает, на его отметку это не влияет.
Не получается ли так, что оценивается система образования, а двойку получает вместо нее ребенок?
Если в школе имеются проблемы, то ребенок должен быть защищен. Для этого в аттестат может идти среднее арифметическое школьной и экзаменационной отметок: это и подстраховывает ребенка от провала, и повышает роль школы. Есть и правило «плюс один»: при сомнениях все решается в сторону повышения отметки. В США, например, вузы получают не только результаты SAT — американского ЕГЭ, но и все итоговые отметки ученика по всем предметам. Но для всех стран это обычный показатель — когда до 20 процентов школьников не справляются с экзаменационными заданиями.
В ходе ЕГЭ пытаются жульничать?
Жульничать пытаются везде. В США по результатам анонимного опроса более 90 процентов сдающих SAT сказали, что пытались где-то словчить. Это в человеческой природе. Мы ищем работоспособные механизмы контроля. После проведения экзамена мы получаем всю статистику и, если видим, что в каком-то пункте приема экзамена результаты выше, чем в среднем по России, можем затребовать изображения всех работ и проверить их заново. И всех «стобалльников» тоже проверяем. Мы к этому готовы — в прошлом году перепроверили две с половиной тысячи работ. В одном регионе, например, обнаружилось, что детям местного руководства почему-то не хватило места в аудитории на 15 человек и нескольких детей отсадили в другой класс. У нас создается единая база данных, где хранятся изображения работ, по ним видно даже, кто у кого списал и кто проверял работы. И вузы смогут обратиться к этой базе в будущем и при необходимости посмотреть на работы своих абитуриентов.
Вот вы провели экзамены, получили результаты. Школы делают выводы, ознакомившись с результатами ЕГЭ?
Надеяться на то, что ЕГЭ может напрямую повлиять на качество образования, нельзя. ЕГЭ может показать, что хорошо и что плохо.
Как градусник?
Не только градусник: мы можем сказать, как надо организовать работу с детьми разного уровня подготовки. Мы можем с цифрами в руках доказать: если 60 процентов выпускников сдают экзамен на два и три, не осваивают базовый уровень образовательного стандарта, значит, что-то не так. Требования завышены, программа перенасыщена, учебный процесс неэффективный или?.. Но что-то с этим делать — уже не задача ЕГЭ, это задача разработчиков стандарта или системы повышения квалификации учителей. ЕГЭ может только поставить проблемы, а не решить их.
А какую может решить?
Ну вот, к примеру, в прошлом году нам сообщили, что дети-левши очень плохо справляются с нашим бланком, это мы обязаны решить. Или вот в Петербурге начали очень важную работу по разработке контрольно-измерительных материалов для слабовидящих — это тоже наше дело. Всем обеспечить равные возможности при сдаче экзамена — можем, а обеспечить качество образования — нет.
Результатами ЕГЭ можно пользоваться тоже по-разному. Можно на их основании уволить учителей, у которых много двоек. А можно использовать результаты ЕГЭ в системе мониторинга качества образования. По результатам прошлых лет в России выявилось несколько регионов, в которых результаты ЕГЭ по русскому и математике на 6 — 8 баллов ниже, чем в среднем по стране. Мы знаем, что в некоторых из них — экологическая катастрофа. Есть дотационные регионы. Есть спивающиеся села. Есть школы, где до 60 процентов детей со справками о неспособности сдавать экзамены. Что с ними делать? Мы можем показать: проблема есть, и очень значительная. Но кто-то должен принимать решение.
Результаты прошлого года учитываются при составлении заданий для будущего года?
Обязательно. У каждого задания есть своя история — как с ним справлялись. Если никто не справился — анализируем почему. Если никто не справился с заданием базового уровня — может быть, есть ошибка в ключе. А могли не справиться с заданием нового типа: в стандарте этот раздел уже вводится, а в учебниках его нет. Тоже проблема. Вот введены два предмета профильного уровня — «Экономика» и «Право», надо создавать по ним экзамен, а учебниками школа не обеспечена.
В сентябре мы начнем обсуждать материалы к экзамену 2009 года и приглашаем всех, кто заинтересован, присоединиться.
Задания, с которыми никто не справился, исключают?
Нет. У нас могут быть задания высокого уровня, с которыми справляется меньше процента учеников. Международные эксперты нас за это критикуют: общеизвестно, что, если выполнить задание может меньше 10 процентов учащихся или больше 90, оно неинформативно. Но мы их оставляем по требованию вузов как дополнительные для «звездочек». По-хорошему, вузам надо дать возможность отбирать своего абитуриента, как это делается в мире: единый экзамен плюс собеседование, если большой конкурс. Но собеседование открывает возможности для злоупотреблений. Мы недоросли до такого опыта, к сожалению.
Помнится, в Германии был страшный шум, когда оказалось, что у школьников страны плохие результаты в исследовании PISA. А когда в России обнаружились еще более низкие результаты — все сказали, что тестирование некорректное и перевод плохой.
Не только Германия так реагирует на отставание. В США принята программа No Child Left Behind, в Великобритании — Every Child Matters. Идея одна: ни один ребенок не должен быть оставлен за бортом. Про Сингапур мы уже говорили, в Польше проводят системную реформу образования. Страны понимают: конкурентоспособность определяется интеллектуальным потенциалом нации. А мы отталкиваемся от того, что у нас самая лучшая школа в мире. Да это старый миф, еще в советскую эпоху сформированный нами самими — никаких измерений не проводилось! Первые измерения были в 1991 году (международное исследования IAEP-II), результаты наши школьники показали очень утешительные: Россия вошла в пятерку лучших. Однако уже тогда было ясно, что наши школьники сильны в воспроизведении выученного. Но тогда все видели то, что хотели видеть: мы — лучше всех. PISA — исследование, которое проверяет только грамотность, умение пользоваться знаниями в незнакомых неучебных ситуациях Но эти результаты, которые демонстрируют, что с грамотностью у нас плохо, общество принять не готово: не тот инструментарий, не та выборка, плохой перевод!
В 2006 году прошли два исследования по чтению: в начальной и основной школе — PIRLS и PISA. Мы ожидаем более высоких результатов в начальной школе. По некоторым сложным заданиям результаты улучшились на 20 — 30 процентов. Точные данные будут в декабре, но уже понятно, что результаты будут выше, чем в 2001 году. Последние годы в начальной школе действительно произошли серьезные изменения: появились новые учебно-методические комплекты, проводился мониторинг образовательных достижений, учителя познакомились с новыми типами заданий и текстов, и результат налицо. А по основной школе никаких изменений к лучшему не ждем.
Фото: АНДРЕЙ НИКОЛЬСКИЙ; АНАТОЛИЙ АНТОНОВ/PHOTOXPRESS; РУСЛАН КРИВОБОК/РИА НОВОСТИ; ГРИГОРИЙ ПИТЕРСКИЙ/ИТАР-ТАСС; ПРЕСС-ЦЕНТР РГГУ; МИХАИЛ ФОМИЧЕВ/ИТАР-ТАСС; АЛЕКСЕЙ НИКОЛЬСКИЙ/ИТАР-ТАСС; ПРЕСС-ЦЕНТР ФИПИ; ВЛАДИМИР ЗИНИН/ИТАР-ТАСС