Страсти по Беслану

Страсти по Беслану

Наши специальные корреспонденты Дмитрий БЫКОВ и Чермен ДЗГОЕВ передают из Северной Осетии

Как это было

На бесланском Доме культуры было крупно написано «Страсти Христовы». Наверное, можно было тут усмотреть конспирологическое совпадение. Мужчины и женщины Беслана стояли и сидели вокруг ДК круглые сутки, не расходясь даже ночью, и глаза у них были страшнее и отчаяннее, чем у Богородицы в фильме Гибсона. Та суровая Богородица хотя бы знала, за что мучают Ее Сына.

О том, чего добиваются и кого представляют боевики, прикрывающиеся живым щитом из детей, не было известно ничего достоверного. Даже точных данных об их количестве. На площади называли цифру 40, штаб упорно говорил о семнадцати.

Такие лица мы видели в фотохронике 22 июня, в толпе вокруг репродукторов. Кто начал эту войну, сказать сложно. Достоверно было известно, что среди захватчиков есть чеченцы.

Много было разговоров о беспрепятственном проезде грузовика с бандитами, оружием и взрывчаткой. Кто-то, конечно, говорил, что «с такими продажными ментами, как у нас, можно доехать куда угодно». Однако были и те, кто пытался посмотреть на это иначе. Вот селение Хурикау преимущественно с ингушским населением, которое находится на территории Северной Осетии. Около 20 человек садятся в грузовик и выезжают. Дорога до Беслана пересекать административную границу республики не требует. А посты на въезде в села Старый Батакоюрт и Зильги, а также в Беслан не рассчитаны, естественно, на то, чтобы досматривать каждую проезжающую машину. К тому же, эта история с ингушом-гаишником, взятым в заложники еще в Хурикау. История путаная, которую даже чиновники из правительства Северной Осетии пересказывали по-разному, однако ясно, что этот заложник ехал впереди грузовика на какой-то машине и своим удостоверением, а может, и личными знакомствами должен был обеспечить бандитам прикрытие на постах. Если бы их остановили. Но их не остановили.

Доехав до школы, боевики отпустили заложника. Он тут же попал в руки следственных органов и в первый день был едва ли не главным свидетелем произошедшего. Из его показаний, по словам североосетинского депутата Сикоева, следовало, что ни на чеченском, ни на ингушском языке бандиты не общались. Только на русском, но с каким-то странным акцентом. Возможно, арабским.

Впрочем, как ни пытались власти закрыть тему осетино-ингушского конфликта, многие именно в этом усматривали причину захвата школы.

- Почему они этого ингуша отпустили? Почему, если им было все равно, кого захватывать, они вообще из Хурикау куда-то поехали, там что, школы нет? - спрашивал какой-то пожилой человек у мужчины в камуфляже.

Тот кивал.

Другие, впрочем, смотрели на проблему шире.

- Они в Назрань недавно заехали и 100 человек своих пристрелили. Это нелюди, им уже вообще все без разницы, что свои братья, что чужие дети, - рассуждал один известный в прошлом осетинский борец, просивший, впрочем, не называть свою фамилию.

Толпа стояла плотно, недвижно, и каждый кричал: «Тише, дайте говорить!». Этот хоровой выплеск ужаса и надежды длился минут пять. Говорящий его терпеливо пережидал. Потом устанавливалась полная тишина. Оглашались новости.

Толпа требовала объективности от журналистов. О психологическом напряжении говорит такой факт: оператор одного из телеканалов решил не включать камеру и разговаривал с отцом захваченного в заложники ребенка без записи - за это толпа чуть не растерзала его.

Когда глава Совбеза Северной Осетии Урузмаг Огоев стал читать список 26 освобожденных, женщины крестились, а мужчины плакали. Я никогда не видел на одной площади столько плачущих мужчин. 26 человек, в том числе четыре матери с грудными детьми, были освобождены после второго раунда переговоров, проведенного Русланом Аушевым. Он прибыл в Беслан почти сразу после захвата школы. Рассказывают, что Аушев - личный друг спикера североосетинского парламента Таймураза Мамсурова, который сам родом из Беслана. Его дети остались в числе заложников, в числе 26 освобожденных их не было.

Ситуации с заложниками были самые фантастические. К Фатиме Кусовой прилетела племянница из Ташкента. В конце августа собиралась возвращаться. Но оттуда позвонила мать, суеверная женщина: «Ни в коем случае не летите, ясновидящая сказала, что тебя что-то ждет. Не выходи на улицу». Женщина решила отложить поездку и отдать свою дочку в бесланскую школу на три месяца. Мальчику только исполнилось три года, но его тоже взяли с собой на линейку. Сын Фатимы Кусовой, Георгий, перешедший во второй класс, пошел в школу вместе с ними. Все четверо оказались в заложниках. От Фатимы всю ночь не отходил психолог. Обещал, что все будет хорошо.

К журналистам чаще всего выходил Лев Дзугаев, руководитель информационно-аналитического управления президента Северной Осетии Александра Дзасохова. Когда будет составлена подробная летопись бесланских событий, Дзугаева, наверное, назовут героем. Он держался идеально, не спал вообще, никогда не повышал голоса. То есть один раз повысил - когда совсем молодая женщина, чья сестра с сыном оказалась в числе заложников, навзрыд закричала, не выдержав напряжения, закричала: «Да спасите же их!» - «Дорогая, - сказал Дзугаев с усилившимся кавказским акцентом, - а мы что же делаем, да?»

Примерно в 4 часа утра уже 2 сентября из здания штаба солдаты вынесли на руках двоих детей. Спустя несколько минут - еще двоих. Следом за солдатами вышла женщина в косынке. Они сели в «Газель» и уехали. Предполагать, что террористы отпустили первых заложников, можно было только с натяжкой. Во-первых, почему детей выносили из штаба? Отпущенных из школы их наверняка тут же отвезли бы в больницу. К тому же многие чиновники спокойно стояли на улице у здания администрации и курили - слишком большая роскошь в ситуации, когда выпускают заложников. Наконец все прояснилось. Женщина с детьми приехала поговорить со своим мужем, который находился среди боевиков. Неизвестно, поговорила ли она с ним по телефону, но совершенно точно записала свое обращение к нему на видео. Я слышал несколько версий ее появления в Беслане. Собственно, две: вроде как она сама позвонила в милицию и предложила помощь, а вроде спецслужбам удалось каким-то образом установить личность одного террориста и они сами отправили за его семьей машину. Знакомый сотрудник ФСБ был в числе тех, кто ездил за ней. Правда, куда именно, он не сказал, кроме того, что село находится в Ингушетии.

Главный страх последних пятидесяти часов перед развязкой - штурм. Никаких требований со стороны террористов не было или по крайней мере о них не сообщали родителям школьников. Возможно, опасались рецидива стокгольмского синдрома. Но здесь не Москва. Плакат «Путин, выполните их требования, спасите детей!» перед зданием ДК появился, но его мгновенно свернули. Если бы даже матери хотели выполнения всех требований захватчиков, они молчали об этом. А отцы, собираясь по краям площади, повторяли одно: «Они что же думают - осетины не умеют оружие держать?»

Одно время в штабе даже предполагали, что захват школы призван отвлечь внимание от более масштабного теракта или даже атаки боевиков на Ингушетию. Бесланский теракт сам по себе слишком масштабен, символичен и самодостаточен, чтобы быть просто акцией отвлечения. Захватчики беспрецедентно жестоки. Одна из отпущенных, 62-летняя Рита Гаджинова-Кумаева, рассказала, что в заминированном спортзале, где собрали большую часть заложников, ближе к вечеру 2 сентября почти не осталось воды, а пить в туалете, куда выводят по 5 человек, детям запретили. Они ухитрялись мочить одежду под краниками и сосать мокрую ткань. Почти все захваченные лежали на полу, берегли силы.

Ни еды, ни медикаментов захватчики так и не приняли.

И Рошаль, и Дзугаев, и Огоев клялись, что вариант со штурмом даже не рассматривался.

Еще боялись, что в город все-таки войдут боевики.

Вечером 2 сентября в Беслане заговорили о том, что в селах Фарн и Коста в пяти километрах от города начались перестрелки. Возникла паника, оказалось - ложная тревога. В Фарне тренировался СОБР. Тренировки нарочно провели вне города, чтобы избежать толков о штурме.

3 сентября, пятница, - священный день для каждого мусульманина. Абдулла Исса был уверен, что детей отпустят именно сегодня. Впрочем, добавлял он, в этих нелюдях нет ничего мусульманского. Ведь Аллах осуждает самоубийство, а они не только убийцы, но и самоубийцы. Но куда они пойдут после всего - ни Чечня, ни Грузия, ни Ингушетия их не примут.

А если они думают попасть прямо к Аллаху, то он давно их ждет со своей карающей справедливостью. Они не мусульмане, они не люди, поэтому мы никогда не поймем, что им надо.

Толпа на площади в Беслане молчла. Лишь иногда кто-то в голос заплачет среди грозовой тишины, в которой погромыхивает то далекий гром, то далекий выстрел. Этот внезапный плач - ясное осознание ужаса происходящего. Человек может иногда отвлечься, но затем снова окунается в кошмар или кошмар настигает его. Однако это не просто ужас и не просто беспомощность. Осетины не из тех, кто прощает. И уж точно не из тех, кто прощает за детей. Поэтому эти дни в Беслане - дни большого перелома. На армию нелюдей, в открытую пошедшую на нас, уже собирается сила куда более грозная, чем кажется из Москвы. Захватчики до последнего чувствовали себя хозяевами положения и глумились над жертвами, заявляя, что дети сами отказываются от еды и воды. Во дни страстей Христовых тоже много кто глумился. Тем ужаснее было возмездие, тем неотменимее победа старой женщины и Ее Сына.

Ужас эпилога

Мы диктуем с угла улицы генерала Плиева около дома 37, который только что спасал жизнь пятнадцати старикам, десяти корреспондентам и 13-летнему мальчику Саше Погребному, выбежавшему из охваченного огнем спортзала. Только что в середине улицы разорвалась граната, выпущенная из подствольного гранатомета.

С 13 до 16 часов 3 сентября в центре Беслана был ад. «Это война», - сказал Руслан Аушев. И боимся, что он не ошибся.

Мы сидели в кафе «Ирбис», когда во дворе школы, что совсем рядом через дворы, раздались два оглушительных взрыва. Сразу после этого мимо кафе очень медленно пошли окровавленные дети. Хромающие, изможденные, не отвечающие ни на один вопрос. Их хватали на руки, совали бутылки ледяной воды. На полу тотчас стало мокро от этой воды и крови. Женщина в разорванном платье с ошметками кожи, свисающими с лица, шла через двор и выла: «Мои дети взорвались! Я видела, как взорвались мои дети...» По улице Плиева метался Эдуард Кокойты, приехавший из Южной Осетии еще 1 сентября. Кажется, он был единственным, кто здесь хоть чем-то распоряжался.

События развивались так. Никакого приказа о штурме не было. Не было, собственно, и штурма. Захватчики разрешили бойцам МЧС забрать со двора школы лежащие там трупы. Их было не менее двенадцати. Увидев бойцов, один мальчик из спортзала прыгнул в выбитое окно.

И тут же подорвался на растяжке. На взрыв боевики немедленно открыли хаотический огонь. Так началась перестрелка.

Взрывы звучали беспрерывно, рвались гранаты и растяжки. «Альфа» подоспела только через 15 минут. В суматохе боя из спортзала успели выбежать не более 30 детей. Их немедленно увезли в больницу.

Спортзалом овладели только через 40 минут. К этому времени он уже горел. Террористов оказалось не менее восьмидесяти. Первые пять детских трупов вынесли из спортзала в половине пятого. Над ними склонилась рыдающая женщина. «Они их насиловали», - пронесся крик над толпой.

Не знаем точно, сколько человек спаслось. Думаем, сейчас во всем Беслане одна счастливая женщина. Ее фамилия Цагоева. Она бросилась к нам на шею с криком: «Как я вас люблю, всех люблю. Мои племянницы спаслись, обе»...

Среди боевиков были чеченцы, ингуши и несколько осетин - что страшнее всего. Версий множество, выбирать - рано. Чего хотели захватчики, какой у них был план, сейчас не скажет никто. Самое страшное - что эти смертники, якобы пришедшие сюда умирать, сорвали одежду с учителей и детей, переоделись и рассосались по городским окраинам. В Беслане до сих пор не смолкает стрельба, звучат взрывы.

Но еще страшнее может быть то, что многие в городе думают: это продолжение давнего осетино-ингушского конфликта. Часть боевиков пришла из ингушского села Майское. Уже слышны призывы дойти до Назрани. И если они будут услышаны, это будет война пострашнее чеченской. Осетины никому не простят своих детей, погиб ли один ребенок или погибли сотни. Из тех семисот, что в праздничных нарядах пришли в школу №1 первого сентября.

При участии Алексея КОЗАЧЕНКО

Почему спецслужбы допустили захват школы?

Ирина ХАКАМАДА, политик:

- Спецслужбы оказались бессильны. Во-первых, вся структура была разрушена и не лучшие кадры в ней остались. Во-вторых, спецслужбы сильно коррумпированы. Нормальной системы стимулирования, вознаграждения за высокий профессионализм нет - все «серое». И в-третьих, нет взаимодействия в работе наших и международных спецслужб. Они все закрыты - как было недоверие друг к другу, так и осталось. Мы в критических ситуациях из газет узнаем, что, по мнению американских спецслужб, действует такая-то террористическая группировка. А раньше-то почему молчали? Никто не борется с терроризмом. Каждый решает свои политические задачи. Мы в Чечне - по-своему, американцы в Ираке - по-своему. В результате - обвал везде.

Необходимы реформа спецслужб и реформа власти вообще. Они должны стать прозрачными. Но это задача на годы. К тому же воли для этого ни у кого нет.

Это кризис всей системы. И есть только два пути. Или мы установим жесточайшую диктатуру типа сталинской - в условиях диктатуры терроризма меньше, или же мы действительно станем очень демократическим, либеральным государством с компактной властью, которая находится на службе у общества. И проверяется обществом. А мы пока болтаемся где-то в серединке.

Валерий ДРАГАНОВ, председатель комитета Госдумы по экономической политике, предпринимательству и туризму:

- Большая часть сотрудников правоохранительных органов занимается только бизнесом, лоббирует политические интересы и сводит счеты по чьей-то просьбе. Слишком много внимания органы безопасности уделяют борьбе с так называемыми экономическими преступлениями. Таких преступлений действительно достаточно, но для борьбы с ними есть милиция, прокуратура, суды. Надо сосредоточиться только на шпионах и террористах.

Реформа правоохранительных органов давно назрела, но она - не спасение от всех бед. Это один из компонентов. Второй - реформа муниципальной власти, которая сегодня ни за что не несет ответственности. До тех пор пока на местах будут ссылаться на центр, а центр будет кивать на местные органы власти, ответственность будет размыта.

Но даже если мы будем иметь хорошо налаженную правоохранительную и государственную систему - этого мало. Общество не готово. Оно не перестает путать стукачество Павлика Морозова с проявлением бдительности. Я 1 сентября, отправляя внуков в школу, увидел даму, облаченную в восточную одежду. Когда я подзывал милиционера, испытывал внутренний дискомфорт. Но у меня не было другого выхода. Это проявление гражданской позиции. Если бы этой женщине стало известно, что я на нее указал, я был готов извиниться перед ней. Все можно делать в рамках этики. У нас же паразитируют на эмоциях: доносить нехорошо.

Сергей ГОНЧАРОВ, президент Ассоциации ветеранов спецподразделения «Альфа», депутат Мосгордумы:

- О бессилии спецслужб я не стал бы говорить - есть масса примеров, которые доказывают обратное. Но последняя серия терактов и гибель ни в чем неповинных людей заставляет задуматься, правильно ли действуют и спецслужбы, и власть, и граждане.

У политического руководства есть две позиции. Первая - военная - победить, уничтожив боевиков. Вторая - начать снова переговорный процесс. Если мы не можем уничтожить боевиков и не хотим вести переговоры, значит, надо найти посредника или третью силу, которая позволит не потерять лицо и достигнуть приемлемого компромисса. Все прекрасно понимали, что покойный Кадыров не был тем человеком, который мог бы объединить Чечню. При всем уважении к Алханову, который сразу выбрал пророссийскую позицию и не колебался, как Кадыров, он для чеченцев, воюющих против федералов, все равно - ставленник Кремля. Значит, чтобы не дать одному чеченцу верховодить другими, во главе республики должен быть русский, военный, с чрезвычайными полномочиями от президента. Но чеченцы, как я понимаю, такой вариант не приемлют. Поэтому надо находить компромиссную фигуру - на мой взгляд, ею мог бы стать Аслаханов. Но, видимо, у руководства страны есть какая-то другая информация, раз они не идут ни на один из этих вариантов.

Это что касается власти. А что касается граждан, у них, кроме страха, кажется, ничего не осталось. И уже появляются примеры неприятия на бытовом уровне - люди не захотели лететь в самолете, увидев в нем двух чеченок. Эти женщины ни в чем не виноваты. Каково их состояние? В Москве есть большая чеченская диаспора, и составляют ее совсем не бедные люди. Они должны понимать: или они помогут усмирить бандитов, или может оказаться, что их бизнес и спокойная жизнь закончатся.

Геннадий ГУДКОВ, член комитета Госдумы по безопасности:

- Нужно вернуть в спецслужбы нормальные кадры и сделать престижной профессию - зарплатой, отношением, государственными гарантиями. Зарплата работников спецслужб составляет сегодня 5 - 7 тысяч. И что мы хотим? Кроме того, нужно привести в порядок и правоохранительную систему, МВД. Коррупционеров изгнать. На это уйдет год. А пока надо выжать максимум из того, что есть. Не все плохие, даже те, кто сегодня плох.