ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ЦЫГАН

Корреспондент «Огонька» решил отметить этот незаметный праздник в гостях у цыганского барона

ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ЦЫГАН

Самарский рокер Фролов явился в редакцию, когда мы заваривали кофе, и тоном, будто хлестали мы не иначе, как самогон, сказал: «Вы тут пьете, а там...» И рассказал о цыганском бароне, поселившемся по ту сторону Волги. Барон этот, говорил Фролов, человек шебутной. Карточный виртуоз, знаток лошадей и философ. Будто когда-то выиграл он в «очко» дом у некоего ялтинского чиновника, но тот отнекивался, говорил: цыган, мол, шельма. В общем, оказался картежник за колючкой. Отсидев от звонка до звонка, барон махнул в Таджикистан. Но что вышло затем в Таджикистане — дело известное. И теперь он кочует по всей необъятной. И вот я еду на речном трамвае в населенный пункт с названием Океан. В рюкзаке бутылка водки и кило ирисок. Несколько верст по тропинке — и вот они, костры.

Барон, в шляпе и полушубке, встречает без энтузиазма. К людям пишущим у него вообще отношение, как к недоросткам. Ведь о цыганах никто не пишет так, как есть на самом деле. Кто-то называет их романтиками, кто-то ворами и конокрадами. Ни те, ни другие, впрочем, не грешат против истины. Цыгане — они разные.

— Всякое бывает, — говорит барон, попыхивая трубкой. — Цыгане такие же люди, как и все. Единственное, чего они не выносят — так это скуки. От этого часто и беды. Цыган живет играючи. И что бы он ни делал, в руках его должно все гореть.

Барон тоже не лыком шит. Он показал замечательную упряжь, которую изготовил на заказ ведущим российским наездникам. Каким чудом находят они его в городах и весях, он не сказал. Но кто не знает, что цыганская почта похлеще электронной.

Пьем чай, греем о кружки ладони. От водки барон отказался. Расспросы о Ялте, картах тоже вызвали в его черных глазах только иронию. Но от чего он действительно не открещивался, так это от того, что каждый божий день читает на ночь... Конфуция: «Если б не эта книга, сердце бы мое лопнуло от того, что вижу». И еще он перечитывает Ленина — для смеха: «Кто-то жег его в одном из самарских двориков. Я взял. Иногда читаю, очень много смешного нахожу. Я вообще думаю, что жить надо смешно. Знаешь, ведь у многих из этого табора когда-то и дома свои были, и деньги кое-какие, но все исчезло разом. И если б не юмор, мы бы и сами сдохли».

Но отчего-то все равно было грустно. Ныне таджикские цыгане — одни из немногих, кто кочует. Они не сменили свитера и нарядные платки на пиджаки и вечерние платья, как это сделало большинство цыган. Они, быть может, последние, в ком есть бродяжий дух. Но это вовсе не от хорошей жизни. Им частенько платят за то, чтобы они убрались с территории того или иного района. Но шальных этих денег они не берут. Им вслед несутся крепкие русские выражения, а они говорят: «Будьте добрее».

— От цыган все бегут, как от огня, — говорит барон. — Но мы ничего от государства не ждем. И ни на что не надеемся, только на себя.

Тут откуда-то возник чумазый мальчишка с гармошкой и запел вдруг из Гребенщикова: «Моя смерть ездит в черной машине с голубым огоньком».

— А голуби откуда у вас? — силясь перекричать гармошку, спрашиваю барона.

— Они с нами кочуют.

Каждый цыган вносит в голубиную шапку специально какие-то копейки. Голуби, говорит барон, учат их любви и заставляют чаще смотреть в небо.

Чудная эта птица! Казалось бы, и держат их едва ли не в мешках, и еды нет вдосталь, но за время их странствий ни одна птица не улетела по своей воле.

— Рассказывают, что у цыган было когда-то такое выражение: хорошего коня не купить, его можно только украсть, — говорю я цыгану.

Барон пожимает плечами, выбивает о корягу трубку и, извинившись, уходит.

Разговоры о лошадях для него — сущая мука. Когда-то, отсидев в лагерях 6 лет, он в отместку назвал самого норовистого из своих жеребят Сталиным. Затем этот конь не раз возвращал его к жизни. А потом пал. Барон даже вырезал из «Огонька» фотокарточку похожей лошади и повесил над кроватью. Но вспоминать об этом он не хочет. Нет теперь ни дома у него, ни кровати, ни фотокарточки Сталина.

И еще бродил я по табору. Раздавал мальчишкам ириски. Они стреляли в меня из игрушечных пистолетов. Возле одного из шатров цыган поил изо рта голубя.

— А можно попробовать?

— Валяй, — говорит цыган. — Только язык не суй. Укусит.

Я ощущаю в ладонях тугие крылья, бьющееся сердце.И еще много чего было в тот день. И девушка с ресницами, похожими на опахало, гадала по руке. И кнутом щелкать учился. И водки выпили с цыганом. За коней, за ветер, за любовь.

Владимир ЛИПИЛИН, Самара