Борис Григорьевич, эксперименты с генетически модифицированными организмами каким-то образом регулируются?
Борис Юдин — доктор философских наук, член-корреспондент РАН, главный редактор журнала «Человек», представитель России в Руководящем комитете по биоэтике Совета Европы. Этическими проблемами науки занимается с 70-х годов прошлого века. В комитете по биоэтике вошел в 1998 году после разговора с секретарем комитета карлосом де Сола. |
Я считаю, что как путь жесткого запрета, так и путь «все дозволено» — с дефектами. И в мире склоняются к такой же точке зрения — работы нужно вести, но под контролем.
Что это означает практически?
Есть два подхода. Первый — пользоваться так называемым «принципом предосторожности». Смысл в том, что если появляется новая технология, то тот, кто ее продвигает, должен найти аргументы, чтобы снять все разумные опасения. Другой подход у американцев: пока негативный эффект не доказан, технология может развиваться.
Насколько я помню историю с рекомбинантными ДНК, то там все было с точностью до наоборот. Когда в 70-е годы появилась эта техника манипуляций с генетическим материалом, американцы ее испугались и запретили.
Не совсем так. Американцы действительно предложили мораторий на работу с рекомбинантными ДНК, причем мораторий был объявлен научным сообществом. Ученые очень опасались, что если они не сделают этого, то вмешаются политики и начнутся необоснованные запреты.
Генетические эксперименты будут осуществляться, но под контролем |
И вот тогда мировое сообщество специалистов по молекулярной генетике приняло согласованное решение: разделить эксперименты на четыре типа по степени риска. Работы наименее рискованные предусматривали физические и химические степени защиты, самые рискованные были запрещены. Было предложено изящное решение — разработали такие формы организмов, которые могли выживать только в искусственной среде лабораторий.
А что сегодня?
В 2003 году были приняты рекомендации Совета Европы по ксенотрансплантации, пересадке человеку органов, изымаемых у животных, в том числе генетически модифицированных. Есть риск, что вместе с органами от животных к человеку могут попасть какие-то вирусы, к которым организм животного приспособлен, но для человека эти вирусы могут оказаться крайне опасными.
А что обсуждается, когда идут эксперименты на животных?
Есть принцип «трех R»: replacing — животных в исследованиях заменяют на другие объекты (на клетки, например), reducing — как можно меньше животных, refining — методы должны быть наиболее щадящими. И еще проводится сертификация лабораторий — без этого потом трудно опубликовать результаты.
Не перегибаем ли мы палку с мораторием на клонирование человека? В Британии клонируют, в Корее клонируют…
Понимаете, общество к этому не готово. Когда клонировали Долли, стали изучать общественное мнение, и оказалось, что большинство населения против клонирования человека. Главный риск — создание уродов. Долли ведь получилась в результате всего одной удачной попытки из 277 проведенных.
Когда начнут работать с позитивной евгеникой — улучшением человеческой породы?
Какие-то работы ведутся уже сейчас. Их скорее можно назвать негативной евгеникой — устранением недостатков. Но грань между негативной и позитивной евгеникой условна. В странах Юго-Восточной Азии широко практикуют пренатальную диагностику пола ребенка и часто абортируют девочек. Нарушается естественное соотношение мальчиков и девочек: 105—106 на 100. Сейчас говорят про преимплантационную диагностику. Яйцеклетку оплодотворяют в пробирке, потом диагностируют эмбрионы и отбирают те, которые будут имплантированы женщине. Если такая практика получит развитие, то, как опасаются многие, скоро изгоями могут стать те, кто является результатом естественного оплодотворения. Но я не сомневаюсь, что эта технология будет развиваться. И бояться не нужно, нужно научиться это регулировать.