Победа «Возвращения» Звягинцева в 2003-м, «Гарпастум» Германа-младшего и «Первые на Луне» Федорченко в 2005-м. В нынешнем — помимо «Эйфории» Вырыпаева — «Свободное плавание» Бориса Хлебникова в параллельной программе, ретроспектива советского кино 30-х и «Остров»
Павла Лунгина. Из трех крупнейших киносмотров мира Венеция по-прежнему относится к России с наибольшим вниманием. С президентом Венецианского фестиваля Марком МЮЛЛЕРОМ «Огонек» поговорил о том, почему наше кино на Западе перестало быть популярным: не понимают или не хотят понимать?
Многие годы Венеция лидирует среди европейских киносмотров по количеству российских фильмов и побед — почему так? Из-за близости наших культур, из-за общего тоталитарного опыта наших стран? Или из-за вашей любви к России?
Меня всегда интересовало малоизведанное, необычное. Изучение китайского языка привело меня в Китай в 1974 году. Я провел там четыре года, и многие аспекты жизни за железным занавесом стали мне понятны. С тех пор на советские фильмы я начал смотреть как бы изнутри, добавилось понимание культурного контекста. И с тех пор, с моего первого фестиваля, в Пезаро, и далее — Роттердам, Локарно, наконец, Венеция — я всегда оставался верен своей изначальной страсти.
СССР считал себя одной из ведущих кинодержав мира. Сегодня такое ощущение, что к русскому кино мир стал равнодушен. Что сегодня необходимо российскому кино, для того чтобы на Западе его заметили?
Это наиболее частый вопрос, который задают ваши журналисты. Я и сам когда-то употребил термин, который был переведен как «скорбное бесчувствие» — именно так можно выразить западное отношение к российскому кино. К сожалению, статистика посещений сеансов русского кино в мире по-прежнему удручает. Но это не означает, что зритель не принимает его. Если вы попросите рядового итальянца назвать вам пару имен русских режиссеров, то услышите, как они, пусть и со страдальческим, но все-же одновременно восторженным выражением лица промычат вам (исковеркав до неузнаваемости) пару-тройку фамилий. А сколько имен казахских, таджикских или грузинских режиссеров могут назвать обыкновенные люди на Западе? А китайских? А хорошо ли, в свою очередь, знают в России современных итальянских режиссеров? Так что ваши проблемы не так уж велики, и они далеко не только ваши: там, где речь о глубоком, хорошем кино, невежество обоюдное, ответственность за которую ложится на плечи многих: прокатчиков, зрителей, журналистов.
Проблема еще и в том, что даже победа на Венецианском фестивале не гарантирует выхода российского фильма в прокат — в той же Италии…
Это обидно. При фамилии Герман я вздрагиваю от ощущения жгучей обиды: «Гарпастум» — это один из самых лучших фильмов прошлого года в мировом (!) кино. Но картина до сих пор не вышла в Италии — наши прокатчики неохотно тратят деньги на российское кино.
Очевидно, они не находят «аппетитными» российские картины — полного аншлага на них ждать не приходится. Что можно здесь посоветовать?
Я не думаю, что в советах со стороны есть смысл. У вас есть очень хорошие картины, есть плохие, как это было и много лет назад. Наблюдая за развитием постперестроечного кино в России, я убеждаюсь в том, что социально-политическая система не так сильно влияет на развитие кино, как это принято думать: что вот, мол, не стало СССР и у ваших режиссеров пропало ощущение «всемирности», ощущение актуальности. Однако заметьте: смена знамен в стране никак не повлияла на качество фильмов Германа-старшего, Муратовой, Сокурова. А вот для кинопроизводства смена знамен оказалась губительной. Но и тут у нас с вами общие проблемы: прежде всего проблема выживания авторского кино. Мы стараемся противостоять Голливуду не столько экономическими методами, сколько предлагаем — как бы это сказать — другой способ общения зрителя с фильмом, другой менталитет. Еще одна опасность современной ситуации кинопроизводства в России состоит в «прелюбодействии» кино и телевидения: когда телевидение и кино сожительствуют так тесно, кино перенимает ту банальность и приземленность, которая свойственна языку телевидения. В свою очередь, промышленная система производства кино, «поточное производство» не требует от режиссеров такого наряжения, как работа над произведением искусства. А те три-четыре режиссера, которые хотели бы пойти другим путем, оказываются в изоляции.
В отличие от Италии, в России почти все фильмы снимаются при частичной господдержке. Поэтому такой трагической изоляции талантливых режиссеров все-таки можно избежать. В конечном итоге еще и поэтому у вас в конкурсе оказался Вырыпаев.
О! Театральный режиссер с труднопроизносимой фамилией! Надо ее выучить, я уверен, мы услышим ее много раз. В отличие от многих театральных режиссеров, пробующих свои силы в кино, Ваню отличает уверенность в своем киноязыке. «Эйфория» — это не киноспектакль, а именно фильм с большой буквы. Я вообще верю в потенциал театральных режиссеров на экране. Театральная элита думает на одном языке. В Италии скоро дебютирует в кино известный театральный режиссер Ромео Кастеллуччи, а другой наш режиссер, Пьетро Бабина, ставит «Кислород» вашего Вырыпаева в Италии. Представьте себе, он звонил мне с просьбой познакомить его с Ваней, с которым я сам еще не успел познакомиться! Такие как Вырыпаев — это новый язык искусства, зарождение нового кода кино, здоровое начало, надеюсь. В случае с Ваней интересным для меня было и знакомство с его молодыми продюсерами, обладающими совершенно новой для России, на мой взгляд, энергией. Замечательно, что в России есть продюсеры, дающие возможность снять недешевое кино дебютантам. Появление интересных картин часто начинается с внимательного анализа деятельности способных продюсеров: именно они откапывают таланты-сюрпризы.
В нынешней программе фестиваля — ретроспектива советских фильмов 30-х годов. Как пропагандистские «Кубанские казаки» увязываются с вашей любовью к русскому интеллектуальному кино?
Для меня опыт освоения советского кино — фильмы Пырьева, Александрова, Савченко, Барнета — не менее важны, чем Сокуров или Герман. В нынешней ретроспективе российского кино у нас 18 картин, среди них выделяются две — «Спасите утопающего» и «Черемушки». Полемики же, касающиеся «блюдения чистоты» жанра авторского кино, уже вышли из моды. Все-таки главными критериями отбора на Венецианском фестивале по-прежнему остаются яркость эстетического жеста, очевидность поэтики. В тоталитарном кино есть своя поэзия, трагическая и потому привлекательная.