— Лужков конечно же не просто чиновник высшего звена — это поистине символическая фигура для постсоветской культуры. Главная ее особенность — в необычайной эклектичности: это большой советский стиль, который невероятно удачно «женился» на буржуазных возможностях нового времени. Это касается и его действий, и мифологем, сложившихся вокруг его имени...
Ну да. Ведь на нем одинаково элегантно смотрятся и кепка, и фрак с бабочкой. Мало того. Я думаю, даже кепка вместе с бабочкой — и те смотрелись бы на нем элегантно.
Недаром ведь кепка, недаром! Она завершает народный, мифологический образ «своего парня», но при этом «крепкого хозяйственника», тщательно, десятилетиями выстраиваемый образ «управляющего без идеологии». Но здесь есть некоторая обманка… Дело в том, что это слово в нашем лексиконе происходит не только от слова «вести хозяйство», но и от «хозяйничать», «властвовать». А мы ведь еще помним, кого называли Хозяином с 1923 по 1953 год…
Вы правы: Москва за всю свою историю еще никогда не ассоциировалась настолько с именем градоначальника.
Заметьте: Москва не была даже ельцинской — в бытность БН секретарем горкома. И в смысле влиятельности нет среди прежних градоначальников фигуры, равной Лужкову. Он действительно демиург. Создал этот фантастический, сравнимый только с президентским образ настоящего феодала — с вассалами, со своими приказами, судами, архитектурой… Даже секретарь горкома партии никогда не был частным персонажем, не воспринимался как самостоятельная фигура. А Лужков — и политик, и пасечник, и отец москвичей — как своеобразной «малой нации». Он и теоретик культуры, и философ, но и одновременно человек, который по субботам принимает сдачу в эксплуатацию каждого нового домика, магазинчика, подземного переходика… Безусловно, в этой многоликости и вездесущести мы узнаем тип творца, свойственный эпохе Возрождения, — мастера на все руки и на все мысли. Он может спеть и может произнести пламенную речь на английском с неповторимым акцентом… И ты понимаешь, что если интересы потребуют, он, безусловно, сможет и на китайском!.. Он может все! Кокетничать с голливудскими звездами, громить министров, сочинять стихи… Беседовать с мэрами мировых столиц о маршах любви, а потом рассуждать в клубе японских мудрецов о том, какой остров мы можем отдать, а какой нет…
И при всем величии — бесподобная народность, простота. Как в нем все сочетается?
В смысле соединения несоединимого Лужков конечно же настоящий постмодернист… Он ведь может открывать выставки самого современного искусства и при этом в душе любить и выше всех ставить Шилова, Церетели, Глазунова — спешить к ним сразу после пасеки… Но это ладно. У него есть другое потрясающее мастерство: он лучше всех научился работать под чужим мировоззренческим прикрытием. Он ведь в глазах масс основной истребитель реформ Гайдара и Чубайса, Ельцина, либерализма (вспомним его риторику — «радикалы-монетаристы» и пр.) И при этом в стране нет другого человека — какой там Абрамович! — который бы с такой эффективностью воспользовался ВСЕМИ возможностями рыночных отношений. Каждое преимущество свободы он использовал как никто другой — при этом вытаптывая и линчуя идеологов этой самой свободы! Миллионам людей кажется, что Лужков есть главный борец с буржуазией — а он ее родной сын и великий пользователь! Наконец, он филолог — ведь удачно пущенная в оборот фраза сама порождает политическую реальность. Конечно, с Черномырдиным ему не сравниться, но все-таки после знаменитой «хотели как лучше, получилось как всегда» стоит определение «лица кавказской национальности» — а ведь это лужковское творчество! Благодаря этой находке уже не надо разбираться в этих мелочах — кто в независимой стране живет, кто в автономии российской, для всех придумано одно общее, гениальное определение!
И при этом ему все прощается, даже верховной властью. Почему?
Он сумел создать образ деятеля, который находится вне обычных критериев, применимых к простым смертным министрам и президентам. Недавно газеты писали, что Елена Батурина, единственная русская женщина в списке «Форбс», вложила 3 миллиарда 100 миллионов в приобретение частных паевых фондов. В любой стране мира это бы означало отставку мужа: жены госчиновников не могут заниматься бизнесом. Однако то, чего не простили бы женам Ширака, Буша, Берлускони, в случае Лужкова принимается как... самое естественное. К мифологическому герою не прилипает никакая критика, никакие упреки… Недавно федеральный телеканал рассказывал, что в Москве 700 памятников архитектуры уничтожены только за последние годы: срыты, перестроены, перебетонированы — переплавлены в огне московского возрождения… При этом новая архитектура получила название «лужковской» — и мы не помним случая в истории, чтобы настолько единым был архитектурный стиль: ведь на каждой из новостроек укреплена башенка…
Он сам — именно человек-башенка. Башенка — это символ сказочности сознания: это и самая сладкая часть торта, и самая романтическая часть замка — ведь в башне томится принцесса…
Башенка, но непростая: ведь, с одной стороны, она напоминает башни Кремля, а с другой — башенку танка Т-34... Он сам решает, какой, например, должна быть гостиница «Интурист» — с пышными входами, такими, как Ю М. видел в лучших парижских, берлинских гостиницах — и ему ПОНРАВИЛОСЬ!.. Такой вот апофеоз личных вкусов и вкусов его друзей. Это новое слово в искусстве: чем больше ты друг Лужкову, тем большим художником ты считаешься. Именно от многогранности талантов его друзей этот стиль такой разный, помпезный и современный, соединение матрешки с компьютером. Стиль народности, недвижимости, любви к друзьям, власти и зарубежным кредитам — это все неповторимо. И при всем могуществе он, словно 15-летняя девочка, смущаясь, говорит по телевизору… что пока… не может… решиться… поговорить с президентом о своем четвертом… или уже пятом (?) сроке… Когда он это говорил, мне кажется, он даже покраснел… Я думаю, для будущих поколений чиновников Лужков надолго останется лучшим пособием по выживанию.
Зураб Церетели:
«Я вижу Лужкова в бронзе»
Зураб Церетели — давно уже один из символов современной Москвы и в качестве такового обсуждению не подлежит. Хотим мы того или нет, но это его город. Москва уже немыслима без Петра напротив Крымского моста, без галереи Церетели на Пречистенке и скульптурной композиции перед Манежем. Москва Церетели — это культурное завещание Лужкова, выставленное напоказ его представление о красоте.
Какие ключевые слова вы подобрали бы для описания лужковской Москвы?
Я вспоминаю, как в 1980 году был главным художником московской Олимпиады. Вспоминаю, как стою на лесах в Измайлове — а снизу меня вызывают Гришин, Коломин, Ресин. Помню чувство его ограниченности — и своей беспомощности: я хотел сделать праздничный город. И не мог. Витрины скучные, люди кислые, одежды однотонные плюс всеобщая и полная неспособность добиться исполнения простейших вещей. Лужков привел Москву в порядок быстрей и эффективней, чем любой другой мэр не только в России, но и в Европе. Москва меняется ежедневно. Тут главное — не останавливаться. Ее надо строить, чтобы каждый день что-то прибавлялось, чтобы ни на секунду не терялся темп. Это дает смысл и радость. Радость же — вообще главное понятие в хорошем городе. Если ее нет, все бессмысленно. Лужковская Москва чиста, весела и энергична. Я потому и изваял его дворником, выметающим весь местный сор. И еще спортсменом.
А почему у этого спортсмена под ногой футбольный мяч, а в руке теннисная ракетка?
Потому что у него по субботам футбол и дважды в неделю теннис.
Вам не кажется, что у Москвы все-таки нет стиля? Что она пестровата?
Стиль есть, он в этой пестроте и заключается. Если хотите, это отражение ее свободы. Думаю, время однотонных городов, выдержанных в единой стилистике, вообще прошло — по крайней мере в Москве. Потом, вы напрасно все сводите к одному Лужкову. Не он же тут все определяет — есть разрешительный совет.
Вы согласны с тем, что выражаете лужковский стиль на эстетическом, так сказать, уровне?
Это было бы нескромно — и с моей стороны, и с его. Лужков любит не только мои работы — он высоко ценил Кербеля, Орехова, Шемякина, Неизвестного, Бичукова, Бурганова, Рукавишникова, Франгуляна уважает; я не единственный, чьи скульптуры появляются в Москве. С другой стороны, при установке моих монументов в Штатах, Франции или Испании Лужков уж точно мне не патронирует. Что, он Бальзака моего поставил в Кап-де-Аге? Лужков потому и успешен, что дает расцветать всем цветам... Я вообще не стал бы называть себя символом, выразителем, средоточием и прочая. Я прораб, мне нравится это определение. Думаю, и Лужков от него бы не отказался.
Чего больше всего не хватает нынешней Москве?
Такого, как во Франции или Америке, центра, где больные дети, инвалиды, просто люди с ограниченными возможностями могли бы заниматься спортом, рисовать, выставлять работы... Фонд Кеннеди-Шрайвер занимается этим в Штатах — у нас нет ничего подобного. Я вообще упразднил бы понятие «больные дети», в мире есть множество щадящих терминов... Но нам не о терминологии надо думать — нам надо строить для них спортивные и выставочные центры.
Вы помните свою первую работу в Москве?
Отлично помню, венгерское посольство.
В последнее время в связи с русско-грузинскими осложнениями у вас нет проблем в России? У Акунина-Чхартишвили, например, были...
Россия и Грузия — как супруги, у них тоже случаются расхождения, нельзя всю жизнь друг друга на одной ноте любить... Иногда надо поспать в разных комнатах. А проблем у меня нет. Я в Москве уже дольше, чем в Тбилиси.
Вас называют одним из лучших современных колористов. В каких красках вы видите Лужкова?
Мой любимый материал — бронза, и я вижу его в бронзе.
ДМИТРИЙ БЫКОВ
Фото: STR OLD/REUTERS; Андрей НИКОЛЬСКИЙ