Когда Борис Иванович вскрыл конверт и огласил его содержимое, он и его жена Анна побледнели, как мел. Их трeхлетнему сыну Мише было отказано в приеме в лучший детский сад Манхэттена.
— Не может быть, — потрясенно сказал Борис Иванович.
— Ну конечно, это какая-то ошибка, — поспешила согласиться жена. — Ведь он смышленый мальчик, приятный, общительный, и речь у него развита, и рисует он хорошо.
Борис Иванович пропустил эти слова мимо ушей и стал думать о своем. Как он теперь будет смотреть в лицо коллегам, когда маленького Мишу не приняли в престижный детский сад? Ему так и слышался насмешливый голос Семенова: «Вы ничего не понимаете. Здесь все решают связи. И денег тоже нужно было отстегнуть. Какой вы все-таки темный».
«Да не в этом дело, — услышал Борис Иванович свой протестующий голос. — Я уже всем подмазал, кому надо — от воспитателей до уборщиц, и все равно его не взяли».
— А как прошло собеседование — нормально? - спросит Семенов.
— Вполне, — ответит Борис Иванович, — хотя из кубиков он так ничего и не построил.
— С кубиками, значит, не справляется, — скажет Семенов своим надменным тоном. — Выходит, у него серьезные эмоциональные трудности. Кому нужен бездарь, который не может построить из кубиков домик?
«Но с какой стати я должен говорить об этом с Семеновым? — подумал Борис Иванович. — Пожалуй, он об этом и не узнает».
Однако, придя в понедельник на работу, Борис Иванович сразу понял, что все всё знают. На его рабочем столе красовалось невидимое, но жирное позорное пятно. Вошел Семенов, хмурый, как грозовая туча.
— Надеюсь, вы понимаете, — сказал он, — что ни в один приличный колледж его не возьмут. А о Лиге плюща* и думать забудьте.
— Из-за такой ерунды? Как же это может повлиять на его дальнейшую учебу?
— Не буду называть имен, — сказал Семенов, — но много лет тому назад один известный инвестиционный банкир не смог пристроить свое чадо в престижный детский садик. Когда выяснилось, что мальчик не умеет рисовать, разразился жуткий скандал. В общем, как бы там ни было, но куда надо он не поступил и был вынужден...
— Что? Ну говорите же!
— Скажу лишь, что, когда ему исполнилось пять лет, он был вынужден пойти туда, куда берут всех без разбора — в бесплатную государственную школу.
— Креста на них нет, — сказал Борис Иванович.
— В восемнадцать лет все его бывшие приятели поступили в Йельский и Стэнфордский университеты, — продолжал Семенов, — а этот бедолага, не имея свидетельства об окончании дошкольного учреждения — как бы это получше сказать — подобающего уровня, смог поступить только в парикмахерское училище.
— Стричь усы и бороды! — воскликнул Борис Иванович, представив себе, как бедный Миша в белом халате бреет состоятельных господ.
— Не имея серьезного опыта по части делания куличиков и игры в песочнице, мальчишка оказался совершенно не готов к суровым жизненным испытаниям, — продолжал Семенов. — В конце концов он стал работать в услужении и дошел до того, что начал подворовывать деньги у своего хозяина. К тому времени он уже был законченным пьяницей. Где мелкое воровство, там и кражи — дело кончилось тем, что он зарезал и расчленил свою хозяйку. На суде, приговорившем его к повешению, он объяснял все тем, что не смог в свое время поступить в хороший детский сад.
В ту ночь Борис Иванович так и не смог заснуть. Ему мерещился недостижимый детский сад в Ист-Сайде и веселенькие, залитые солнцем классы. Он представлял себе трехлеток в форменных костюмчиках, которые носились туда-сюда, останавливаясь лишь затем, чтобы выпить стаканчик сока и съесть шоколадку. Есть ли в жизни, да и вообще во всем мироздании смысл, если Миша будет лишен всего этого? Борис Иванович представил себе, как его сын, уже взрослый, стоит перед главой престижной фирмы, а тот, насмешливо прищурившись, выспрашивает у него про животных и геометрические фигуры, то есть про все те вещи, о коих он должен иметь глубокие познания.
— Ах да! Гм… как его… — дрожа всем телом бормочет Миша. — Это треугольник… нет-нет, восьмиугольник. А это… кролик — ой, простите, кенгуру.
— А как насчет слов к песенке «Ты знаешь сладкоежку»? — сурово спрашивает президент. — Здесь, в компании «Смит Барни», все вице-президенты знают их наизусть.
— Если честно, сэр, я так и не выучил ее до конца, — сознается бедняга, и его заявление о приеме на работу плавно перемещается в мусорную корзину.
В последовавшие за отказом дни Анна Ивановна потеряла интерес к жизни и стала безразличной ко всему. Она вяло ссорилась с нянькой и обвиняла ее в том, что та неправильно чистит Мише зубы, водит щеткой не сверху вниз, а справа налево и обратно. У нее пропал аппетит, а во время визитов к психоаналитику она давала волю слезам. «Должно быть, я чем-то прогневала Бога, — плакалась она. — И зачем я накупила столько туфель от Прада — это они во всем виноваты». Ей казалось, что каждый встречный автобус хочет ее задавить, а когда Армани ни с того ни с сего аннулировал ее кредитный счет, она перестала выходить из спальни и закрутила роман. Скрыть интрижку от Бориса Ивановича было непросто, поскольку ночами он обретался в той же спальне, и все спрашивал, кто это лежит рядом с ними.
Когда все стало совсем плохо, Борису Ивановичу позвонил его приятель, адвокат Шамский. Он сказал, что забрезжил лучик надежды, и предложил отобедать в ресторане «Цирк». Борис Иванович явился на встречу в гриме, поскольку после решения о детском садике в дорогие рестораны его больше не пускали.
— Я тут вышел на некоего Федоровича, — сказал Шамский, зачерпывая ложечкой крем-брюле. — Он может устроить для твоего отпрыска повторное собеседование, от тебя же потребуется сущий пустяк: ты будешь снабжать его приватной информацией о некоторых компаниях, которая позволит ему прогнозировать взлет и падение акций.
— Но ведь это конфиденциальные дела, — возразил Борис Иванович.
— Только если блюсти федеральный закон, — парировал Шамский. — Боже правый, ведь речь идет об элитном детском садике! Пожертвование тоже будет нелишним. Конечно, в пределах разумного. Я знаю, они сейчас ищут, кто бы взял на себя расходы по строительству нового флигеля.
В этот момент один из официантов узнал Бориса Ивановича, несмотря на его фальшивый нос и парик. Тут же местные служащие набросились на него со всех сторон и выволокли его из ресторана.
— То-то! — сказал метрдотель. — Он думал, что нас можно одурачить! Вон отсюда! А что до твоего сынка, то люди нам нужны — на грязную работу. Оревуар, шут гороховый!
Вечером Борис Иванович известил жену о своем решении продать деревенский дом в Амагансетте, чтобы набрать денег на взятку.
— Что? Наш чудный загородный дом?! — вскричала Анна. — Мы с сестрами выросли в этом доме. У нас там была полоса отвода к морю, которая проходила через соседский участок — прямо по их кухонному столу. Помню, как мы всей семьей ходили купаться, стараясь не угодить по дороге в миски с овсянкой.
Будто по воле злого рока утром в день второго собеседования у Миши внезапно сдохла гуппи. Это случилось ни с того ни с сего, при том что рыбка ничем не болела и буквально намедни прошла полное медицинское обследование, не выявившее никаких заболеваний. Ребенок, понятно, был безутешен. На собеседовании он даже не подошел к конструкторам «Лего» и «Лайт Брайт», а когда воспитатель спросил, сколько ему лет, дерзко ответил: «А тебе какое дело, жиртрест?» И в этот раз, увы, он не был принят.
Оставшись без средств к существованию, Борис Иванович и Анна нашли пристанище в приюте для бездомных. Там они встретили много других семей, чьи дети не смогли поступить в элитные учебные заведения. Иногда они устраивали совместные трапезы и с тоской вспоминали о своих частных самолетах и зимних отпусках в Мар-а-Лаго. В приюте Борис Иванович встретил бедолаг, еще несчастней, чем он сам, — простых смертных, отвергнутых за то, что их суммарная стоимость была слишком мала. Лики этих страдальцев светились поистине божественной красотой.
— Теперь у меня есть вера, — сказал Борис Иванович жене в один прекрасный день. — Я верю, что жизнь полна смысла и что все люди, бедные и богатые, в конце концов переберутся в Град Божий — ведь Манхэттен становится совершенно непригодным для жилья.
______
* Лига плюща — восемь старейших и наиболее привилегированных частных колледжей и университетов США.
РЕДАКЦИЯ благодарит Ирину МЕЛДРИС за помощь в подготовке материала.
Тех, кто хочет оказать помощь Ломинцевскому хоспису, просим обращаться по телефону 789-82-31 (издательство «Открытый мир»)