Натурализм и эпатаж работают, когда есть пафос и нравственный импульс
Пересмотрев «Турецкие сладости» Пола Верхувена, я вспомнил «чернуху», которую показывали по ТВ в 90-е. Казалось, что все это снимал один режиссер с одним и тем же оператором в одних и тех же интерьерах про одних и тех же беспросветно пьющих неудачников. Неинтересно смотреть «непозитив», когда нет надежды. У Пола Верхувена есть оптимизм. Жесткие, эпатажные, «антиобщественные» сцены — но не «чернуха», не «депресняк».
«Турецкие сладости» — ключ к миру Верхувена. В нем можно разглядеть и «Звездный десант», и «Четвертого», и «Основной инстинкт». История простая. C кульптор встречает девушку. У них сразу же происходит секс на заднем сиденье автомобиля — таковы нравы 70-х. Потом возникает любовь. Потом она проходит — девушка перестает понимать героя и возвращается к матери. Финал трагический: героиня умирает в больнице.
Фильм начинается детективной сценой убийства любовной пары в машине. Затем мы видим героя дома, в неубранной квартире, среди девиц, которых он пытается затащить в постель и периодически фотографирует. Одна из них при включенном свете оказывается созданной им скульптурой той девушки, которая убита в машине. История раскручивается назад, и мы пытаемся понять: кто и когда убил девушку, «ставшую» скульптурой. Сцена с убийством несколько раз повторяется.
В какой-то момент мы понимаем: убийство было только в воображении героя. Этот ложный саспенс, напряжение нашего сознания, когда мы гадаем, что было раньше, что потом, что реально, а что виртуально, — сильнейшая сторона композиции.
Ключевая метафора фильма — скульптор. Он любит и «сотворяет» возлюбленную. Это своего рода «анти-Пигмалион» и в то же время история Ромео и Джульетты, которым дали наконец соединиться. Любовь сильная и совершенно «оторванная», идет вразрез со всеми нормами. И если бы не эта любовь, фильм был бы пошленькой мелодрамой с элементами «чернухи». Работает каждая деталь. Он любит ее волосы — а какое-то время спустя встречает ее больную и перекрашенную. Потом она вовсе обрита, и он ей приносит в больницу парик под цвет ее тех волос. В финальном эпизоде медсестра отдает ему коробку с этим париком — и он бросает ее в мусорную машину, которая «сжирает» его. Это последнее, что мы видим. Так все проходит — и любовь, и жизнь.
Сегодня у нас есть не только кассовое кино, но и бытописательские, психологические фильмы, сюжет которых может быть натуралистичным и провокационным. Снимать такой фильм — всегда риск. Можно снимать «под Верхувена». Но без нравственного и эстетического элемента это будет физически неприятно, пошло. А если этот элемент есть, получается такой фильм, как «Турецкие сладости».