Наган Дзержинского. Бревно, которое Ленин нес на субботнике. Платья Мэрилин Монро. Для здравого ума все — вещи одного ряда, коим место в провинциальном краеведческом музее. Но здравые умы никогда и нигде ничего не определяют.
Частная жизнь Монро выглядит как история болезни. Бытовая неопрятность, неспособность соблюдать какие бы то ни было временные обязательства, капризы и безмерное хамство, профессиональное и личное, в случае Монро выглядят не как извинительные и отчасти милые ужимки звезды, но как симптомы.
Конечно, для того, чтобы распространить ауру собственной доступности и безалаберности на всю Америку, требовался, помимо фотогеничности, особый талант — и у Монро он был. Оборотной стороной его было ее безумие: не надо быть большим генетиком и клиницистом, чтобы сообразить, что внучка самоубийцы и дочь дамы, проведшей почти всю жизнь в психиатрической клинике, едва ли может послужить эталоном душевного здоровья.
Ее жизнь, включая двусмысленный и трагический финал, показала, что героиня толпы может быть какой угодно. Она может примитивна, бездарна, нечистоплотна. Необразованна. Даже не очень красива. После скелетообразной Твигги с идеалом женщины все стало ясно на многие десятилетия: ноги нужны длинные, а тела вообще не надо. Монро же была приземистой, коротконогой и жирноватой. Ну и плевать. Она была самой блядовитой не то что в своем классе — во всей Америке.
Это не оценка, и не грубость, даже не банальное "что-то в ней есть" — нет. Скорее признание: в этой женщине был концентрированный призыв и обещание особенно легких отношений, без тягостной ноши долга и ответственности, которую мужчина взваливает на себя и далее по жизни делает вид, что счастлив именно этим бременем.
Монро удалось, благодаря особенностям личности и структуре исторического момента, превратить себя самое в самый грандиозный реди-мейд американской культуры — еще до всех уорхоловских упражнений с ее портретами. Именно потому, что Монро превращена ее собственными усилиями и затем стараниями тысяч толкователей, вспоминателей, мыслителей и теоретических онанистов в грандиозный артефакт, любые вещественные его части ценятся так высоко. И будут еще дорожать: в них впитался пыл такого количества разных людей, что их впору сравнить с реликвиями, хоть святыми, хоть наоборот. Это более не платья и свитеры Монро — это художественные образы, созданные коллективным сознанием. Хотя точнее бы назвать его коллективным безумием.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ