Другой народ и телегерои

Опросы показывают: праздник не состоялся, урок не извлечен

Борис ДУБИН, социолог
Фото Л. Шерстенникова/Архив «Огонька»

Во вполне типовом перекидном календаре 19 августа отмечено как праздник Преображения, на следующем листочке обозначен День Воздушного флота России, 22-го отмечается День Российского флага. Названы, как мы понимаем, крупнейшие праздники — они сегодня, что характерно, государственные плюс церковные. О том же, что происходило между 19-м и 21-м числом в Москве, России, Советском Союзе, на страничках нет ни слова — что же там было и было ли вообще, с кем происходило, в чем состояло и почему сегодня даже не упомянуто в календаре?

Коллективная память, как и коллективное забвение, — не природная способность, а действие воли. Напомню, что в самом начале 1992-го (опрос, который провел тогдашний ВЦИОМ, ныне — «Левада-Центр») «попытку государственного переворота 19 — 21 августа» подавляющее большинство жителей России назвали главным событием закончившегося года. И все-таки уже тогда результаты опросов указали на странную особенность произошедшего: событие названо главным, но результат его для большинства в том, что практически ничего не произошло, за победой над путчистами не последовало главного — решительных и убеждающих перемен. С этим согласились 48 процентов опрошенных, 43 процента затруднились с ответом, а доля тех, кто признал, что руководство России эффективно использовало возможности, открывшиеся после 22 августа, не превысила 9 процентов. Опять-таки относительное большинство (до двух пятых) месяц за месяцем после августа видело в окружающем лишь «сохранение старых порядков», еще 30 процентов затруднялись с оценкой. Если суммировать, ситуация выглядела тогда в глазах населения так: М. Горбачев, чья роль в происшедшем расценивалась как крайне незначительная, проявил слабость и упустил власть; победили решительность российского руководства (Б. Ельцина) и народ, воспротивившийся перевороту; противостоявшие им антиреформаторские силы гэкачепистов (руководство КПСС, органы госбезопасности), скорее всего, примкнут к победителям, но общие перспективы страны остаются неопределенными. По этим данным никак нельзя сказать, что население увидело в августовских событиях коренной поворот к демократии.

Дальнейшая эволюция тогдашних первых оценок определилась событием совсем иного смысла и масштаба: оно, по оценке российского населения, принадлежит к самым значительным и самым трагическим в ХХ веке, и это распад СССР. Последовавшие за ним экономические реформы также были восприняты населением отрицательно. К этому прибавились конфликты в руководстве России, разрыв Ельцина с прореформаторскими фигурами, обстрел Белого дома, чеченская война… В результате проблематика реформ стала вообще уходить с публичной авансцены, из словаря появляющихся на публике политиков, лексики медиаканалов — на это, среди прочего, явно указали уже результаты выборов 1993-го.

В результате главным приоритетом населения стала стабильность. Начали нарастать ожидания «твердой руки», отрицательное отношение к Западу, особенно к США, а вместе с тем — укрепляться (не в последнюю очередь с помощью телевидения) риторика «особого пути», «возрождения великой державы», особых качеств «национального характера». Всего за 5 — 6 лет после августа 1991-го даже для большинства москвичей — а здесь ведь основные августовские события и происходили — случившееся тогда «отошло в историю» (так ответили 56 процентов опрошенных в 1997-м, живым, современным событием назвали август 26 процентов жителей столицы). После середины 90-х процесс делиберализации публичного поля и неотрадиционализации массового сознания (во многом под воздействием медиа) пошел все более активно. Недаром Горбачев, а затем и Ельцин становятся для жителей России сугубо отрицательными фигурами. На горбачевское и ельцинское, еще совсем недавнее, время россияне переносят теперь не только тяжелые годы гайдаровских реформ, но и воспоминания о прежней нищете и дефиците, униженность и бесправие десятилетий советской жизни.

 В сумме до трех пятых, а временами и две трети опрошенных к 2000-м годам уже либо не могут вспомнить своих реакций 1991-го, либо ссылаются на то, что не успели в те дни разобраться в ситуации, либо указывают, что были тогда еще слишком малы (в свежем июльском опросе 2006 года эта сумма не вовлеченных и слабо заинтересованных равнялась 66 процентам). Половина респондентов не в силах припомнить хотя бы одну фамилию ни среди участников ГКЧП, ни среди тех, кто им противостоял. Такая «слабость памяти», конечно, не случайна. За 90-е изменилась вся актуальная политическая сцена, сошли с подмостков тогдашние протагонисты. Но, пожалуй, не менее важно другое: иными стали рядовые участники той пьесы. За прошедшие годы они все больше становились и в конце концов по преимуществу стали всего лишь отстраненными зрителями («обществом зрителей», то есть обществом только в качестве зрителей). Даже если это были физически «те же самые» люди, то думали они о себе и других, о стране и власти уже по-иному. Так, в 1991 году абсолютное большинство опрошенных (55 процентов) считали, что успеху ГКЧП помешали решительные действия руководства России. Через 10 лет эту оценку поддержали только 9 процентов; главную причину провала ГКЧП россияне стали видеть, можно сказать, в «технических» недочетах — «плохой организации» путча, а также в тогдашнем расколе в армии и МВД. В 1991 году 57 процентов россиян считали, что победил народ. Уже через 10 лет с этим согласились только 20 процентов. В этом смысле можно сказать, что социологам теперь отвечал уже «другой народ». Не зря в 1991 году 45 процентов «того», «прежнего» народа считали, что с победой ГКЧП они стали бы жить хуже; среди народа образца путинского 2001 года эту оценку поддержали только 17 процентов.

Для подавляющего большинства россиян перестала быть определяющей сама тогдашняя альтернатива: коммунисты или демократы, реформы или застой. Приходится констатировать, что победили, как это нередко в истории бывает, ни те и ни другие: победили третьи. В этом смысле стала играться уже иная пьеса. Несущие слова в ее заглавии — «стабильность» и «безопасность». У нее другие протагонисты (героев и лидеров здесь нет в принципе), и главный из них — воплощенный человек системы, по преимуществу не вызывающий у масс антипатии, но это и все («Не могу сказать о нем ничего плохого» — ведущая позиция в массовых оценках фигуры Путина). Другой здесь и «народ». Его роль, роль — вспомним риторику советской пропаганды — «большинства», «масс», исполняют «люди привычные» — не только привыкающие ко всему, но и привыкшие жить привычкой. Даже если они признают, что жизнь в стране изменилась, то в их-то собственной жизни от этого как будто бы ничего не меняется.

Композиция оценок августа 1991 года — прилагаемые таблицы на это ясно указывают — установилась уже к 1999 — 2000 годам, кристаллизовавшись в фигуре Путина и конструкции общепринятых представлений о нем: почти ничего позитивного в его политике большинство россиян назвать не могут, ждать от него конкретной программы и шагов по ее выполнению устали, но надеяться больше не на кого — рядом с «первым» на телеэкранах и в сознании зрителей никого нет. Места для демократической революции в нынешней политической жизни и политическом воображении большинства, понятно, не найти. Мало того: о самой политической жизни приходится говорить сегодня все более условно, поскольку до выставочного минимума ограничены какие бы то ни было свободы в политической сфере — точнее, в сфере отношений и перспектив власти, ее продолжения или возможной смены, а это теперь и считается политикой. Политическое замещено властным, власть — Кремлем. Политика как сфера самостоятельных действий, выбора целей, конкуренции программ и лидеров, их подконтрольности и ответственности за сделанные шаги так и не родилась. По-пирровски «победило» государство в лице номенклатурной группировки спецслужб, ее выдвиженцев и уполномоченных.

Августовские события остались значимы лишь для меньшинства россиян. Поэтому первоначальные положительные оценки августовских событий и связанные с ними надежды довольно быстро снизились, а в качестве общезначимых для большинства они признаны теперь только в негативном смысле — как символы распада, утраты, катастрофы.

Ни одна группа, выступавшая на социально-политической сцене в конце 1980-х — первой половине 1990-х годов, не сумела сделать собственные взгляды, оценки, программы, прогнозы реально действующими в «большом» обществе. Мнения кандидатов в элиту — включая множество дутых фигур и мнимых элит — были вытеснены риторикой общенациональных интересов и особого, единого и уникального пути. Нынешние общезначимые, принятые большинством населения символы и знаковые фигуры — это, подчеркнем, символы не коллективного участия, а, напротив, массовой отстраненности: эти телегерои максимально удалены от обычной жизни россиян, их повседневной деятельности.

Сегодня, говоря об августе, считают правым Ельцина и демократов лишь 12 процентов опрошенных (уверяют, что их симпатии были в те дни на ельцинской стороне, вдвое больше — 26 процентов, стало быть, свыше половины эти свои симпатии утратили). Россияне конца 1991 года, как мы видели, упрекали в пассивности власть. Но что они сумели сделать, чтобы заставить ее активизироваться? В чем за прошедшие годы активизировались сами? Так кому же тут помнить о трех августовских днях 15-летней давности?

… Недавно я прочитал в одном зарубежном журнале примерно такие слова, цитирую по памяти: «История (дальше шло название страны) — это история многовековой борьбы за честь и свободу». Фраза, конечно, слишком патетичная для строгого анализа. Но давайте примем ее за известный социально-психологический эксперимент «Продолжите предложение». Итак, закончите его вы, читатель, или попробуем закончить вместе: «История России — это…»

 

 

Путч и «путч»

Анна Рудницкая

Отношение к событиям 19 — 21 августа 1991 года спустя 15 лет остается в обществе неоднозначным. «Разброс и шатание» в оценках и суждениях затрагивает даже учебники истории, которые эти события описывают. Ниже приводятся цитаты из учебников, используемых сегодня в российских школах и имеющих гриф «Рекомендовано Министерством образования». Три цитаты — три взгляда на историю

 

 

«СТРАНА СОХРАНЯЛА СПОКОЙСТВИЕ»

«В ночь с 18 на 19 августа произошло выступление консервативного крыла в высшем руководстве СССР. Его не устраивали проект Союзного договора, наделявший центр призрачной властью, утрата действенного контроля над республиканскими Верховными Советами и правительствами.

В отсутствие Горбачева (он отдыхал в Крыму) был учрежден Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Он объявил о введении чрезвычайного положения в отдельных республиках СССР, запрете митингов и демонстраций. В Москву вошли войска.

Население страны в целом сохраняло спокойствие. Продолжалась работа шахт, заводов, учреждений, транспорта, а в деревне — уборка урожая. Лишь в Москве, а затем и в некоторых других крупных городах России президенту РСФСР Б Н. Ельцину удалось организовать тысячи своих сторонников на активное сопротивление. Однозначно проельцинскую позицию заняли представители частного сектора экономики. В условиях, когда ГКЧП бездействовал, этого оказалось достаточно для ликвидации «путча».

Левандовский А А., Щетинов Ю А. История России: XX — начало XXI века. Учебник для 11 класса. Просвещение, 2003

 

«ОРГАНИЗАТОРЫ ГКЧП НЕ ПРИМЕНЯЛИ ПОНЯТИЕ «СОЦИАЛИЗМ»

В манифесте ГКЧП говорилось о беспорядке в стране, об унижении советских людей за границей. Обещалась поддержка частной собственности, 0,15 га земли на каждую семью, снижение цен, повышение зарплаты. Показательно, что организаторы и идеологи переворота не применяли понятие «социализм». Однако просчет руководителей ГКЧП состоял в том, что они недооценили активность пусть и незначительных в масштабах страны, но весомых в крупных центрах демократических сил. К вечеру 19 августа у Белого дома России собрались тысячи людей. 20 августа во многих городах России и других республик прошли митинги и демонстрации протеста. 21 августа экстренно созванная сессия Верховного Совета осудила действия ГКЧП».

Островский В П., Уткин А И. История России: XX -  начало XXI века. Учебник для 11 класса. Дрофа, 2002

 

«ПОЛИТИКУ ГКЧП ОБЩЕСТВО НЕ ПОДДЕРЖАЛО»

«Политику ГКЧП общество не поддержало. На защиту правительства и парламента России, не признавших власть путчистов, поднялись тысячи москвичей, окруживших здание Белого дома живым щитом. В провале августовского путча решающую роль сыграли демократические силы и президент России Б Н. Ельцин».

Загладин Н В., Козленко С И., Минаков С Г., Петров Ю А. История Отечества: XX — начало XXI века. Учебник для 11 класса. Русское слово, 2006

 

P.S. Как пояснили «Огоньку» в пресс-службе Министерства образования и науки, с прошлого года процедура получения грифов «Допущено» и «Рекомендовано» Министерства образования  изменена — теперь все учебники проходят экспертизу в двух учреждениях: в Российской академии наук (РАН) на предмет «правильности» научной части подаваемого материала и Российской академии образования (РАО) на предмет методической эффективности учебника, доступности изложения и т д. Поскольку ситуация с учебниками истории наиболее плачевна, Министерство образования намерено уже в сентябре начать процедуру их повторной экспертизы.

 

КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА

«Плюрализм необходим»

Руководитель центра «Россия в мировой истории», ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Александр ШУБИН, непосредственно занимающийся экспертизой учебников, рассказал «Огоньку» об основных принципах своей работы:

— Практически в любом учебнике истории позиция автора обязательно прослеживается, как прослеживается она и в приведенных цитатах. В первом случае, например, очевидно, что автор придерживается консервативной позиции на описываемые события. Об этом говорит и употребление слова «путч» в кавычках, и наличие усилительной частицы «лишь» — «лишь в Москве, а затем других крупных городах…», и даже фактическая неточность в утверждении о том, что именно «Ельцину удалось организовать своих сторонников»: организация сопротивления путчу началась еще до того, как Ельцин появился на сцене и вместе с Ельциным в организации сопротивления принимали участие другие демократические силы. Однако если бы я рецензировал этот учебник, то, указав на фактическую неточность, я бы тем не менее не стал рекомендовать его отклонить. Автор имеет право на трактовку событий, если при этом он подкрепляет ее аргументами и достоверно излагает фактическую сторону. Он ведь не называет путчистов героями. А некоторый плюрализм, в том числе и в учебниках истории, нам, я думаю, необходим. Отрицательное заключение учебники, как правило, получают в следующих случаях: при наличии большого количества фактических ошибок, однобокости изложения или слишком эмоциональном ненаучном языке.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...