AРИСТОКРАТИЯ ТЕЛА

Пластика есть у всех, да вот не все ею пользуются. Ходят, сидят и даже танцуют, совершенно забыв про возможности своего тела. Но есть люди, для которых занятия пластикой движения — часть профессиональной жизни. Один из них — профессор Щукинского училища и Гарвардского университета, преподаватель Летней школы актерского мастерства им. Станиславского (Нью-Йорк, США) Андрей ДРОЗНИН

AРИСТОКРАТИЯ ТЕЛА

Внешняя свобода движений современного человека на самом деле лишь проявление нового телесного канона, в котором свобода так же соседствует с ограничениями, как она соседствовала в каноне старом. Правда, старый был более жесток и строг, и следование ему требовало больших усилий

— Может ли специалист по пластике сделать вывод о внутреннем мире человека по его движениям?

— Очень часто мне не нужно видеть, как движется человек, а достаточно взглянуть на его позу в состоянии покоя. Вот я как-то пришел к своей приятельнице, педагогу, а у нее в гостях были два студента, парень и девушка. Они рассматривали альбом, который лежал на коленях у девушки, а парень сидел рядом. Я сказал своей приятельнице, что у парня нет шансов! «Как! — возмутилась она. — У них же любовь!» Через пару месяцев она сказала, что я накаркал и они разошлись. А я еще тогда увидел, что тело девушки не принимало парня. Она была отстранена, но не завлекая, а как бы съеживаясь. Все было в ее плечах.

— Плечи — зеркало души?

— В известном смысле — да. Например, Дельсарт, теоретик движения, создатель семиотики движения, утверждал, что функция плеч — в демонстрации любого чувства. Дельсарт утверждал, что, если мужчина говорит «люблю!», а его плечи неподвижны, он врет. Истинное чувство должно поднимать плечи. И таких примеров масса. Просто мы плохо читаем чужую телесность, а другие плохо ее выражают.

— Почему? Изменилась телесность? Или мы сами? Или время теперь, так сказать, не телесное?

— И то, и другое, и третье. Конечно, есть опасность того, что современная цивилизация окончательно разрушит человеческое движение и телесность. Многие говорят о так называемых избыточных возможностях мозга человека, но никто не говорит об избыточных возможностях человеческого тела. Они действительно уникальны, но человеческое тело проходит социальную адаптацию, отсутствующую у животных. В зависимости от места проживания, социального положения человек адаптировался к определенному набору движений. Так возникло то, что теперь мы называем походкой моряка или кавалериста.

— Определенный набор движений определил и внутренний мир человека?

— Это вопрос о курице и яйце, но надо отметить, что исконно человеческое стремление к власти и богатству работало на вертикальность, иерархичность общества, а следовательно, и движения. Поскольку общество было структурировано вертикально, существовала аристократия, отбиравшая наиболее совершенные и элегантные формы движения. Аристократы получали и определенное воспитание. Не только интеллектуальное, но и телесное. Вот у Лотмана в комментарии к «Евгению Онегину» объяснено, почему разночинцы не могли прорваться в высший слой русского общества. С мозгами у них все было в порядке, но отсутствовало телесное воспитание. Именно в силу телесной подготовки жены декабристов могли выжить в Сибири, как и их мужья. Закаливание, воля, сила, убежденность в собственной правоте, принципы — все это закладывалось через обретение телесной культуры, культуры движения. Как в Институте благородных девиц. Подъем в шесть утра, умываться холодной водой из тазика, в котором плавает лед. Настоящая дрессура: сиди прямо, локти убери, большой палец не оттопыривай! После аристократии шло дворянство, тянувшееся к аристократии. А помимо родовой аристократии в каждом слое общества была своя аристократия.

— Культура движения купца?

— Да, пальцы на кушаке, неторопливость, основательность. Каждый стремился телесно окультуриться. Приблизиться к тем, кто стоял выше него.

— То есть вы хотите сказать, что существовал телесный канон?

— Он существует и сейчас, только стал другим. В моем родном Львове в конце сороковых годов воры носили черные плащи-макинтоши, белые шарфы, шляпы, обладали характерной пластикой (встает и «скользящей» походкой делает несколько шагов). Тогда у воров был некий шарм, проявлявшийся и в специфической лексике. Например, они пришепетывали. Но вертикаль рухнула, и восторжествовала пластика громилы, «шкафа».

— Быть может, это просто удобная маска? Мол, «не подходи, я крутой!» К тому же маску вполне можно снять. Например, дома.

— Ну да, дома «шкаф» надевает белоснежную пачку и встает на пуанты! Маска обычно прилипает намертво.

— Но вы-то можете нацепить маску «крутого»?

— У меня была подруга, жившая на Шмитовском проезде, и я ходил ее провожать. Там было много всякой шпаны. К паре пристают редко, но и ко мне, когда я шел обратно, тоже не приставали. Потому что по дороге домой я изменял походку, шел наклонив корпус вперед, вразвалочку, активно работая локтями, набычив шею. Во мне видели своего. Раздолбая, чувачка. Я социально мимикрировал через движение. Если бы шел, высоко подняв голову, меня бы сразу раскусили как романтическую натуру, но я сам рыскал глазами по сторонам: мол, кого уконтропупить? Все отличие в том, что «раздолбаем» я становился на несколько минут и сознательно, а сейчас подобное происходит со многими на всю жизнь и бессознательно.

— Значит, телесности и движению, а следовательно, умению носить маски надо учиться?

— Не уверен, что надо учиться последнему, хотя такое умение может и пригодиться, но уверен, что научиться понимать свою телесность и телесность других и можно, и нужно. Правда, за последнее время только один человек, довольно известный бизнесмен, позвонил мне и сказал, что хотел бы заняться манерами, получить уроки, используя которые он мог бы стать более репрезентативным. Мы с ним довольно долго занимались. Но это был один-единственный человек, который понял, что существует пластическая адаптация, что только деньгами все не исчерпывается, что подать себя пластически значит подняться над уровнем.

— И вы думаете, ему это в конечном счете помогло?

— Уверен, что да. На Западе все еще «читают человека», глядя на его пластику.

— Все еще?

— На Западе общество как бы разрезалось пополам. Верхи еще сохраняют телесную культуру, низы пошли в загул, что проявляется не только в телесной сфере. У нас же от низа до верха пока очень монолитное общество. Только телесный канон идет не сверху, а снизу. Причем, и это уже общемировая тенденция, предлагается принцип: «Не выпендривайся, будь проще, будь таким, как все!» Вот реклама джинсов. Подиум, на подиуме — девушка. В платье XVII века. Поворот — на ней платье XVIII века, потом — XIX, потом темп убыстряется, длинную юбку сменяет мини, потом какой-то сарафанчик, потом — джинсы и кофточка. И текст: «Будь собой!» То есть прояви индивидуальность, надень, как и два миллиарда прочих девушек, джинсы. То же самое и с пластикой. Не выделяйся! Ходи, как все, танцуй, как все. Причем этот усредненный уровень выбран с явным занижением.

— Понятно: будь проще, и люди к тебе потянутся! Не самый плохой принцип, демократичный...

— Да вот только пластика, движение человека, вещь не самая демократическая. Так как за движением каждого человека стоит его неповторимая личность. Его индивидуальность. Кстати, американцы, приезжающие в Россию, с удивлением узнают, что у нас еще существует половая пластическая идентификация. Ведь в нынешней, выросшей из политкорректности тенденции к унисексу есть что-то чудовищное. Она убивает в человеке человеческое. Но и мы сдаем позиции. Вот, например, патологическая вертлявая пластика нашей эстрады. Если оживить человека XIX века и показать ему какой-нибудь «сборный» концерт, он скажет, что выступают одни, простите, бабы. Или люди той ориентации, которую называют «нетрадиционной».

— Мужская пластика заменяется женской? Кстати, русские женщины пластичны?

— Русская женщина, несомненно, более женственная, чем в других странах. Она менее сексуальна, менее эротична, но очень женственна. А вот мужское передано «шкафам». Якобы они — последний оплот мужественности. Кстати, такое наблюдается и в Америке. Когда я вхожу в свой американский класс, где у меня двадцать-двадцать пять человек, ребят — примерно половина, то из них один-два мачо, остальные тошнотворно женоподобны. Их сексуальная ориентация, конечно, не мое дело, но женоподобная пластика мужчины — это что-то! Женоподобность пластики провоцирует и способы реагирования, и ход мысли. Восприятия. Это замкнутый круг. Не знаешь, за что тянуть. Ведь если ты актер, то должен быть мужчиной. Важно, чтобы самый «голубой» актер сохранил способность понимать, что такое мужественность. Например, Жан Маре. Но с актерами хоть кто-то может говорить, а с нормальными людьми никто и не собирается. И вырастает новое поколение, которое мечется между мускулинизированной мамой и феминизированным папой. Не за кем тянуться и не от кого получить ласки. Нормальная пластика становится физически невозможной.

— Уж очень мрачно! Вы как-то нагнетаете!

— Да я все смягчил! Вы думаете, что президенту Путину больше делать нечего, как говорить о физической культуре? Он-то прекрасно понимает значимость этой проблемы. Ведь в Москве только десять процентов выпускников средних школ условно здоровы! Мы, к сожалению, уничтожаем свою телесность. Как стираются грани между мужчиной и женщиной, так стираются и грани внутри социума. Стираются даже национальные особенности пластики. Я вот наблюдал американских японцев, машущих руками, как арабы...

— Но вы говорите о «золотом миллиарде»! Ведь в другом мире все-таки сохраняется пластика!

— Предположение о пластичности «черных» не более чем миф. Например, вот я всегда был убежден, что они очень пластичны. Но за одиннадцать лет работы в США через мой класс прошло не меньше сотни афроамериканцев. Действительно грациозных — два-три. Остальные — нормальные, как все.

— Так, к чему мы пришли, вроде бы понятно. А что делать? Вот, например, люди, занимающиеся фитнесом. Там такой культ тела! Это правильный путь?

— Это прекрасный путь, но этого явно недостаточно. Заниматься нужно не только телом, а собой как личностью. Тело — это набор мышц, кости и внутренние органы, пластика же — квинтэссенция психологии человека и его тела. Необходимо одухотворять свою телесность и, с другой стороны, отелеснивать свой внутренний мир.

— Как?

— Можно по методу физических действий Станиславского. По Станиславскому, если представить свой персонаж во всех его проявлениях, внутренний мир начнет работать на образ или же на телесную организацию по принципу обратной связи. Но об этом говорят и все восточные системы, религиозные, оздоровительные, боевые, для которых физическое и психическое существуют в нерасторжимом единстве. Задача в том, чтобы сделать тело представителем твоего внутреннего мира во внешнем мире. А это требует определенных методик и способов. Нужно со школы, с детского сада, с яслей возрождать телесность и пластику.

— И кто этим будет заниматься? Физкультурники?

— Тут вполне сгодится пример из области психотерапии. Ведь пятьдесят лет назад основным приемом психотерапии был психоанализ. Пациент лежит на кушетке, что-то рассказывает врачу, платит большие деньги, но результата практически нет. А вся современная психотерапия телесно ориентированная. Как психиатрия, так сказать, отелеснивается, так и физическая подготовка должна быть наполнена культурой тела. Надо изменить сам подход. Если телесность как способ открытия мира сводить к прыганью через козла, к спорту, то ничего хорошего не выйдет. А еще надо заняться людьми взрослыми. Вместо качковых залов надо начать работу по воспитанию гибкости, координации. Специалисты по пластике есть, они могут помочь. К тому же подростки более свободны и раскрепощены. У них легче используется моторная библиотека.

— Хорошо, но усилия по возрождению телесной культуры все равно будут ориентированы на сравнительно узкую часть общества. То есть вновь телесная культура станет достоянием аристократии, пусть новой, пусть не родовой, но не будет доступна всем!

— Наличие даже такой аристократии будет провоцировать кого-то двигаться вверх. Наличие верха создаст ориентир. Вот когда я веду занятия в Летней школе Станиславского (США), то часто приходят не актеры, а обыкновенные люди. Они хотят освоить движение, пластику тела.

— Сколько стоит у вас курс?

— Пять тысяч долларов в месяц. Столько берет школа, не я. Но такая цена вполне объяснима. Понимаете, специалисты по сценическому движению прошли очень большой и сложный путь. Можно сказать, что одна из функций сценического движения — сохранение пластического генофонда человечества. Мы храним те пластические приемы, которые в обществе безвозвратно утеряны. Например, как целовали ручки в XVII веке? Обществу это уже не нужно. А театру еще нужно. Театр оказался хранителем пластической универсальности. И вот пластическую универсальность мы готовы вернуть социуму.

— То вы давали такие мрачные оценки, а теперь...

— Я все-таки уверен, что, несмотря ни на что, в человеке содержится мощнейший генетический запас движения. Нужны образцы для подражания, нужна соответствующая ориентация моды. Телесное изящество еще есть возможность вернуть. В том числе через ритм современной музыки, но не через ритм техно или рэпа, а через ритм джаза или рок-н-ролла. Тот, кто может танцевать рок-н-ролл или хотя бы к этому стремится, обязательно почувствует свою телесность. Он расширит границы своего телесного восприятия. Да и возрождение настоящего народного танца — тоже путь к подлинной телесности.

— Я знаю, что когда-то вы были чемпионом по рок-н-роллу. Перетанцовывали американцев, и они были просто в изумлении.

— Думаю, я и сейчас займу призовое место.

Дмитрий СТАХОВ