МЫ СРУБАЕМ ГОЛОВУ ТОЙ ПРЕСТУПНОЙ ГРУППИРОВКЕ, КОТОРАЯ ОКАЖЕТСЯ ВЫШЕ…

Многие города России в последние годы стали упоминаться с прибавлением: «бандитский», «преступный» и «мафиозный». Бандитский Петербург, бандитский Екатеринбург, мафиозный Владивосток... Казань стала одним из первых российских городов, который получил подобный ярлык еще на заре российского капитализма. О том, как победить гидру мафии, корреспонденту «Огонька» рассказывает генерал-лейтенант милиции министр внутренних дел Республики Татарстан Асгат Сафаров

Асгат САФАРОВ:

МЫ СРУБАЕМ ГОЛОВУ ТОЙ ПРЕСТУПНОЙ ГРУППИРОВКЕ, КОТОРАЯ ОКАЖЕТСЯ ВЫШЕ...

«Пока в обществе есть причины для существования преступлений, они — преступления — будут совершаться. Но заслон им поставить надо. Ведь раньше никто не верил, что это возможно, даже преступники. Когда первым казанским «группировщикам» предъявляли обвинения, они до последнего не верили, что все дойдет до конца. И только когда стали зачитывать судебный приговор, когда их действительно начали осуждать — многие схватились за головы. Когда тебя осуждают на 25 лет, тут есть над чем подумать. А после этого задумались члены и других ОПГ. Те, кто еще был на свободе. Все поняли, что «процесс пошел»

— Асгат Ахметович, на роль криминальной столицы страны Казань сейчас не претендует? Ведь за предыдущее десятилетие у города сложилась именно такая слава. А словосочетание «казанские группировки» и сегодня помнит большинство населения страны. Слава не сомнительная?

— Сомнительная. Тем более что подобный имидж сформировался у Казани большей частью несправедливо. «Болезнью» оргпреступности в последние годы страдали все российские регионы, просто мы не стеснялись говорить о своем диагнозе вслух. В 1993 году мы вышли к Президенту и Госсовету с предложением принять указ о борьбе с оргпреступностью, меры были приняты, указ был подписан. И нам сразу стало легче. Потому что до этого преступные группировки у нас уже были, а инструментов для того, чтобы с ними бороться, ощутимо не хватало. По указу мы получили возможность жесткой работы с членами ОПГ.

При подозрении в членстве в ОПГ могли задерживать на срок до 30 суток. В дальнейшем эту практику придирчиво изучили, и одно время она даже была внедрена в масштабе всей страны. И когда под этот указ жестко стали работать все — и прокуратура, и ФСБ, и милиция, — то многие преступные «авторитеты» были просто выдавлены из Казани. Под нашим нажимом они «эмигрировали», переехали в другие регионы. Значительная часть осела в Москве и в других центральных регионах страны.

Правда, несмотря на успешный исход борьбы с оргпреступностью, некий преступный имидж у Казани уже успел сформироваться. Отчасти, еще раз повторю, потому, что мы в отличие от многих глаз на свою преступность не закрывали. Ведь именно у нас была привлечена к уголовной ответственности самая крупная по тем временам банда «Тяп-ляп», тогда по статье «бандитизм» было осуждено 28 человек, двоих приговорили к расстрелу, многих к 15 годам лишения свободы, максимальным срокам. И эта цепочка сформировала в начале 90-х годов такое мнение о Казани. Действительно, преступные группы были здесь очень серьезные и преступления совершали очень дерзкие: взрывы, убийства, разборки, похищения. А потом они постепенно двинулись в экономику, начали представлять угрозу нашим крупным бюджетообразующим предприятиям.

Эффективно работать с ОПГ мы начали в 2000 году. А до этого били «по хвостам», шли к ним от преступлений. Когда они совершали очередное заказное убийство, шло долгое и не всегда эффективное расследование. Большее, что нам удавалось, — поймать конкретного исполнителя и его помощников, сажали одного-двух членов ОПГ, и все. Как правило, не доходя до организаторов и вдохновителей этих преступлений. Не было системных подходов к этому явлению, и от этого были многие наши беды.

— Опыта же не было.

— Да, опыта не было. Но, как только в Уголовном кодексе появилась статья 210-я по ОПГ, законодатели сразу стали с нас требовать результата. Но дело в том, что ОПГ — сложный механизм, чтобы разобраться, надо долго работать. С другой стороны, бандитизм по УК сейчас трактуется как «особо тяжкое преступление», а ОПГ — как просто «тяжкое». И наказание соответственно намного меньше. А труда в расследование преступлений ОПГ вкладывать надо гораздо больше.

— А не напрасно ли вы с этими ОПГ стараетесь? Закон сохранения, он ведь и здесь работает: уберете старых, а на их место придут новые?

— Могут. В качестве примера: вот сейчас мы одну ОПГ привлекаем к ответственности. Ее экономическое поле, естественно, освобождается. Появилась свободная ниша, туда сразу кидается молодежь.

Кстати, молодежь сегодня в преступность приходит гораздо менее профессиональная. Не в смысле общего уровня образования, а в смысле преступной квалификации. Это раньше были воры-профессионалы, не подумайте, что хочу похвалить. Форточники, ключники, карманники, медвежатники — все это были специалисты, и у них это «мастерство» передавалось из поколения в поколение. Ведь самый простой способ совершения преступления — с применением физического насилия: грабеж, разбой. Для всего остального надо учиться. А сейчас все делают просто: берут в руки оружие — и... От грабежа до разбоя шагнуть надо всего чуть-чуть. А от разбоя до убийства тоже задел небольшой. Силу удара неправильно рассчитал — вот оно и убийство.

Раньше на эти преступления шла в основном «уличная» молодежь, шпана, а сегодня очень много студентов. Причем студентов престижных вузов — КГУ, КГТУ. В этом месяце сдаем в суд одно дело, предъявляем обвинение очередной банд-группе. Так там лидером был студент юрфака! За ними числится несколько разбойных нападений и убийств.

Кстати, у нас, кроме аббревиатуры ОПГ (организованная преступная группировка), есть и еще одна — МПГ (молодежная преступная группировка). Это как раз те, кто обычно приходит на замену «матерым». И одна из наших главных задач — этот «второй состав» остановить, ликвидировать ротацию преступных кадров. И здесь уже приходится работать не только криминальной милиции, но и участковым, и милиции общественной безопасности, и подразделениям по делам несовершеннолетних, и другим структурам.

— В чем причина того, что молодые и образованные идут на эту скользкую дорожку?

— Потребности у людей слишком высокие. И запросы. Молодые люди теперь не хотят ждать завтрашнего дня, они хотят жить сегодня. Они видят «хорошую жизнь» в кино и у соседей, видят расслоение общества и с ходу хотят начать эту «хорошую жизнь». Чтобы были машина, квартира, дача, Канары, ночные клубы... Они к этому стремятся и находят самый легкий способ сравняться с богатенькими — преступления. Пойдя на преступление раз, они и в дальнейшем будут решать свои проблемы подобным образом. Это плоды нашей эпохи, наших реформ.

И вся наша коррупционность происходит как раз из этого. Честных перспектив сравнительно мало. Ну как молодому человеку «с нуля» заработать себе на квартиру? Люди больше не хотят ждать десять лет. Так что почва для криминальных искушений есть, создана.

Ну, ладно, мы для своих сотрудников жилье умудряемся строить, это в Казани и в некоторых других городах республики. Поэтому к нам люди и приходят. Хотя от искушений это не избавляет. Ведь наши ребята часто занимаются миллиардными преступлениями. Им за то, чтобы они «оказали содействие», направили следствие по другому пути, предлагают сумму денег, которая больше годовой зарплаты целого подразделения. И, к сожалению, не все выдерживают. В обществе есть эти пороки, и у нас они есть.

Правда, если взять более пожилой состав, старых сотрудников, старую школу, они гораздо менее подвержены соблазнам. У них другое воспитание, другие моральные устои.

— Промышленные гиганты Татарстана под вашим недремлющим оком могут чувствовать себя спокойно?

— Думаю, да. Ведь сейчас в дополнение ко всему у нас в работе появилось особое направление по линии экономики. Создана специальная программа защиты бюджетообразующих предприятий. Сегодня в орбиту защиты взят ряд предприятий, которые делают львиный вклад в республиканский и федеральный бюджеты. Это «Татнефть», «Татэнерго», «КамАЗ», «Татспиртпром», «Нижнекамскнефтехим», Шинный завод, «Оргсинтез», «Таттрансгаз». Недавно в эту группу включили пивной гигант «Красный Восток». И на каждом таком предприятии проводится целый комплекс защитных мероприятий, причем задействовано не только МВД, но и другие правоохранительные органы — прокуратура, налоговая полиция, ФСБ. Все контролирующие органы выступают единым ядром. И завязывается все на самом высоком уровне. Министр внутренних дел отвечает за один блок вопросов, министр финансов — за другой. Сейчас мы пытаемся понемногу брать под свою защиту средний и мелкий бизнес.

— Этой вашей защиты хватает? Ее не прошибают?

— Судите сами. На тот же «КамАЗ» мы налегли в 1999 году. Тогда по поводу этого завода было серьезное совещание у Президента. Мы «отработали» «КамАЗ» по полной программе. Какая перед нами стояла задача? Отрезать завод от всех лишних посредников, которые ему не помогают, а мешают. Второй задачей было нанести как можно более сильный удар по «серому» производству, когда запчасти и детали делаются на стороне, а продаются под маркой завода. Эти низкокачественные подделки сильно портили репутацию «КамАЗа».

Со всем этим мы справились. Но, оказалось, все не так просто. Один раз мы предприятие «зачистили», но мы же не можем там вечно сидеть, у нас и людей не хватает, и задач слишком много. Поэтому через несколько месяцев после первой нашей «зачистки» появились новые ОПГ, потихоньку опять наползли на завод. Пришлось второй раз «зачищать». Правда, теперь такого наглого «сидения» ОПГ на головах предприятий, какое было раньше, уже нет. И такого, чтоб все руководители предприятия находились под постоянным преступным прессингом, тоже нет.

Сегодня, когда мы работаем против ОПГ, у нас создается сразу несколько бригад. Делать это приходится потому, что одна из основных наших бед — это утечка информации. Чтобы эти утечки ликвидировать или свести к минимуму, по каждой из разрабатываемых ОПГ создаются сразу четыре бригады, действующие параллельно. Одна работает по закреплению конкретных преступлений, раскрывает убийства, охотится за киллерами, заказчиками. Эта бригада аналитику и экономику не знает. Другая, наоборот, сидит чисто на экономике. Две оставшиеся бригады работают по общему сбору информации, по закреплению других видов преступлений. Основу этого костяка составляет аналитическая группа, возглавляемая прокурорским работником, который впоследствии, кстати, и будет предъявлять этой ОПГ обвинение.

— Подобный «комплексный» метод работы ведет к искоренению данного вида преступлений? Или, как говорил один мой любимый киногерой, «мафия бессмертна»?

— К сожалению, полного искоренения таких преступлений в ближайшие годы и даже десятилетия не будет. Время для «эры милосердия» еще не настало. Пока в обществе есть причины для существования преступлений, они — преступления — будут совершаться. Но заслон им поставить надо. Ведь раньше никто не верил, что это возможно, даже преступники. Когда нашим первым «группировщикам» предъявляли обвинения, они до последнего не верили, что все дойдет до конца. И только когда стали зачитывать судебный приговор, когда их действительно начали осуждать — многие схватились за головы. Когда тебя осуждают на 25 лет, тут есть над чем подумать. А после этого задумались члены и других ОПГ. Те, кто еще был на свободе. Тем более что сейчас они увидели, что это не разовый случай, что пошла целая цепочка. Опять-таки свою роль сыграла пресса, когда об этом начали шуметь газеты — все поняли, что «процесс пошел».

И мы сейчас вслух объявляем, что следующей у нас в разработку попадет та группировка, у которой голова окажется выше. Следующий удар будет направлен именно на нее, бить будем первого. Я считаю, что это от лидерства останавливает. Такая перспектива является сдерживающим фактором.

Искоренить зло целиком сейчас не в наших силах. Мы это можем сделать только вместе с государством и обществом, совместными усилиями.

Дмитрий АКСЕНОВ