Здравствуйте, Настя, не напомните ли вы мне имена трех волхвов? — такими словами меня встретил перед одним из своих концертов Борис Гребенщиков, когда я пришла брать у него интервью для «Огонька». В голове лихорадочно вертелось совершенно не к месту одно-единственное: «Металл, металл... При чем тут металл? Как на экзамене, сейчас провалю, и ничего не выйдет». Из-под желтоватых затемненных очков человек в красной, вышитой розочками жилетке и белой рубашке с жабо, и застегнутыми на запонки манжетами смотрел на меня насмешливо и с интересом. Имен Мельхиора (вот при чем металл-то), Каспара и Валтазара, как их на Западе называют, я не вспомнила.
ОГОНЕК: А вы что, тоже забыли?
— Нет. Не забыл. Я просто тогда был в другом месте.
(Так, на грани шутки и серьезного, интервью и прошло.)
ОГОНЕК: Сейчас праздничная рождественская неделя идет. Для вас Рождество имеет какое-нибудь значение?
— В Рождество родился Господь наш, Иисус Христос!!! (Ударяет кулаком по столу и смеется.)
ОГОНЕК: Вы в чудеса и сказки верите: у вас на сайте www.aquarium.ru под рубрикой «Книжная полка» — большая подборка литературы в жанре фэнтези...
— Это мой подбор. В данном случае я выступаю как посол группы и поэтому имею наглость делиться тем, что мне нравится. А вы что, считаете это сказками?
ОГОНЕК: В частности, предложенного вами Льюиса с «Хрониками Нарнии» я считаю переложением Библии для детей...
— Да. Но если выбирать между двумя произведениями: одно, как говорят, написано Богом, другое, как говорят, написано Льюисом — какое бы вы выбрали? Какое из них легче читается? Вот вы Новый Завет читали? Наверняка, частями. Как начинается Евангелие от Матфея? Не помните. А как начинаются «Хроники Нарнии» все, кто читал, помнит — дети попадают в шкаф.
Еще вопрос: чем отличается произведение Джона Роналда Рейела Толкиена от большинства книг, вышедших и ставших популярными в XX веке? Говорите, там есть место чуду? Место чуду и в нашем мире есть, просто мы закрываем на это глаза. Попасть в созданный Толкиеном мир, если подумать, тоже не очень хочется. Чем он отличается от нашего мира, кроме того, что там идет чудовищная война и вот-вот все человечество будет втоптано просто в полное дерьмо... У нас такого пока еще нет. Наша действительность, с этой точки зрения, лучше.
Книга Толкиена отличается от большинства произведений XX века только одним: в ней есть герои, которым хочется открыть сердце. В этой книге есть люди, которые лучше, чем мы с вами. В то время как в нормальной книге XX века все герои не лучше, чем мы с вами, а иногда хуже. Толкиен вернул нам людей, о которых приятно читать, которым хочется подражать. А в большинстве остальных книг подражать некому и ни с кем не хотелось бы поменяться местами. И поэтому, с моей точки зрения, хорошее фэнтези — это никак не сказки. Это то, к чему мы стремимся. Ведь мы стремимся стать немножко лучше, чем мы есть. Вернее, раскрыть свой потенциал. И нормальная литература нам в этом помочь не может, потому что нормальная литература живет на том, что все ущербны, плохи, у всех мрак и похмелье. Фэнтези возвращает нам «нормальных нас».
ОГОНЕК: В 2005 году выходит ваш новый альбом: когда, как будет называться?
— Новый альбом был закончен 5 декабря. Выйдет он, вероятно, в начале февраля. Название его я должен держать в тайне. Я обещал. В нем звучат африканские инструменты. Это решение пришло благодаря естественному процессу развития. Африка — это страна, которая помогает нам вновь обрести свои эмоции, поэтому мы уверены, что небольшое вливание африканских эмоций никому не помешает. Сам в Африке я практически не был, это все еще впереди.
ОГОНЕК: Почему вы говорите, что Африка помогает нам вновь обрести свои эмоции?
— Объясняю: человек рождается в каждой культуре для того, чтобы обрести какие-то навыки. Умные люди говорят, что люди рождаются в Африке для того, чтобы обрести связь со своими глубинными эмоциями, базовыми эмоциями, для которых в человеческом языке даже нет названия. Поэтому наш альбом будет чем-то очень особенным. Такого мы еще никогда не делали.
ОГОНЕК: Там хотя бы слова, тексты есть?
— Да, несколько. (Смеется.) Иногда мы поем песни со словами. В наши времена — это редкость. Но я считаю, что это незаслуженно забытый жанр — «песня со словами».
ОГОНЕК: В альбоме «Сестра Хаос» есть песня «Брат Никотин». Для нового альбома была записана песня «Мама, я не могу больше пить», которая выставлена на сайте «Аквариума». Это что, борьба с пороками прошлого?
— Нет у нас пороков. Мы пытались найти хоть один порок в группе, но так и не смогли. А песня «Мама, я не могу больше пить» в новый альбом не войдет. Но там есть такие песни, как «Бессмертная сестра Хо», а есть — «Бессердечные братья Забодай». Там много чего есть.
ОГОНЕК: Зачем вы искали пороки в группе?
— Нам нужны были какие-то пороки, чтобы эффективнее проводить сценическую политику. Объясняю: люди приходят на концерт для чего? Глупцы и простаки считают, чтобы слушать музыку. Нет, это абсолютно не так. Люди приходят на концерт исключительно для того, чтобы посмотреть, как музыканты борются со своими пороками на сцене. Для этого мы и искали пороки в своей группе, но к своему стыду поняли, что у нас пороков практически нет. Мы настолько близки к ангелам, насколько это возможно.
Тур по Германии, который мы предприняли в декабре, стал первой ступенью к новой стадии «Аквариума», во время которой мы будем культивировать пороки. Иначе музыка грозит зайти в тупик. Эта новая стадия развития «Аквариума» началась вместе с новым альбомом. (Смеется.) На самом деле в последнее время все возвращается на круги своя. То, что происходит сейчас на русской так называемой эстраде — прямое возвращение к 1970-м. Все слушают сейчас 70-е. Вся политика, следуя моде, тоже возвращается к 70-м. То есть начинается грандиозный новый застой. И поэтому нам приходится действовать. Как мы были в 70-е альтернативой и оппозицией происходящему на большой эстраде, так и теперь нам приходится занимать это место.
Началось все с немецкого декабрьского тура. Мы приехали в Германию с серией «домашних концертов». На сцене, скажем, не было барабанов. Мы переносим «домашние концерты» в новую фазу. Теперь мы играем только их, даже если эти «домашние концерты» играются на Куликовом поле. «Аквариум» собирается сыграть концерт на Куликовом поле 5 марта. А к следующей зиме мы, может быть, подготовим Ледовое побоище. А летом собираемся сыграть концерт на месте Трафальгарской битвы (сражение парусного флота у Атлантического побережья Испании. — Ред.). Это будет первый плавучий концерт «Аквариума». (Смеется.)
ОГОНЕК: Что значит в вашем творчестве образ бесшабашного, не следующего общепринятым правилам растамана — это вы сами, вся ваша группа?
— Нет. Это идеальный образ растамана. Как Лев Толстой вывел в «Войне и мире» идеальную девушку Наташу Ростову, так же «Аквариум» выводит в своих песнях идеальный образ растамана. Наш растаман — это то же, что толстовская Наташа Ростова.
ОГОНЕК: Образец для подражания?
— Образец для обожания!
ОГОНЕК: В реальной жизни несуществующий?
— Почему же, любой специалист в области литературы вам скажет, что наташ ростовых у нас в России хоть пруд пруди. Ну если не пруд, то полпруда точно.
ОГОНЕК: И в моем поколении есть? По поводу моего поколения, молодежи до 30-ти: к нам приклеили ярлык «поколения 0» или «поколения никаких» — не боремся, не протестуем, не хиппуем, идеалов нет. Часть из нас — ваши поклонники, вы видите нас со сцены, общаетесь. Согласны ли с этим ярлыком?
— Вы — дети разночинцев. Вы строите светлое будущее. А сами разночинцы ваше величие понять не могут. Потому как они, разночинцы да передвижники, замкнуты в своем кругу, порочном кругу... Вы — поколение, которое за пределы этого круга вышло, поэтому вас и не понимают. А идеалов у вас быть не может, потому что все идеалы отцы пропили.
ОГОНЕК: Борясь за свободу и против системы на кухне?
— Да, надо сказать, что борьбу на кухне они положительно проиграли. Кухня как была, так и осталась.
ОГОНЕК: Постойте, как осталась? А как же завоеванные «демократия и свобода всего» — высказываний, передвижений? Свобода, которой мы вроде как достигли и о которой теперь трубят повсюду?
— Если бы свободу можно было купить или если бы свободу можно было отбить в неравном бою с властью, то получилось бы, что миллионы людей смогли бы насладиться не заслуженной ими свободой, за которую погибнут пять-десять человек, а все остальные получат ее на халяву. Но, к сожалению, со свободой так не выйдет. С ней совершенно другая история. Свободу каждый человек должен отбивать сам для себя.
ОГОНЕК: Вы отбили?
— Не знаю. Не могу взглянуть на себя со стороны.
|
ОГОНЕК: А те, кто живет в России, в будущем отобьют?
— Как человек, интересующийся сегодняшним днем России, могу смело сказать, что будущее ее от меня скрыто. Потому что когда ты видишь, что происходит в стране сегодня, становится немного не до будущего... Но от распространения листовок и выдирания зубами чеки из гранаты вы сегодня можете воздержаться. В свое время это никому не помогло, кроме как партии большевиков быстро взять власть. Что ни к чему хорошему, как мы видели, не привело.
Но дело в том, Настя, что в интервью «Огоньку» нелепо делиться секретами подпольной работы, давать адреса явок и подпольных типографий. Тем более что нет ни тех, ни других. Они никому не нужны, как мы только что определили. Важно другое — то, что есть в музыке. Не только в нашей, а в любой хорошей музыке. Это «то» очень трудно описуемо словами. И поэтому «его» нельзя поймать, «его» нельзя схватить за шиворот, «его» нельзя продать, «его» нельзя использовать в неблагих целях. Вот, скажем, Иоганн Себастьян Бах, 2-й Бранденбургский концерт. За что Баха сажать в тюрьму — вроде там ничего плохого нет? Однако то, что содержится во 2-м Бранденбургском концерте, во второй части, например, значительно благотворнее действует на людей, чем любая подпольная работа.
ОГОНЕК: Как вы восприняли выборные события на Украине?
— Я прочитал где-то в интернете такое скользкое и достаточно едкое замечание: Украина показала, что они не совсем азиаты. Потому что азиаты заранее знают, что все уже предопределено, что их голоса будут подсчитаны так, как это кому-то нужно. И поэтому никто даже рыпаться не станет.
ОГОНЕК: А россияне — азиаты?
— Я думаю, что если у нас будут какие-нибудь выборы, то никто не будет особенно бороться за их результаты, потому что все заранее знают, что результат уже определен. И сколько бы народу ни ходило голосовать, в итоге окажется ровно столько и те «бюллетени», сколько уже заранее было подсчитано.
А по поводу Украины я был немного смущен тем, что в разгар так называемых событий на Украине мои попытки посмотреть по телевидению то, что там происходит, закончились тем, что по всем 12 каналам я увидел развлекательные программы. Узнать происходившее можно было только из интернета, посмотрев, что пишет Би-би-си или даже Lenta.ru. А вот по телевизору все мягко спускалось на тормозах. Я это воспринял как еще одну характерную черту современной жизни. И порадовался, потому что мои ощущения нашли подтверждение: у меня и раньше не было доверия к тому, что показывают по телевизору, и теперь у меня его нет. Даже когда по телевизору показывают новости 24 часа в сутки, у меня тоже складывается ощущение, что мне показывают далеко не все, а только то, что кто-то хочет, чтобы я видел. Поэтому лучше уж ничего не показывать.
Вообще я смотрю телевизор только в период стихийных бедствий. Я и газеты читаю только тогда, когда у меня есть утром свободные полчаса. За чашкой кофе в какой-нибудь гостинице, если там есть The Times или International Herald Tribune, я могу их почитать.
ОГОНЕК: Российские газеты не читаете?
— Моему самосознанию претит читать что-то, что специально исковеркано для моего потребления. А The Times доверяет весь мир. И они это знают. И чтобы не потерять своего лица, они держат определенную планку.
ОГОНЕК: Вам не так давно была вручена высокая государственная награда — орден «За заслуги перед Отечеством». У вас были мысли от него отказаться?
— Зачем же? Для меня этот орден очень приятен. Он симпатичный. И я считаю, что большого зла я своему Отечеству не приносил. Критикам такого рода орденов хотел бы задать достаточно ехидный вопрос: а из чьих рук они бы хотели принять орден? (Смеется.)
ОГОНЕК: Слава вас не раздражает? А поклонники, которые пристают, просят автографы?
— Тем, кого слава раздражает, предлагаю отказаться от нее: отрастить усы, сделать пластическую операцию. Я думаю, что люди, которые говорят, что их раздражает слава, кривят душой. Люди, которые не хотят быть никому известны, они и будут неизвестны. «Уставшие от славы», боюсь, обманывают. Они втайне очень хотят быть известными.
Но славе я обязан тем, например, что не могу пойти ни в один клуб, мне сложно ходить в театр, потому что, вместо того чтобы смотреть, что там происходит, мне приходится давать автографы. Это достаточно сковывает. Людям как-то хочется вступить со мной в контакт, а это немного ограничивает свободу передвижения. Но это не такая большая цена. Я вполне готов ее платить.
ОГОНЕК: Вы долго на сцене — ощущение рутины от того, что вы делаете, не появилось?
— Пока такого не было. Когда мы выходим на сцену, мне (надеюсь, что и у всех нас такое ощущение) выпадает возможность сделать лучшее из того, что я могу. А когда ты можешь сделать лучшее из того, что ты можешь делать в жизни, я не представляю себе, как это может надоесть или стать рутиной. Это же всегда вызов! Всегда приходится доказывать, что ты не баран!
Беседовала Анастасия СОРВАЧЕВА