В Думе готовится ко второму чтению законопроект Лаховой, который журналисты окрестили законом «О женщинах». Но нуждаются ли российские женщины вообще в какой-то защите? Об этом рассказывает социолог и журналист Аделаида БАСКИНА, которая на протяжении многих лет читает в Америке лекции о положении российских женщин
ЖЕНСКАЯ БОРЬБА
— По женской проблематике я напечатала сотни статей и четыре книги, выступала на международных конференциях, читала лекции на факультете социологии во многих университетах. Мне кажется, я понимаю в данном вопросе немного побольше госпожи Лаховой. И поэтому со многим из того, что говорит Лахова, я не могу согласиться.
— Это прекрасно.
— Одна журналистка написала даже: «Бедная Лахова сколько лет уже практически в одиночку сражается за гендерное равноправие»... За гендерное равноправие в России сражаться не нужно! Это глупо. Поздно: этим сражением были заняты наши революционеры середины позапрошлого века, и все их требования давным-давно осуществлены — в 1917 году женщины получили равную оплату за равный труд, право на образование, участие в политической жизни (голосование и выдвижение) и так далее. Полный список.
Кстати, все это было успешно осуществлено только благодаря тому, что в России в отличие от других стран за права женщин начали бороться мужчины! А на Западе, в том числе и в Америке, феминизм имеет очень острую антимужскую направленность. Может быть, поэтому они сильно отстали от России в области женского равноправия.
И в 1917 году в России было законодательно утверждено то, за что американки боролись до 1946 года... А кое за что продолжают бороться до сих пор!
— За что, например?
— Например, за декретный отпуск...
Так что касательно улучшения законодательства России дальше идти уже просто некуда. Можно еще сотню законов принять со словом «равноправие», но толку-то что? Все уже есть... Многие наши авторы (да и американские тоже!) обвиняют советское правительство в том, что оно нещадно эксплуатировало несчастных женщин, гнало их на производство, чтобы на женском горбу сделать индустриализацию... Это чушь! Женщины после революции вовлекались в производство не только из-за разрухи и гибели мужчин в войнах, но и во многом потому, что это было утверждением идеалов общества равноправия — работа на равных, без половых различий!
Причем государство делало все, чтобы помочь женщине реализовать свои права. Что мешает женщине выйти на работу? Дети. Появилась система детских садов. Теперь женщина готова пойти работать, но ее не берут. Почему? Она неграмотна. 86% женщин в дореволюционной России были неграмотными. И эту проблему решили. Возникли многочисленные женсоветы, женотделы... Женщины-активистки всячески агитировали женщин за то, чтобы они шли работать и стали экономически независимыми от мужчин. Что же удивляться, если после этого женщины оказались на производстве, а не на кухне?
Все шло хорошо до 1960-х годов. А в шестидесятые годы — годы демократизации и «оттепели» — в общественном мнении вдруг начал происходить удивительный поворот...
Женщина оказалась равноправной на работе, но осталась неравноправной в семье. Причем мысль о том, что домашний быт тоже требует равноправия, даже не приходила ей в голову. И уж тем более не приходила она в голову мужчине. Весь быт без нынешних стиральных и посудомоечных машин лежал целиком на женщине. Получился феномен, известный не только у нас, но и в других странах, — двойная занятость.
У меня на старой квартире были соседи — простая пролетарская семья. И когда жена была беременной, муж раз в неделю запирал дверь, чтобы никто не вошел и не увидел, как он моет пол. Это считалось немужской работой и сильно выбивалось из социально одобряемой нормы.
Причем было не принято пользоваться наемной рабочей силой даже у тех, у кого были на это деньги. «Что, я сама безрукая, что ли!» Отсюда раздражительность, хроническая утомляемость, нездоровье.
Идеал советской женщины — хорошая работа и хорошая семья. Но парадокс состоял в том, что, заимев и то и другое, насладиться этим женщина уже не могла. И в конце пятидесятых — начале шестидесятых начался постепенный крен в умонастроениях женщин, который длился все шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые. Крен, который в современной феминистике совершенно не учитывается.
Началось все с кокетливых жалоб: ах, не хочу работать, хочу заниматься только домом! Потом тема работы, карьеры, успеха по службе вдруг стала моветоном в женском обществе. Помню, году эдак в 1980-м я получила какую-то премию. Собрался женский коллектив, накрыли стол, чтобы меня чествовать. Каждая женщина принесла из дому какой-то свой фирменный пирог, салат, и в течение часа, пока мы сидели за столом, шел один-единственный разговор: «А как ты приготовила этот пирог?», «А что ты добавила в салат?» Среди нас был один мужчина, он сказал: «Девочки, вы же профессиональную премию обмываете, а говорите, как домохозяйки!» Воцарилась легкая пауза, после чего ему сказали: «Надоело говорить про работу...»
Началось поголовное вязание. Не знаю, помните ли вы — секретарши, инженерши, в метро, на рабочем месте... все таскали за собой клубки шерсти, спицы и вязали, вязали.
В умонастроениях впервые возник лозунг: «Женщина должна заниматься женскими делами». Это был поворот от первых революционных достижений в обратную сторону. Качнулся маятник...
Казалось бы, ну и что? Пускай женщины, если хотят, возвращаются в семью. Захотят снова работать — пойдут работать. Ничего вроде бы страшного: равноправие-то у них уже есть. Но наиболее прозорливые люди понимали, что это может привести не к законодательному, конечно, но к психологическому откату назад. К отношению к женщине как к существу второго сорта. Ведь когда человека спрашивают: «Ты кто?», имеется в виду не имя-фамилия-отчество, а профессия. Профессия определяет человека... Вы кто, Саша?
— Журналист. А вы кто?
— Социолог. Вот мы с вами позиционировались относительно своего места в обществе. А домохозяйка никто. Безработная. Над домохозяйками все смеются, для них снимают тупые сериалы и рассказывают анекдоты.
Пока что со стороны женщин это были только отдельные настроения и кокетливые разговоры. В начале 1970-х был проведен социологический опрос: «Ушли бы вы с работы, если бы мужу отдали вашу зарплату?» Больше 70% женщин ответили «нет». А когда мужчин спросили: «Как вы полагаете, ваша жена работала бы, если бы вам отдали ее зарплату?» 73% из них посчитали, что их жены отказались бы от работы.
Вот с этого взаимного непонимания и начался поворот. Если после революции copy model (образцом для подражания) была по-мужски одетая, по-мужски энергичная и по-мужски мыслящая женщина, не употребляющая косметики, то после шестидесятых идеал женщины резко поменялся... Мою маму, которая в тридцатые годы, идя на свидание, накрасила губы, потом отчитывали на комсомольском собрании за то, что она прихорашивается. Потом была война, когда все поголовно ходили в ватниках, затем были послевоенная разруха, дефицит мужчин... И только в шестидесятые в женщинах снова стала просыпаться женщина. Широкое распространение получили парикмахерские салоны, начали массово раскупаться маникюрные наборы.
К сожалению, этот психологический крен, который начался в шестидесятые и десятилетие за десятилетием отвоевывал себе место в умах, в конце восьмидесятых и начале девяностых совпал с коллапсом производства и массовыми увольнениями. И кого же стали увольнять в первую очередь? Женщин. Такова была общественная установка. Вы устали, вы хотите домой, в семью? Пожалуйста! Завтра на работу можете не выходить. 73% всех уволенных в те годы оказались женщины.
— За что боролись, на то и напоролись. Нечего было прихорашиваться... А что же делало все эти долгие тридцать лет правительство?
— А что оно могло сделать? Женская проблема в стране решена, женщины получили все права. И если они сами решили не работать, уйти в домохозяйки, как их можно задержать? Вольному воля. Общество в лице журналистов, социологов, психологов пыталось решить проблему перенагруженности женщин. Предлагались гибкий рабочий день, сокращенный рабочий день, осуществлялась эргономика рабочего места женщин...
А потом началась перестройка, и поскольку правительство перестало вести за собой народ в светлое будущее и начало прислушиваться к голосу низов, оно пошло на поводу у общественных подспудных настроений. Горбачевский высокопоставленный чиновник Госкомитета по труду Меликьян в те годы высказался в том смысле, что не нужно нам создавать рабочие места для женщин, лучше создадим их для мужчин, а женщины пускай вернутся «к своим домам, к своим заброшенным детям». Полный поворот! В советские времена эта фраза по соображениям советской политкорректности была бы невозможна.
В конце концов все это вылилось во фразу Горбачева, сказанную им с высокой трибуны, о том, что нужно дать женщинам отдохнуть от производства. Американки до сих пор с возмущением поминают мне эту фразу Горбачева, которой в России никто даже не заметил. А ведь Горбачев не был никаким домостроевцем, напротив, довольно прогрессивным политиком. И как чуткий политик просто высказал то, что у всех на душе лежало.
Дальше уже пошло форменное безобразие. Вот Жириновский: «Только те женщины, на которых мужчины не обращают внимания, хотят самоутвердиться в каком-то равенстве. На самом деле как невозможно в Архангельске сделать Сочи, так невозможно женщину сделать равной мужчине». Жириновский — фигура хоть и одиозная, но он выражает мнение части населения. А вот другой властитель дум, уже от культуры, Никита Михалков высказался еще циничнее: «Женщина должна знать свое место». В Америке падали в обморок, читая это... Что ж удивляться, если после всего этого женщины оказались не на производстве, а дома?
Изменились взгляды общества. О чем мечтали советские девочки? В первую очередь об интересной работе. А в 1992 году журналистка Элизабет Шагрен из «Лос-Анджелес таймс» провела опрос в элитной московской школе и пришла в ужас от того, что услышала. Самый типичный ответ был: «После замужества я не буду искать работу, я хочу полностью посвятить себя семье». После публикации статьи Шагрен газета была завалена возмущенными письмами американок.
— Ну и к чему же мы пришли в результате? Что у нас сейчас с женским вопросом? Колебания закончились?
— Сейчас «женский класс» в России разделился на несколько неравных страт, жизнь которых радикально отличается друг от друга. Традиционная страта — женщины, по-прежнему сочетающие работу и семью. Какие у них проблемы? По сравнению с советскими временами стало лучше с продуктами и бытом, но хуже с деньгами, детскими садами, уверенностью в будущем. Появились специфические проблемы. Вот, например, та же Лахова рассказала следующую историю.
Приходит женщина наниматься на работу, у нее нужные образование, квалификация. Но руководитель ее не берет. Почему? Потому что у нее трое детей. Лахова возмущается: какая дискриминация!.. А при чем тут дискриминация? Директор откровенно этой женщине сказал — он считает, что женщина не справится с тем объемом работ, который ей предстоит, потому что у нее много семейных забот. И он прав! Почему, собственно говоря, владелец корпорации или предприятия должен заниматься благотворительностью? Почему он должен осуществлять социальную защищенность женщин за свой счет? Это дело государства. Советское государство это делало. Предприниматели делать этого не будут. Их задача зарабатывать деньги, а не тратить.
— И я бы на месте руководителя не взял эту бабу. Совершенно нормальная реакция.
— Да, конечно! Более чем нормальная! А Лахова занимается обычной демагогией: ах, давайте будем все жить дружно, мы станем рожать, а вы будете нас принимать за это на работу, а мы не будем работать... Мадам, зачем я буду вас принимать на работу, я же не ваш муж! У вас проблема — дети, у меня проблема — производство!.. Лахова почему-то полагает, что в этой ситуации нужно защищать интересы женщины. Почему женщины? Ведь здесь сталкиваются интересы двух сторон! Почему нужно защищать права одних в ущерб интересам других?
— А как поступил бы работодатель в Америке? Он бы взял эту тетеньку?
— Он бы взял. Потому что в Америке эти трое детей не стали бы для женщины неодолимым препятствием в выполнении ею работы. Там, если человек нанимается на работу, он вполне отдает себе отчет в том, на что идет. Американская женщина наймет беби-ситтера — няньку-пуэрториканку, она наймет мэйд — женщину, следящую за хозяйством, она не будет готовить борщ на три дня, а пойдет в китайский ресторан и купит готовую еду... Потому что знает — если она с работой не справится, на ее место тут же придет другой, который справится. Вот и все.
...Вторая социальная страта — это женщины из резервной армии рабочей силы, или, попросту говоря, официальные безработные. Раньше такой категории в нашем обществе не было. Кстати, многими из этой страты я очень горжусь. Это те женщины — челноки, гувернантки, продавцы пирожков, --которые нашли способ выживания. Они потеряли былую квалификацию и социальный статус, но зачастую выиграли в деньгах. Многие просто нашли себя в новом качестве. Раньше они числились инженерами, впустую перекладывали на работе бумажки, пили чай... Положа руку на сердце, скажу: многих женщин в начале девяностых уволили совершенно по делу, это были пустышки, абсолютно не нужные в новой экономике.
Но есть и вторая подкатегория безработных — женщины, которые не нашли себя ни в какой деятельности, превратившись в домохозяек. И — любопытный момент! — подсознательно тоскуя все семидесятые и восьмидесятые по домохозяйству, эти новые домохозяйки стали основными клиентами психологов из семейных консультаций. Новое положение их совершенно не удовлетворяло! У них был сильнейший стресс, слом. С потерей работы они просто выпали из жизни.
— Восточная мудрость гласит: «Бойся своих желаний, ибо они исполняются».
— Третья, не очень многочисленная категория — жены «новых русских». Я много их видела. Странное впечатление производят. Они все на одно лицо! Я их иногда даже не могла различить. Все высокие, голенастые, худые, с одинаковым отсутствующе-надменным выражением лица. Даже одеты они одинаково, будто сошли со страниц глянцевых журналов.
У этих девушек свои проблемы. Они вторая большая категория посетителей психологических консультаций. Эти девушки не работают и находятся в России и за границей, имеют машины с водителями, чего нет даже в Америке, там жены миллионеров сами сидят за рулем. Гувернеры, гувернантки, повара, уборщики, садовники... Что остается им? Им остается только ухаживать за собой. И они тратят жизнь на посещение соляриев, массажных кабинетов, бассейнов, проводят часы в косметических кабинетах. Слава богу, если у девочки совсем нет интеллекта, тогда она с такой жизнью справляется. Но если в голове есть хоть что-то, такое существование начинает ее тяготить.
— Как им помочь?
— Есть способ, обкатанный на Западе, но пока еще не распробованный у нас. Им нужно заниматься благотворительностью.
— Кстати, хорошая идея. Стоит кому-то из первых богатых мужей дать денег на благотворительность своей жене, как через год это станет хорошим тоном. А главное, женам понравится. Будут «мериться», чей благотворительный фонд круче.
— Ну и, наконец, последняя категория — бизнесвумен и женщины-политики... Вот как вы думаете, когда было больше женщин — руководителей предприятий: при советской власти, когда женский вопрос был решен, или сейчас, после отката, когда женщин поувольняли и психология в обществе поменялась? Оказывается, сейчас! В конце 1980-х годов в директорском корпусе было 7% женщин. В 1998-м — 18%! Для меня как для социолога это было полной неожиданностью!
Вместе с тем частных собственников (хозяев предприятий, а не наемных менеджеров) среди женщин всего 7%. Хотя в начале девяностых начинали бизнес 30% женщин и 70% мужчин. Такой вот большой отсев произошел. Почему? Ну, в частности, и из-за того, что у нас бизнес-решения принимаются на охоте, в сауне, за бутылкой. Там нет места женщине. Поэтому женщины отторгаются от бизнеса.
А вот в политике, кстати, противоположная ситуация! При советской власти в Верховном Совете было 33% женщин, в местных Советах — от 40 до 50% женщин. А сейчас с каждыми новыми выборами процент женщин в парламенте падает. Было в предыдущей Думе 11% женщин, теперь — 7%.
— Амбиций мало. Самка не вожак стаи. В бизнес женщины идут за денежным стимулом. А в политику-то им зачем? Они не самцы, чтобы лидировать, распушать хвост.
— Однако все современные западные демократии активно стремятся к продвижению женщин в политику. Потому что замечено: если женщин в парламенте больше 30%, то в стране начинается мощная поддержка социальных программ. Кто, кроме женщин, может лучше понять проблемы женщин, семьи, детей, иждивенцев, обездоленных?
— Я уже слышал это от Лаховой — как только процент женщин в парламенте переваливает за критическую черту, начинается левацкая политика, увеличивается количество социализма в экономике. Это хорошо для богатых стран, но не очень хорошо для развивающихся. В развивающихся экономиках должно доминировать жесткое начало. К тому же если вводить какие-то представительские квоты, то почему именно по половому признаку? Почему не по национальному? Кто лучше представит у нас в стране больше национальностей? Кто лучше врачей понимает нужды врачей? Кто лучше левшей представит интересы левшей?.. Права левшей нарушаются в обществе постоянно — все под правую руку сделано!.. А инвалиды разве не нуждаются в представительстве? Причем слепым нужно одно, безногим — другое, глухим — третье: азбуки Брайля, слуховые аппараты, подъемные площадки в автобусах для колясочников... В результате у нас в парламенте будут три с половиной бурята, четыре левши, полтора безногих представителя алюминиевой промышленности, один слепой кроликовод женского пола в звании ефрейтора, четвертинка эскимоса нетрадиционной половой ориентации...
— Я тоже против квот. Потому что квотирование, которое сейчас активно проходят на Западе, вводя половые и национальные квоты, мы уже проходили в советские времена! Избирали по анкетным данным — возрасту, профессии, полу. И ни к чему хорошему, кроме формализма и серости, это не привело. Личность нельзя выбрать по анкете. А в политике нужны яркие индивидуальности. В парламенте не должно быть прямого квотирования. Но, возможно, оно имеет смысл в партиях. Скажем, законодательно в партии должно быть не менее 30% женщин. Тогда через партии женщины появятся и в парламенте.
— Так это и есть квотирование по половому признаку! Вы так хорошо начали и так плохо кончили! Может быть, тогда в партиях должны быть и национальные квоты? И профессиональные?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Но вот что касается полового квотирования, тут я призываю крепко подумать. Я предлагаю принять это как догму!
По участию женщин во власти Россия стоит в рейтинге после Нигерии и Замбии, значит, нам далеко до истинно гражданского общества. Рут Мандел, директор Института политических исследований в США, которая является основным идеологом женского движения, пишет: «Женщина исходит из глубокого понимания повседневной жизни, домашних обязанностей. В их сознании центральную позицию занимают дети, семья и проблемы окружающей среды...»
— Я же говорю, левачество. Никогда раньше не задумывался, а теперь вижу: леваки — это люди с женским типом мышления. Но я думаю, что по мере развития экономики и мы придем к социальным программам и широкому участию женщин в политике. Не надо спешить. Все развивается естественным образом. Женщины сейчас сами не идут в политику.
— А вы знаете, почему они туда не идут? Они придут, когда будут преодолены все барьеры на их пути в политику. Первый и главный из этих барьеров — наследие домостроя. Мужчина решает, женщина подчиняется. Мужчина вне дома, женщина внутри дома. Причем, что любопытно, исследования социолога Здравомысловой показали, что благосостояние семьи очень точно коррелирует с патриархальной точкой зрения на роль женщины. Чем беднее семья, тем более доминантен мужчина и тем больше подчинена женщина.
— Вот видите, простой рост благосостояния излечивает эту дикость! Всему свое время.
— Второй барьер на пути женщины в политику — женщина не умеет себя вести в политике. Традиционная женскость, кокетство очень плохо смотрятся на трибуне. Сразу видно: вот мужчина с холодной головой, который выступает трезво, подготовленно, а вот женщина — буря эмоций, путаная речь, ни капли смысла. Не умеют женщины вести себя в политике. Выход какой? Учиться себя вести. «Женскость» легко лечится специалистами-психологами.
Третий барьер — отсутствие финансирования. Здесь замкнутый круг. Деньги дают, как правило, мужчины, и дают они их мужчинам, полагая, что женщина все равно не выиграет выборы, потому что в выборах чаще побеждают мужчины. А мужчины побеждают, потому что им дают деньги... Поэтому я и предлагаю партийное квотирование.
Четвертый барьер — отсутствие доступа к политтехнологиям. Все политтехнологии у нас в стране рассчитаны на кандидатов-мужчин. А политтехнология и политпсихология — 90% успеха кандидата. Про мужчину имиджмейкеры все знают — как его одеть, что ему сказать. А «женский» опыт просто не наработан. Политтехнологи не знают, что с ней делать.
Мне кажется, женщинам нужно помогать пробиваться в политику. Через партии, через женские организации. У нас в стране сотни женских организаций, вы знаете об этом? Чем они занимаются? Пусть помогают женщинам пробиваться. Наши образованные женщины — резерв страны. Глупо его не использовать.
— «Помогать женщинам» — такая же пустая декларация, как «давайте уважать женщин». Не уподобляйтесь Лаховой. Не нужно тянуть ребенка за уши, чтобы он рос. Пусть все идет своим чередом.
— Не хочется ждать. Хочется дожить до светлых времен, помочь процессам.
— Ну-ну. Не суетитесь. Будьте мужчиной...
Александр НИКОНОВ
В материале использованы фотографии: Юрия ФЕКЛИСТОВА, Рис. А. ДЕЙНЕКИ, East NEWS/Mauritius