Двадцать первой годовщине (12 апреля 1982 г.) статьи «Рагу из Cиней птицы» посвящается
Юрий ШЕВЧУК
ЗАПАХ РАГУ 20 ЛЕТ СПУСТЯ
|
Все было как обычно: я дежурил по отделу, вносил правки и сокращал «хвосты», бегал по коридору с подписной полосой, звонил по телефону, придумывал заголовки... Шел обычный день, в номере «Комсомолки» шла обычная страница для подростков «Алый парус». Корреспонденты Лепский и Юмашев передавали свой репортаж со слета юных механизаторов из Омска. Вдруг, когда я в очередной раз спустился в цех, то увидел, как выпускающий срочно перерисовывает макет и ставит под «Алым парусом» чей-то огромный подвал. «Это что еще такое?» — спросил я, недовольный тем, что у отдела отнимают площадь. «Потом тебе скажут», — грубо сказал выпускающий, даже не повернувшись в мою сторону. Вскоре я увидел заголовок «Рагу из Синей птицы», взял полосу (поскольку как дежурный имел на нее право) и прочел верстку статьи. У меня задрожали руки... Дело было не в том, что там ругали группу «Машина времени». Дело было в другом: КАК все это было написано. И еще — КЕМ. Я вполне мог допустить, что «Машина» отыграла в Красноярске не самый лучший свой концерт, да и вообще в ее тогдашней музыке было немало огрехов. Я вполне мог допустить, что писатель Астафьев, поэт Солнцев, директор филармонии и главный режиссер красноярского театра решили, что раз весь город собрался на концерт московской группы — значит, это и есть нынешняя «столичная» культура. И решили против нее смело протестовать. Обычный провинциальный взгляд, когда между разными «московскими» культурами или культурными слоями творческий человек из Красноярска не видит или не хочет видеть никакой разницы. Я все это мог понять, и все эти допуски и оправдания там были, подразумевались. Убивало другое: то, что это был приговор. Это по стилю была не рецензия, даже не «коллективное письмо» (жанр сам по себе довольно тяжеловатый), а решение худсовета или суда, не подлежащее никакому обжалованию. Удар в пах сапогом. Ведь писал-то всю эту муру Кривомазов, а подписывали совсем другие люди — с именами, званиями! (Если бы, скажем, статью писал Астафьев, это, наверное, была бы жуткая для Макаревича статья, обидная, но совсем другая, без подлости.) «Вот была группа, и нету группы», — горько сказал верстальщик Сережа, заколотив в готовую полосу последнюю строку. И я вдруг понял, что сегодня Сережа напьется. (Тогда верстальщики еще не сидели за компьютерами, а ходили в синих халатах, с шилом в кармане и перепачканные свинцом.) А зам главного редактора, матерый журналист, сказал о «Рагу...» так: «Все, конечно, можно написать, но это, я считаю, уже беспредел, так тоже нельзя». Помню дословно эту фразу, которую он мне буркнул, садясь в дежурную машину... Что я мог тогда сделать, стажер, пацан? Рассыпать набор? Его бы собрали вновь. Уволиться? Этого бы никто не заметил. Да у меня и в мыслях этого не было. Я вернулся домой, долго не мог заснуть, часов до пяти, наверное. И снова, и снова читал и читал это самое «Рагу...».
ТЕКСТ, КОНЕЧНО, БЫЛ СОВЕРШЕННО ИСТОРИЧЕСКИЙ.
Железобетонный сталинский тон статьи просто ошеломлял. В те довольно мягкие времена это смотрелось дико, странно. До смерти Брежнева, до начала «смутного времени» оставалось еще полгода. Я, конечно, тогда не мог понять, что это и есть начало некой идеологической агонии. Ответом на статью, кстати, было возникновение широкого рок-движения по всему СССР — уже не как музыкальной моды, а именно как идеологии. Именно «Рагу...» спровоцировало это движение, его протестный характер. Начали возникать подпольные рок-клубы, рок-журналы, рок-лидеры, рок-слеты. Поняв, что это действительно движение, а с такими вещами уже не шутят, ЦК ВЛКСМ срочно сменил тактику, создав «рок-клуб» в Питере и «рок-лабораторию» в Москве, чтобы все эти «новые люди» были под присмотром. Когда началась перестройка, их сразу назвали гэбэшными, подсадными, и так далее. Но факт, что обе площадки (питерская и московская) дали мощнейший импульс музыкантам. «Мы ждем премен» — песня-лозунг Цоя, ставшая знаменем перестройки, родом как раз оттуда, из той волны.
То есть все это несчастное кривомазовское «Рагу...» имело тогда, в 80-х, неисчислимые последствия. Я никогда ни с кем не разговаривал о том, как эта статья писалась, но уверен, что, как и все великое, создавалась она, конечно, случайно, наспех: как самую рядовую собкоровскую «отработку» сварганил ее Коля, безвестный Моцарт пропаганды (искал, бедный, острую тему или хотел с кем-нибудь из великих подружиться на почве общих врагов). Это уж потом, когда из кабинета нашего главного или его зама попала она в другой кабинет, цековский, там и приобрела под рукой мастера-Сальери черты расстрельные, одиозные, страшные. Исторические.
Но вот что интересно: после «Рагу...» группу «Машина времени» помучили, конечно, но ведь совсем не закрыли! Примерно в это же время на «Мосфильме» снимался фильм «Душа», где София Ротару пела песни Макаревича (кстати, совсем неплохо пела) и сам Макаревич там играл! И вот две эти идеологические организации оказались как бы по разные стороны баррикад... И кино, как ни странно, победило! «Комсомолка» продолжала печатать свои разносные статьи о фильме «Душа», била во все колокола, но уже было ясно: раунд проигран и с рок-музыкой надо бороться как-то тоньше... Макаревич об этой истории немножко написал в своей книжке. Режиссер Стефанович написал еще меньше. Селезнев, тогдашний главный редактор, пока, по-моему, вообще не написал. А какой-то безвестный инструктор ЦК, который знает абсолютно все подробности этой истории, даже и писать-то не собирается! А ведь дьявол в деталях, как любят сейчас говорить... Но хотим ли мы будить этого дьявола? А? Пусть спит, животное!
«Рагу из Синей птицы» было опубликовано ровно 21 год назад — 11 апреля 1982 года. Сегодняшняя дискуссия о Шевчуке, «рокопопсе» и «говнороке», затеянная на наших страницах, в силу этого случайного совпадения кажется мне глубоко символичной. Русский рок входил в орбиту общественного сознания со скандалами, оплеванный, арестованный, избитый, как хулиган в КПЗ, и сходит со сцены так же: с выкрученными руками, с красной полосой на спине — от резиново-критической дубинки.
Изменилось время, и изменились методы. Сейчас уже не нужно готовить «Рагу...». Надо лишь раз в месяц презрительно, вскользь отзываться о жанре, о Шевчуке, о «говнороке» — то тут, то там. Надо навязывать слушателю не тех, кто умеет в песнях мучиться, грустить, сходить с ума, говорить важные вещи, а тех, кто умеет только хорошо мычать... Надо входить в тусовку. Любить тусовку. Не любить тех, кто не любит тусовку.
Вот и все.
И еще: когда-то Мадди Уотерс, Мик Джаггер, Эрик Клэптон, Керт Кобейн и другие тоже были «говнороком», мусором для американской и английской музиндустрии. Но то, что производилось тогда в Англии и США массовыми тиражами, сейчас помнят лишь немногие бабушки и дедушки. А этих «мусорщиков» помнят во всем мире. Просто потому, что они честно писали свои песни, а не думали о «среднеатлантических» стандартах.
И еще! Знаете, об этом по-прежнему спорят. До хрипоты. До страсти. До смертельных обид. Сам был свидетелем. Значит, мы живы? И рок-н-ролл тоже? Даже не верится...
Борис МИНАЕВ