Бой с пляжем

Летний отпуск давно превратился в тяжелую работу: вы загораете и фотографируетесь на фоне развалин не для себя, а чтобы перед друзьями было не стыдно. Долой пляжный отдых! Даешь отдых-погружение. За неделю прожить жизнь другого человека — может быть, лучший отдых из всех известных

Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ, бывший отпускник
Фото Yohansen Krause/National Geographic

Ненавижу загорать. Меня раздражают склады бесноватых коричневых тел, сваленных в общую кучу на пляжах, — от Черного до Средиземного. Человеческая личность растворяется на песке. Летний отдых всякий раз превращается в пытку: индивидуум и массовый отдых — вещи несовместные.

Оказывается, так думаю не один я. Целая страна Норвегия еще год назад на государственном уровне объявила войну массовому тупому отдыху — а что им было делать, если нефть в стране есть, а пляжей нет. И жары: всего 10 — 15 градусов летом. Ветер, дождь. И фьорды. Проще всего было вкладывать деньги в рекламу «прекрасной страны, где вы насладитесь прекрасными видами из наших отелей». Норвежцы поступили хитрее. Они торгуют не природой, а концепцией. Они предлагают новую идею отдыха. Отдых для индивидуалистов.

«Белый медведь любопытен и консервативен», — говорит экскурсовод в музее города Тромсо, эдакого северного Парижа. Это про меня. Это я и есть — белый медведь. Я не любитель экстремального отдыха, но и предсказуемые эмоции мне тоже не нужны. То, что предлагают туристам в Норвегии, в советское время назвали бы «активным отдыхом», а современные психологи называют «отдыхом-погружением». На две-три недели тебя за твои же деньги погружают в реальную чужую жизнь. Живешь чужими заботами, притворяешься другим человеком и незаметно сам становишься другим.

...«Магазин у нас где? Да на втором», — с классически-русским взмахом руки говорит бармен. Чисто и безлюдно в этом магазине, друзья мои. Разнообразные товары стоят на полках. А продавцов в этом магазине нет. С товаром под мышкой спускаешься на первый этаж, долго ищешь продавца, уговариваешь его взять деньги. Он советует оставить их прямо наверху (руки у него, видите ли, заняты). Подсчитать вам общую сумму? О, не отвлекайте его по пустякам. Посчитайте сами.

Перед глазами у меня маячит призрак охранника из родного магазина на Новослободской: он и видеокамера наблюдения ежедневно составляют отличную пару. Хочется что-нибудь украсть. Назло. 

… Великолепная деревня Никсунд, что на севере Норвегии, стала загибаться в середине 90-х. Рыбацкий поселок, отделенный от мира долгими километрами, на фиг не был нужен его жителям. А когда свалили все, сюда пришел бывший житель Дюссельдорфа Земан Герлиц с двумя приятелями. Сейчас их уже восемь. «Мне всегда было интересно начать жизнь с нуля. Создать мир заново. Нет, я не антиглобалист и не как это… Tolstov? Толстовец! Просто когда ты рождаешься, тебе предлагают мир, в котором все уже придумано. А мы здесь все придумали сами, так, как нам хотелось бы».

Дорога, ведущая сюда, построена еще в 80-е: узкая, неприятная, медленно надо ползти с горки, под горку… Новые жители, однако, не спешат дорогу восстанавливать. Сложность сообщения с миром гарантирует микроклимат в экспериментальной деревне: сюда приходят только поодиночке и только те, кому нужно. Это гарантирует совпадение ценностных установок: сюда бегут те, кому нужна деятельная тишина. Тишина, разбавленная не визгом караоке и шумом быстроходных лифтов, а визгом лебедки и гудками катеров, плеском волн и жаром костра. Русский турист, привыкший к Турции, здесь скучает: здесь его никто не приглашает искупаться в бассейне, не зовет в караоке-бар, не поливает филе вашего крокодила самым дорогим коньяком.  

Не хочешь ли сам поискать острых ощущений? Пить чай или вино на окраине мира. Читать книжку в местном баре. Можно прожить здесь неделю. Можно остаться на всю жизнь. Это и есть самый экстремальный туризм.

«Подъем в четыре утра. Выходим в море. Один вспарывает рыбу, другой сортирует, третий чистит», — рыбак инструктирует нас перед выходом в море. Спать и жить придется тут же, в рыбацком поселке. Такая вот путевка в жизнь. Ты проходишь и проживаешь весь путь рыбы — от живой до мертвой и подготовленной к еде. Чтобы не показалась жизнь медом, водитель моторной лодки разгоняет свою резиновую машину до такой скорости, что вы будете поначалу молить Господа, чтобы все это закончилось. Лодка на скорости постоянно прыгает по волнам — и вам нужно крепко держаться: автор свернулся в эмбрион на дне лодки, чтобы не выбросило на фиг. Моряки вовсе не ухарствуют: они педантично соблюдают пункты контракта. Сказано «познакомить вас с суровой морской стихией», «просолить» — извольте: не три капли, а полный водопад ощущений — так, чтобы было и страшно, и весело одновременно.

Китовое сафари. Однодневная акция, выполняющая все те же функции «погружения», только максимально быстро: времени на адаптацию мало, рвать от морской болезни начинает через час, но знаете, в чем прелесть? Ты можешь купить пляж, но ты не можешь купить морскую болезнь: она настигает тебя независимо от толщины кошелька и ты не можешь откупиться от нее. Морская болезнь — это нематериальная ценность: только пережив ее, понимаешь, что такое гармония с морем. И тогда у тебя этого будет уже не отнять. Цель китового сафари насколько бессмысленная, настолько и благородная: просто увидеть кита. Четыре часа корабль и 200 пассажиров гоняются за китом по бескрайнему северному полю, чтобы увидеть, как на две минуты над водой покажется китов хвост. Все. Финал. Цени мгновения.

… Саамы, кочевая народность Севера Норвегии, не могут жить в городах. Зимой они живут в поселке, летом — в юртах, по склонам гор, пасут себе козочек. При желании к ним подселяют туристов. Кофе из железного чайника, сон на деревянных досках, йойк (саам. Joik) — традиционная протяжная песня саамов (что-то похожее — горловое пение — есть у наших тувинцев). Упаси бог, я вообще не переношу фольклора. Сила йойка в другом: по-видимому, это единственная музыкальная форма, которую нельзя превратить в товар. Нельзя продать, нельзя купить. Но можно подарить. Это песня-посвящение: любимому озеру, собаке, жене. Йойк — это чувство, которое переполняет тебя и которое ты не в силах высказать. Йойк — это всегда попытка сказать, а не высказывание. Когда наша земля превратится в один огромный супермаркет с одной идеальной песней, придуманной компьютером, йойк уйдет в метафорический лес партизанить. Он живет только в момент исполнения, поэтому нигде, кроме как здесь, от правообладателей (саамов), вы его не услышите. «Этот йойк посвящен моей жене» (жена пастуха сидит рядом). «А-у, ау-у-у. А-о, ао-о-о» (жена внимательно слушает). Я, кажется, понимаю теперь, как с одним человеком можно прожить вместе 40 лет. Когда ты не можешь передать словами, что чувствуешь. Таким образом остается недосказанное. Загадка. Приходит собака и ложится рядом. Сейчас ей тоже будут петь посвящение — хозяин хлебнул туристского виски и намерен продолжать всю ночь.

Норвегия торгует свой окраинностью — недаром здесь официально заканчивается Европа: мыс Нордкап, дальше — только C еверный Ледовитый океан. Забавно, здесь такая эмоция рождается, странная — когда смотришь в море — детская, забытая: смесь острой тоски и острой жажды приключений. Тревожно и хорошо. В местном ресторане, устроенном прямо на берегу, делают так: с шампанским и икрой усаживаются вечером перед белым покрывалом. В час N занавес торжественно поднимается, и посетители смотрят, словно в телевизор, в огромное окно, в котором над северной бескрайностью всходит солнце. Аплодируют. Молчат и смотрят.

.. Кстати, с моторной лодкой все оказывается просто: попрыгав изрядно по волнам, понимаешь, что ни за что держаться не надо мертвой хваткой. Как в жизни. Нужно просто пружинить в такт — взлетая и падая вместе с волнами. Дышать и слушать.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...