Во вполне типовом перекидном календаре 19 августа отмечено как праздник Преображения, на следующем листочке обозначен День Воздушного флота России, 22-го отмечается День Российского флага. Названы, как мы понимаем, крупнейшие праздники — они сегодня, что характерно, государственные плюс церковные. О том же, что происходило между 19-м и 21-м числом в Москве, России, Советском Союзе, на страничках нет ни слова — что же там было и было ли вообще, с кем происходило, в чем состояло и почему сегодня даже не упомянуто в календаре?
Коллективная память, как и коллективное забвение, — не природная способность, а действие воли. Напомню, что в самом начале 1992-го (опрос, который провел тогдашний ВЦИОМ, ныне — «Левада-Центр») «попытку государственного переворота 19 — 21 августа» подавляющее большинство жителей России назвали главным событием закончившегося года. И все-таки уже тогда результаты опросов указали на странную особенность произошедшего: событие названо главным, но результат его для большинства в том, что практически ничего не произошло, за победой над путчистами не последовало главного — решительных и убеждающих перемен. С этим согласились 48 процентов опрошенных, 43 процента затруднились с ответом, а доля тех, кто признал, что руководство России эффективно использовало возможности, открывшиеся после 22 августа, не превысила 9 процентов. Опять-таки относительное большинство (до двух пятых) месяц за месяцем после августа видело в окружающем лишь «сохранение старых порядков», еще 30 процентов затруднялись с оценкой. Если суммировать, ситуация выглядела тогда в глазах населения так: М. Горбачев, чья роль в происшедшем расценивалась как крайне незначительная, проявил слабость и упустил власть; победили решительность российского руководства (Б. Ельцина) и народ, воспротивившийся перевороту; противостоявшие им антиреформаторские силы гэкачепистов (руководство КПСС, органы госбезопасности), скорее всего, примкнут к победителям, но общие перспективы страны остаются неопределенными. По этим данным никак нельзя сказать, что население увидело в августовских событиях коренной поворот к демократии.
Дальнейшая эволюция тогдашних первых оценок определилась событием совсем иного смысла и масштаба: оно, по оценке российского населения, принадлежит к самым значительным и самым трагическим в ХХ веке, и это распад СССР. Последовавшие за ним экономические реформы также были восприняты населением отрицательно. К этому прибавились конфликты в руководстве России, разрыв Ельцина с прореформаторскими фигурами, обстрел Белого дома, чеченская война… В результате проблематика реформ стала вообще уходить с публичной авансцены, из словаря появляющихся на публике политиков, лексики медиаканалов — на это, среди прочего, явно указали уже результаты выборов 1993-го.
В результате главным приоритетом населения стала стабильность. Начали нарастать ожидания «твердой руки», отрицательное отношение к Западу, особенно к США, а вместе с тем — укрепляться (не в последнюю очередь с помощью телевидения) риторика «особого пути», «возрождения великой державы», особых качеств «национального характера». Всего за 5 — 6 лет после августа 1991-го даже для большинства москвичей — а здесь ведь основные августовские события и происходили — случившееся тогда «отошло в историю» (так ответили 56 процентов опрошенных в 1997-м, живым, современным событием назвали август 26 процентов жителей столицы). После середины 90-х процесс делиберализации публичного поля и неотрадиционализации массового сознания (во многом под воздействием медиа) пошел все более активно. Недаром Горбачев, а затем и Ельцин становятся для жителей России сугубо отрицательными фигурами. На горбачевское и ельцинское, еще совсем недавнее, время россияне переносят теперь не только тяжелые годы гайдаровских реформ, но и воспоминания о прежней нищете и дефиците, униженность и бесправие десятилетий советской жизни.
В сумме до трех пятых, а временами и две трети опрошенных к 2000-м годам уже либо не могут вспомнить своих реакций 1991-го, либо ссылаются на то, что не успели в те дни разобраться в ситуации, либо указывают, что были тогда еще слишком малы (в свежем июльском опросе 2006 года эта сумма не вовлеченных и слабо заинтересованных равнялась 66 процентам). Половина респондентов не в силах припомнить хотя бы одну фамилию ни среди участников ГКЧП, ни среди тех, кто им противостоял. Такая «слабость памяти», конечно, не случайна. За 90-е изменилась вся актуальная политическая сцена, сошли с подмостков тогдашние протагонисты. Но, пожалуй, не менее важно другое: иными стали рядовые участники той пьесы. За прошедшие годы они все больше становились и в конце концов по преимуществу стали всего лишь отстраненными зрителями («обществом зрителей», то есть обществом только в качестве зрителей). Даже если это были физически «те же самые» люди, то думали они о себе и других, о стране и власти уже по-иному. Так, в 1991 году абсолютное большинство опрошенных (55 процентов) считали, что успеху ГКЧП помешали решительные действия руководства России. Через 10 лет эту оценку поддержали только 9 процентов; главную причину провала ГКЧП россияне стали видеть, можно сказать, в «технических» недочетах — «плохой организации» путча, а также в тогдашнем расколе в армии и МВД. В 1991 году 57 процентов россиян считали, что победил народ. Уже через 10 лет с этим согласились только 20 процентов. В этом смысле можно сказать, что социологам теперь отвечал уже «другой народ». Не зря в 1991 году 45 процентов «того», «прежнего» народа считали, что с победой ГКЧП они стали бы жить хуже; среди народа образца путинского 2001 года эту оценку поддержали только 17 процентов.
Для подавляющего большинства россиян перестала быть определяющей сама тогдашняя альтернатива: коммунисты или демократы, реформы или застой. Приходится констатировать, что победили, как это нередко в истории бывает, ни те и ни другие: победили третьи. В этом смысле стала играться уже иная пьеса. Несущие слова в ее заглавии — «стабильность» и «безопасность». У нее другие протагонисты (героев и лидеров здесь нет в принципе), и главный из них — воплощенный человек системы, по преимуществу не вызывающий у масс антипатии, но это и все («Не могу сказать о нем ничего плохого» — ведущая позиция в массовых оценках фигуры Путина). Другой здесь и «народ». Его роль, роль — вспомним риторику советской пропаганды — «большинства», «масс», исполняют «люди привычные» — не только привыкающие ко всему, но и привыкшие жить привычкой. Даже если они признают, что жизнь в стране изменилась, то в их-то собственной жизни от этого как будто бы ничего не меняется.
Композиция оценок августа 1991 года — прилагаемые таблицы на это ясно указывают — установилась уже к 1999 — 2000 годам, кристаллизовавшись в фигуре Путина и конструкции общепринятых представлений о нем: почти ничего позитивного в его политике большинство россиян назвать не могут, ждать от него конкретной программы и шагов по ее выполнению устали, но надеяться больше не на кого — рядом с «первым» на телеэкранах и в сознании зрителей никого нет. Места для демократической революции в нынешней политической жизни и политическом воображении большинства, понятно, не найти. Мало того: о самой политической жизни приходится говорить сегодня все более условно, поскольку до выставочного минимума ограничены какие бы то ни было свободы в политической сфере — точнее, в сфере отношений и перспектив власти, ее продолжения или возможной смены, а это теперь и считается политикой. Политическое замещено властным, власть — Кремлем. Политика как сфера самостоятельных действий, выбора целей, конкуренции программ и лидеров, их подконтрольности и ответственности за сделанные шаги так и не родилась. По-пирровски «победило» государство в лице номенклатурной группировки спецслужб, ее выдвиженцев и уполномоченных.
Августовские события остались значимы лишь для меньшинства россиян. Поэтому первоначальные положительные оценки августовских событий и связанные с ними надежды довольно быстро снизились, а в качестве общезначимых для большинства они признаны теперь только в негативном смысле — как символы распада, утраты, катастрофы.
Ни одна группа, выступавшая на социально-политической сцене в конце 1980-х — первой половине 1990-х годов, не сумела сделать собственные взгляды, оценки, программы, прогнозы реально действующими в «большом» обществе. Мнения кандидатов в элиту — включая множество дутых фигур и мнимых элит — были вытеснены риторикой общенациональных интересов и особого, единого и уникального пути. Нынешние общезначимые, принятые большинством населения символы и знаковые фигуры — это, подчеркнем, символы не коллективного участия, а, напротив, массовой отстраненности: эти телегерои максимально удалены от обычной жизни россиян, их повседневной деятельности.
Сегодня, говоря об августе, считают правым Ельцина и демократов лишь 12 процентов опрошенных (уверяют, что их симпатии были в те дни на ельцинской стороне, вдвое больше — 26 процентов, стало быть, свыше половины эти свои симпатии утратили). Россияне конца 1991 года, как мы видели, упрекали в пассивности власть. Но что они сумели сделать, чтобы заставить ее активизироваться? В чем за прошедшие годы активизировались сами? Так кому же тут помнить о трех августовских днях 15-летней давности?
… Недавно я прочитал в одном зарубежном журнале примерно такие слова, цитирую по памяти: «История (дальше шло название страны) — это история многовековой борьбы за честь и свободу». Фраза, конечно, слишком патетичная для строгого анализа. Но давайте примем ее за известный социально-психологический эксперимент «Продолжите предложение». Итак, закончите его вы, читатель, или попробуем закончить вместе: «История России — это…»
Путч и «путч»
Анна Рудницкая
Отношение к событиям 19 — 21 августа 1991 года спустя 15 лет остается в обществе неоднозначным. «Разброс и шатание» в оценках и суждениях затрагивает даже учебники истории, которые эти события описывают. Ниже приводятся цитаты из учебников, используемых сегодня в российских школах и имеющих гриф «Рекомендовано Министерством образования». Три цитаты — три взгляда на историю
«СТРАНА СОХРАНЯЛА СПОКОЙСТВИЕ»
«В ночь с 18 на 19 августа произошло выступление консервативного крыла в высшем руководстве СССР. Его не устраивали проект Союзного договора, наделявший центр призрачной властью, утрата действенного контроля над республиканскими Верховными Советами и правительствами.
В отсутствие Горбачева (он отдыхал в Крыму) был учрежден Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Он объявил о введении чрезвычайного положения в отдельных республиках СССР, запрете митингов и демонстраций. В Москву вошли войска.
Население страны в целом сохраняло спокойствие. Продолжалась работа шахт, заводов, учреждений, транспорта, а в деревне — уборка урожая. Лишь в Москве, а затем и в некоторых других крупных городах России президенту РСФСР Б Н. Ельцину удалось организовать тысячи своих сторонников на активное сопротивление. Однозначно проельцинскую позицию заняли представители частного сектора экономики. В условиях, когда ГКЧП бездействовал, этого оказалось достаточно для ликвидации «путча».
Левандовский А А., Щетинов Ю А. История России: XX — начало XXI века. Учебник для 11 класса. Просвещение, 2003
«ОРГАНИЗАТОРЫ ГКЧП НЕ ПРИМЕНЯЛИ ПОНЯТИЕ «СОЦИАЛИЗМ»
В манифесте ГКЧП говорилось о беспорядке в стране, об унижении советских людей за границей. Обещалась поддержка частной собственности, 0,15 га земли на каждую семью, снижение цен, повышение зарплаты. Показательно, что организаторы и идеологи переворота не применяли понятие «социализм». Однако просчет руководителей ГКЧП состоял в том, что они недооценили активность пусть и незначительных в масштабах страны, но весомых в крупных центрах демократических сил. К вечеру 19 августа у Белого дома России собрались тысячи людей. 20 августа во многих городах России и других республик прошли митинги и демонстрации протеста. 21 августа экстренно созванная сессия Верховного Совета осудила действия ГКЧП».
Островский В П., Уткин А И. История России: XX - начало XXI века. Учебник для 11 класса. Дрофа, 2002
«ПОЛИТИКУ ГКЧП ОБЩЕСТВО НЕ ПОДДЕРЖАЛО»
«Политику ГКЧП общество не поддержало. На защиту правительства и парламента России, не признавших власть путчистов, поднялись тысячи москвичей, окруживших здание Белого дома живым щитом. В провале августовского путча решающую роль сыграли демократические силы и президент России Б Н. Ельцин».
Загладин Н В., Козленко С И., Минаков С Г., Петров Ю А. История Отечества: XX — начало XXI века. Учебник для 11 класса. Русское слово, 2006
P.S. Как пояснили «Огоньку» в пресс-службе Министерства образования и науки, с прошлого года процедура получения грифов «Допущено» и «Рекомендовано» Министерства образования изменена — теперь все учебники проходят экспертизу в двух учреждениях: в Российской академии наук (РАН) на предмет «правильности» научной части подаваемого материала и Российской академии образования (РАО) на предмет методической эффективности учебника, доступности изложения и т д. Поскольку ситуация с учебниками истории наиболее плачевна, Министерство образования намерено уже в сентябре начать процедуру их повторной экспертизы.
КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА
«Плюрализм необходим»
Руководитель центра «Россия в мировой истории», ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Александр ШУБИН, непосредственно занимающийся экспертизой учебников, рассказал «Огоньку» об основных принципах своей работы:
— Практически в любом учебнике истории позиция автора обязательно прослеживается, как прослеживается она и в приведенных цитатах. В первом случае, например, очевидно, что автор придерживается консервативной позиции на описываемые события. Об этом говорит и употребление слова «путч» в кавычках, и наличие усилительной частицы «лишь» — «лишь в Москве, а затем других крупных городах…», и даже фактическая неточность в утверждении о том, что именно «Ельцину удалось организовать своих сторонников»: организация сопротивления путчу началась еще до того, как Ельцин появился на сцене и вместе с Ельциным в организации сопротивления принимали участие другие демократические силы. Однако если бы я рецензировал этот учебник, то, указав на фактическую неточность, я бы тем не менее не стал рекомендовать его отклонить. Автор имеет право на трактовку событий, если при этом он подкрепляет ее аргументами и достоверно излагает фактическую сторону. Он ведь не называет путчистов героями. А некоторый плюрализм, в том числе и в учебниках истории, нам, я думаю, необходим. Отрицательное заключение учебники, как правило, получают в следующих случаях: при наличии большого количества фактических ошибок, однобокости изложения или слишком эмоциональном ненаучном языке.