До Серпухова дорога недальняя — от Москвы налево, до поста, а там рукой подать. Но мне не в Серпухов, мне чуть подальше, в Дракино. Здесь аэродром. А на аэродроме — база сборной России по высшему пилотажу. Как же здорово просто летать! Весь век авиатор чего-то возил. Или грузы, или людей, или пушки с бомбами. А пилотажник — человек, который летает просто потому, что полет прекрасен...
ФИГУРНОЕ ЛЕТАНИЕ
Вы на авиашоу когда-нибудь бывали? Видели, как там крутятся в небе маленькие самолетики, вытворяющие бог знает что? Вот то, что эти самолеты вытворяют, называется пилотаж... Только это объяснение какое-то неправильное. Сейчас я вам все по-другому объясню.
Что такое перегрузка? Перегрузка — это очень просто. Допустим, вы весите 80 килограммов. Вас с такой силой Земля притягивает. Это перегрузка, равная единице. Перегрузка 5 — тоже просто: 80 умножить на 5 — 400. То есть при перегрузке 5 ваш вес равен 400 килограммов.
Подумайте об этом, представьте. Конечно, это значит не просто вдруг стать очень толстым. Теперь ваша кровь весит, как сталь. Ваши легкие должны сжиматься в пять раз сильнее. Ваша рука стала весить не пять килограммов, а двадцать — ну-ка, попробуйте ею подвигать! Голова никогда не была еще такой тяжелой — на затылок будто поставили гирю. А нижняя челюсть? Попробуйте-ка закрыть рот!
Это перегрузка, равная пяти. Медики считают, что, если долго тренировать молодого выносливого мужчину, потеря сознания начнется примерно при восьми с половиной единицах. Современные истребители строятся с запасом прочности в полтора раза: по мнению врачей, живых в этот момент в самолете уже не будет. Ну не может человек жить, когда он весит тонну, а его кровь вдвое тяжелее ртути. Никакое сердце не сможет ее проталкивать по сосудам. Ни у каких сосудов не хватит прочности это выдержать.
Так вот эти — могут. Есть на свете люди, организм у которых работает не так, как у остальных. Может быть, их на Земле всего несколько сотен. Но обычная физиология для них не годится. И они не просто живут — они управляют при таких перегрузках акробатическим самолетом!
Вот потому беру смелость заявить: пилотаж — идеальный спорт. Он стремительнее «Формулы-1» и изящнее фигурного катания. Нигде больше так не слиты воедино скорость и атлетизм, человеческая выносливость и техническое совершенство машины, изящество мастерства и высокие технологии. А акробатический самолет — идеальный спортивный снаряд. Только посмотрите, что за красавец! Пока двигатель не запущен, подойдите поближе, потрогайте гладкие бока. Самолет весит 800 килограммов — как «Ока». И на эти 800 кг — мотор в 10 литров объема. Представьте себе динамику, а? И ведь эта красота не просто очень мощная и быстрая. Она ведь летает. И как летает!
Вот теперь вам понятно, я надеюсь, что такое спортивный пилотаж. И что за чудо-люди им занимаются. Гордитесь, большая часть из этих уникумов — наши с вами соотечественники.
А вот и аэродром, приехали.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
— Не подскажете, как мне Виктора Смолина найти?
Смолин — это главный тренер российских пилотажников. А вот человек, который мне попался на краю аэродрома, что-то уж больно знакомый. Стоп! Так это же Сергей Крикалев! Тот самый космонавт Крикалев, первый человек на МКС!
— А вы-то, говорю, что здесь делаете?
— Сборы у нас, у пилотажников.
И тут выясняется, что Крикалев — чемпион мира по пилотажу на планерах.
Камин. Большой стол. Уютно!
— Ну что ж, давайте знакомиться, — протягивает руку Смолин. — Пресса, значит? Представлю всех. Вот Сергей Рахманин, Олег Шполянский, Витя Чмаль, Миша Мамистов. Это Валя Дрокина. С Крикалевым вы, кажется, знакомы... А это наши «золотые руки» — Алексей Шкляев. Он вам сейчас про самолеты расскажет.
У Леши руки в масле. Капот снят, струя из двигателя льется в воронку.
— Хороший мотор, дурного слова не скажу. Не на пределе работает: ресурс большой. Импортные «лайкоминги» легче, конечно, но этот не нужно после каждого чемпионата перебирать. Главное — масло менять вовремя!
— А почему свечей в каждом цилиндре две?
— Для надежности. А во-вторых, так мотор работает лучше. Да что ты меня все про мотор?! Вот Миша Мамистов идет, абсолютный чемпион мира, между прочим. Ты его лучше про соревнования спроси.
Чемпион мира очень улыбчивый человек. И, похоже, очень добрый.
— Соревнования? — улыбается Михаил. — Принцип довольно простой. Представь себе куб воздуха с ребром в километр. Вверху — самолеты, снизу — судьи. Система оценок — что-то среднее между автогонками и фигурным катанием. Сначала квалификация, по которой распределяется очередность старта. Потом — четыре комплекса: три обязательных и один произвольный. Это чемпионат мира, а есть еще Гран-при: у тебя четыре минуты, и вытворяй в небе что хочешь. С дымом, эффектами, под музыку.
— И как у наших успехи?
— Неплохо...
Неплохо — это значит, что за последние 10 лет российская команда выиграла все, что можно выиграть. Двадцатипятикратная чемпионка мира — это как? А это Света Капанина. Сколько у нее серебра, она сама точно не знает. У остальных — не многим меньше.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Не будет полетов сегодня, похоже. Над полем гуляют низкие тучи, из которых сыплется мокрый снег. Машины в ангаре, пилоты собрались с рюмочкой красного за длинным столом. Теперь никто никуда не торопится — можно немного пообщаться, что называется, «за жизнь».
— Сколько чемпион мира получает за свою медаль? — спрашиваю у Мамистова.
— А ничего не получает.
Вот так дела!
— Понимаешь, — объясняет Михаил, — раньше самолетный спорт курировало ДОСААФ. И отношение к нам было, как к армейскому резерву, — считалось, что летчика можно потом на боевой самолет пересадить. А теперь зачем армии новые летчики? Они забыли, когда самолет в последний раз покупали...
— Но ведь это шоу! Ведь выглядит фантастически, где же ТВ, где спонсоры?
— А оно действительно шоу — там, где индустрия развита. В Японии, например, соревнования проходят на трассе «Формулы-1». Народу собирается больше, чем на автогонки! Но маленькая деталь: спорт — это прежде всего надстройка. Наверху — «Формула», внизу миллионы — автолюбителей. И с пилотажем тоже так: сверху — спорт высоких достижений, снизу — миллионы пилотов-любителей на своих «цесснах». Но это на Западе...
А в России нет даже закона о частной авиации. Не по закону у нас все любительское летание, понимаешь? Хозяин неба — Министерство обороны, а оно до сих пор живет в СССР. Поэтому сегодня, чтобы частнику куда-то полететь, нужно писать заявки, ждать, пока генералы рассмотрят, дадут добро. Если дадут. И самолет по правилам зарегистрировать нельзя. Частной авиации всерьез нет и в обозримом будущем не будет. А раз так, кто будет в авиаспорт вкладывать деньги?
На самом-то деле все не так плохо. Потому что бывало намного хуже. В 1999 году у сборной остался один-единственный самолет. И чемпионка мира Света Капанина сама покупала бензин для тренировок. Сейчас главные спонсоры команды — ОКБ Сухого: благодаря им у команды появился бензин, самолеты тоже вроде как есть...
А завтра, может быть, с погодой повезет.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Глаза у них сегодня другие, это точно. Потому что полеты будут. Смолин сидит за столом и составляет очередь на машины.
Миша Мамистов уже в кабине, и я сижу и смотрю, как его самолет танцует в небе.
— А ты-то что здесь сидишь? — находит меня в некотором забытьи Смолин. Иди на стоянку, там «Як-52» свободен. Посмотришь, что такое пилотаж изнутри. Ощущения испытаешь.
И меня уже привязывают к креслу — туже, чем пеленали в детстве. Объясняют, как и что «в случае чего». Отпущены тормоза, машина начинает ускоряться, чуть подпрыгивая на кочках. И вот мы пока просто идем вверх, а земля вниз. Вдруг самолет начинает крениться вправо. Сначала, как обычный «Ту» на посадке. Потом сильнее. А потом ложится набок, и земля теперь оказывается не снизу, а справа. «Мне еще никогда не приходилось летать боком », — думаю я и вдруг слышу в шлемофоне:
— Ну что, начнем пожалуй. Штопор, три виточка.
И земля оказывается вдруг везде. Кажется, мы падаем, вращаясь, и кажется, это не страшно. Я пытаюсь понять, что чувствует сейчас мое тело, и не могу. Но мне точно хорошо, причем настолько, что я не могу дышать: это лучше, чем дышать. Еще виток, и рули на вывод. Наверное, нужно что-то сказать инструктору? Я не знаю, что. Я просто плачу.
— Теперь петля!
У-у-у! У самолета поднимается пол. Я будто бы стал сантиметров на 10 короче. На голове у меня чемодан, на плечах — два сундука. Небо теперь подо мной, а земля над головой, но внизу. Постепенно небо возвращается на место, и мы снова в горизонтальном полете. Я больше не плачу. Меня в этой кабине вообще, наверное, не осталось.
— Бочка!
Как просто поменять небо и землю местами! Всего-то делов — толкнуть ручку влево. Это ведь только с земли кажется, что летчик крутит самолет в воздухе. На самом деле он вращает землю и небо. Как хочет, сам, в любую сторону.
— А теперь обратная петля.
Интересно, когда я умру, это будет так же? Положительную перегрузку можно представить. Это чемодан на голове. Нулевую — невесомость — тоже можно. Например, подпрыгнуть. А что делать с отрицательной? Как ее описать, если нельзя ни с чем сравнить? Как ощутить, что ты стал легче воздуха, что рвешься вверх с немыслимой силой? Твоя кровь только что была как свинец, а сейчас она как гелий: она тоже хочет вверх. У меня опять нет мыслей в голове. И я, кажется, опять плачу.
— Вертикаль...
Теперь небо везде: слева, сверху, справа. Потому что земля за спиной, а обернуться не дают ремни. Но и не надо: зачем?
— ... И поворот на вертикали.
... Удивительно, но из самолета я выбираюсь сам. Приходится все учиться делать заново. Того меня, что умел ходить, теперь нет: он остался где-то между штопором и петлей. Тот, кто приземлился, уже не я...
И вот, пока остатки меня доделывают по инерции какие-то земные дела, я думаю. Я думаю о том, что теперь многое придется переоценить. Один человек сказал, что всерьез можно почувствовать только три вещи — любовь, полет и смерть. А все остальное с этим можно лишь сравнивать.
А еще я думаю о том, люди и деньги обязательно придут в этот спорт. Сначала, конечно, это будет лишь новый аттракцион. Ведь прокатиться в задней кабине может каждый в любом аэроклубе, где есть «Як-52». И я знаю, что среди них будут те, кто вернется на землю совсем не таким, как садился в самолет. Это будет любовь, я знаю. А для любимых не жалко денег и сил. А вечером приходит еще одна мысль, почти крамольная. Ведь теперь, кажется, у меня есть немного того, о чем я могу с этими людьми молчать.
Дмитрий НАЗАРОВ
В материале использованы фотографии: автора