ГИМН МИХАЛКОВУ

Патриарх, отец «Дяди Степы» --«Человек года»

ГИМН МИХАЛКОВУ

Он родился и живет всю свою жизнь в одном городе — Москве. Но страна, где он родился и живет, всегда была разной. Несколько раз она менялась до полной неузнаваемости. Сначала ею правил царь Николай II, потом Ленин, потом Сталин, Хрущев, Брежнев... Он застал их всех. И при всех режимах занимался одним делом — писал детские стихи, басни, пьесы.

Сергей Михалков — живой классик. На его веселых, подпрыгивающих и легко, как считалочка, запоминающихся стихах выросло несколько поколений детей. Его «Дядю Степу-милиционера» или про то, как «дело было вечером, делать было нечего», знал каждый советский ребенок — стихи были включены в школьную программу. Но потом, после перестройки, когда началась переоценка всего и вся, демократы объявили Михалкова сталинистом и конъюнктурщиком за то, что вождь народов награждал его орденами и медалями за стихи. За то, что он многие годы возглавлял Союз писателей России. Но главное за то, что в 1943 году вместе с Эль-Регистаном и Александровым он написал советский гимн. Критики были строги и неподкупны.

Во внимание не принималось ни то, что с первого до последнего дня войны он провел на фронте — был военным корреспондентом, ни то, что после войны он помогал десяткам писателей и поэтов — и не только в высоком, творческом смысле, давая рекомендации и советы, но и в самом прямом, житейском — с квартирой, телефоном, поликлиникой, лекарствами, помогал издаваться молодым. (Кстати, и сейчас помогает.) Что лучшее из написанного им свободно пробивалось сквозь официальную тоску советской литературы, давая ощущение радостной правильности жизни. Его литературные неудачи не прощались, а жизненные — например, то, что он никогда не был и не хотел быть диссидентом, — тем более. Ему ставилась в вину даже удачливость его двух сыновей.

При Горбачеве его стихи почти перестали печатать. При Ельцине он сам не желал печататься. А при Путине шквал демократических негодований обрушился на Михалкова с новой силой: после долгих попыток создать российский гимн на конкурсной основе, в которых участвовали все — от Пугачевой до школьников из Костромы и Владивостока, администрация президента обратилась с просьбой и к нему — мол, подключитесь, напишите. Михалков поставил условие: напишу, только если музыка будет Александрова, а не Глинки — на нее слова ложатся трудно. Путин согласился — Михалков написал. Гимн утвердили. Общество разделилось: одни в восторге, другие в негодовании.

Сам Михалков к критике равнодушен. Он всегда делает только то, что считает нужным. Переубедить его невозможно. Даже его близкие считают это делом безнадежным. Его первая жена — писательница Наталья Кончаловская, мать двоих его знаменитых сыновей — была старше его лет на десять. Они прожили с ней в любви и согласии более полувека. После ее смерти он некоторое время жил один, а шесть лет назад женился снова. Его жена, красивая, статная Юлия Субботина, моложе его почти на 40 лет, она физик, кандидат наук, относится к нему почти с нескрываемым восхищением. Досужие разговоры, что она вышла за него по расчету, ничего не стоят. Она, дочь известного академика, гораздо более состоятельна, чем Михалков, у которого, кроме писательской квартиры и крошечной госдачи, других богатств нет. Они, как молодые влюбленные, всюду вместе. На Рождество поехали в Германию, к друзьям. Кстати, Путин пригласил его к себе в Кремль на Новогодний бал 29-го. Другой бы поменял билет и возвратился на день пораньше, чтобы поспеть. Но не Михалков. Он не стал ничего менять. Юля ему важнее, чем президент.

В свои без малого 89 Михалков по-прежнему бодр и элегантен. При таком высоком росте совсем не сутулится, что редкость даже для молодых. Он, как и все Михалковы, франт. Одевается всегда модно и качественно. С нескрываемым одобрением поглядывает на хорошеньких женщин. До недавнего времени сам водил машину. Но после того, как несколько лет назад попал в жуткую аварию и его с переломами увезли в Склиф, за руль пока не садится, возит шофер. Его возраст выдает только палка с серебряным набалдашником, на которую он слегка опирается при ходьбе — ноги пошаливают. «Зато с мозгами все в порядке», — тут же добавляет он. И абсолютно прав: у него великолепные память и чувство юмора, его острый, часто желчный язык мгновенно откликается на любую нелепость, его график работы забит встречами и поездками, вплоть до конца следующего года.

Он по-прежнему в курсе писательской жизни — возглавляет Международное сообщество писательских союзов (бывший Союз писателей СССР). Кроме того, руководит Советом по детской литературе. Здание, где находится сообщество, расположено в центре Москвы и известно под именем дома Ростовых (считается, что именно в этом доме Лев Толстой устроил первый бал своей Наташе). С недавних пор оно стало предметом судебных споров с другими писательскими объединениями. Одно из них возглавляет Сергей Филатов, бывший руководитель администрации президента Ельцина. Прошло уже несколько судов — пока выигрывает Михалков. Вскоре предстоит еще один суд, как надеется он сам, последний.

За свою долгую творческую жизнь Михалков имеет бесчисленное количество наград — от Героя Соцтруда до нескольких орденов Ленина, медалей, государственных и международных премий. В середине декабря он получил еще две — премию «Человек года» за гимн и премию «Патриарх» за вклад в развитие детской литературы. Давать интервью патриарх не любит. Но для «Огонька» сделал исключение.


— Сергей Владимирович, на своем веку вы повидали много разных вождей. Кто из них был наиболее грамотным, на ваш взгляд? Кто больше всех ценил литературу?

— Сталин, конечно. Он читал по 500 страниц в день художественной литературы. Читал, оценивал, размышлял. Когда присуждалась Сталинская премия, он обсуждал каждую кандидатуру из списка претендентов, высказывал свое мнение — критиковал или поддерживал.

— А Хрущев, Брежнев — как они относились к писателям? Вы обращались к кому-нибудь из них за поддержкой?

— Их нельзя сравнивать, но оба понимали государственное значение литературы для детей. За поддержкой, естественно, не для себя лично, а для детской литературы, я обращался только к Брежневу. Приходил к нему в Кремль и говорил, какие проблемы, например, есть у издательства, или у писателей, или у детского театра. И все. Немедленно все решалось. Более того, Брежнев еще сам меня разыскивал и спрашивал, все ли исполнено? А после него детская литература пришла в упадок — никому до нее нет дела. Мы, старая гвардия, уходим. Кто будет воспитывать детей, на какой литературе? А ведь в советские времена было и специальное детское издательство, и детский театр, и премии государственные за лучшую книгу для детей. Поэтому и дети наши были образованы лучше всех в мире. А сейчас у них есть только суррогаты, комиксы.

— Что вы сами оцениваете более высоко в своем творчестве — прозу, басни, детскую литературу, пьесы, гимны?

— Ну конечно, детскую литературу. Гимн — это государственный документ, а не произведение искусства.

— Несколько дней назад вам присудили премию «Человек года» как автору гимна. Вы довольны? Какая эта у вас награда по счету?

— Я не считал, их много было. Конечно, любая награда приятна, а эта вдвойне. Потому что быть причастным к государственному символу — большая честь.

— Какой гимн вам было труднее писать — первый, в 1943 году, или второй, нынешний?

— Оба было тяжело. Это сложный и очень кропотливый труд, каждое слово подбиралось и взвешивалось, как на аптекарских весах. Потому что оно должно точно совпадать с музыкальным размером мелодии.

— А почему в День Конституции на приеме у Путина в Кремле его не играли?

— Потому что там Ельцин был, разве не ясно? Он же утвердил гимн на музыку Глинки. Зачем же было его дразнить — поэтому и не играли. А на следующий день, при открытии Всероссийского собора, играли, он прекрасно звучал, и все пели — и хор и народ.

— Вы за исполнение гимна получаете авторские деньги?

— Нет, никогда не получал — ни за первый, ни за второй. Потому что не положено — это же государственный символ. За символы денег не платят. Я же сказал, это большая честь для меня — быть его автором.

— Во времена СССР было много известных писателей из разных республик — Айтматов, Межелайтис, Гамзатов, их переводили, издавали. Сейчас о них ничего не слышно. Куда они исчезли?

— Они не исчезли, работают у себя в республиках, некоторые умерли, а Айтматов, например, работает послом в Люксембурге. Их всех уважают. Конечно, таких тиражей, как в СССР, у них больше никогда не будет. Тогда им было легче, их переводили на русский, а они переводили на свои языки русских писателей. Литература разных народов подпитывала друг друга, она была многонациональной. И, кроме того, была государственная поддержка.

Все идет своим чередом. Пришли другие времена. XIX век был золотым веком русской литературы, он прошел. Потом пришел XX век, его назвали «серебряным». От него уже тоже никого не осталось. У нас были прекрасные военные писатели, которые прошли всю войну. Я сам принадлежу к старшему поколению, а смены нам, к сожалению, нет. Читать нечего.

— Но все-таки, может быть, назовете хотя бы два-три современных писателя, которые вам понравились?

— Нет, не могу назвать ничего, чтобы понравилось. То, что поощряется премиями Березовского, — ужасно, читать невозможно. Вот дали премию книге Владимира Войновича, абсолютно слабая вещь. Или, скажем, Татьяне Толстой за «Кысь» — написано талантливо, но читаешь с отвращением. Это не литература.

Понравилась в очередной раз классика. Только что перечитывал Владимира Набокова. Замечательная, настоящая литература.

— А сами давно последний раз писали?

— Я постоянно пишу. В основном басни. Только пишу их для себя, нигде не печатаю.

— Почему?

— А зачем? Чтобы какая-нибудь желтая газетенка их напечатала? Не хочу. Негде печататься.

— Недавно театр «Современник» поставил вашу пьесу «Балалайкин и Ко» по Салтыкову-Щедрину, вы довольны постановкой?

— Да, я считаю, что сделал хорошую пьесу из такого огромного романа. И поставили неплохо. Это уже вторая постановка. Первая была лет 30 назад. Ее поставил Георгий Товстоногов. Видите, ни за 100, ни за 30 лет в России ничего не изменилось — тот же бюрократический беспредел.

— А что надо сделать в стране, чтобы все-таки она изменилась к лучшему?

— Кадры решают все, — говорил Сталин. И он был прав. А у нас сейчас с кадрами дело обстоит неважно.

— Но есть что-то в сегодняшней жизни, что вам по душе?

— Свободы стало больше. Можно все говорить и не бояться. Можно поехать куда хочешь за границу. Я люблю ездить, я много путешествую.

— В какой стране вам больше всего нравится?

— Больше всего мне нравится в России, но путешествовать я люблю всюду. Вот недавно в Ницце был с женой, сейчас в Германию уезжаем.

— Чем вы сейчас больше всего заняты?

— Я занимаюсь подготовкой к Международному конгрессу по детской литературе, который будет проходить в сентябре в Базеле. Я поеду, буду возглавлять нашу делегацию. Потом, много работы по выдвижению наших детских писателей и художников на премию Андерсена. Она очень почетна, ее еще называют «малой Нобелевской премией» — за вклад в развитие детской литературы всего мира. Две книги надо выдвинуть на премию ЮНЕСКО, две — на премию Корчака. Ведь должны же знать в мире, что детская литература в России существует, несмотря ни на что. Это поднимает престиж страны.

Так что работы много. Денег мало. Не на что послать наших лауреатов на конкурс. У нашей детской секции нет средств, чтобы снять помещение для своих заседаний. Вот спасибо сыну Никите — разрешил провести одно у себя в кабинете, в Фонде культуры. А у него самого на той неделе электричество отключили за неуплату. Так что, вместо того чтобы всячески поддерживать наших молодых, талантливых писателей — это настоящие энтузиасты, преданные литературе люди, — им только одни препоны ставят. А их ведь не так много, талантливых-то — Марина Москвина, Михаил Яснов, Татьяна Котикова, Александр Торопцев. Ну еще, может, два-три имени, и все. Очень нам помогают Александр Шевченко из издательства «Самовар» и Владимир Завадский из «Оникса». По-прежнему замечательно работают наши удивительные художники — Виктор Чижиков и Лев Токмаков. Это наша опора, без них детская литература сегодня вообще бы загнулась. «Будущее создается сегодня» — это все лозунги. Никто ничего сегодня для детей не создает, кроме вот этих людей.

Я несколько раз говорил на эту тему с Путиным. Понимаю, что ситуация в стране сложная, но мне кажется, что он проникся важностью проблемы. Поживем — увидим.

— Долгое время вы работали вместе с другими знаменитыми детскими писателями — Маршаком, Чуковским, Барто. У вас не было с ними конкуренции, зависти?

— У меня зависти не было и, думаю, у них ко мне тоже не было. Они меня всегда поддерживали. Все мы были заняты своим делом. Чего делить-то, места всем хватит.

— А у вас были настоящие друзья?

— Были, но они все уже померли. Это были люди не из писательской среды — врач, артист, оператор, охотник. Очень хорошие были люди.

— Как вы думаете, каких людей на свете больше — хороших или плохих?

— Поровну, думаю. По крайней мере мне лично встречались и те и другие одинаково.

— 13 декабря вы выиграли суд у Сергея Филатова по поводу дома Ростовых, еще будут суды?

— Филатов тут ни при чем, он там занимается закулисными интригами. А мы все три суда выиграли, потому что мы правы. Остался еще один — арбитражный суд. Должны выиграть. Посмотрим.

— Это правда, что компания «Вольво» подарила вам машину как рекламу ее качества за то, что, попав в аварию, вы легко отделались благодаря ей?

— Никто мне ничего не дарил. Это все вранье. Я все сам себе покупаю. А на это вранье даже не реагирую и никак не отвечаю.

— Ваши сыновья-кинорежиссеры такие разные: один — славянофил, другой — западник. Творчество какого из них вам ближе — Никиты или Андрея?

— Во-первых, Андрей никакой не западник. Возьмите его «Ближний круг», или «Историю Аси Клячиной...», или «Курочку Рябу» — это совершенно русский взгляд на жизнь. А во-вторых, так нельзя судить об искусстве, что-то мне нравится больше у Никиты, а что-то у Андрея.

— У вас огромная семья — дети, внуки, правнуки. С кем из них вы чаще всего общаетесь?

— Ни с кем, некогда особо общаться. Они все люди занятые, да и у меня самого дел полно. Я живу своей жизнью, у меня жена молодая. Я с ней чаще всего общаюсь.

— Где вы с ней познакомились?

— В ресторане. Она сидела за соседним столиком. Она мне очень понравилась — красивая, интересная. Я подошел и познакомился. Два года встречались, потом поженились и уже несколько лет прекрасно живем.

— Вы ощущаете себя счастливым человеком?

— Да, вполне счастливым.

Марина УВАРОВА

 

Однажды Сергей Михалков был влюблен в женщину по имени Светлана. Дело было в 1936 году. Он пообещал ей, что стихи, посвященные ей — «Колыбельная Светлане», — будут напечатаны в «Известиях» на следующий день, причем на первой странице.

Стихи и впрямь были напечатаны немедленно. Весь коллектив «Известий» был убежден, что стихи посвящены дочери Сталина

Светлане Аллилуевой. Остановить такой текст не мог никто.

— Твой гимн — говно, и сам ты гимнюк, — сказал однажды Михалкову набравшийся (в том числе и храбрости) молодой поэт.

— Говно, — сказал Михалков. — Идите и учите текст, Женя.

Своим лучшим стихотворением Михалков долго считал шуточную автоэпитафию, записанную в «Чукоккалу»:

Однажды Елена Булгакова спросила своего мужа Михаила Афанасьевича:

— Почему ты так веришь Михалкову? Ведь мы окружены стукачами!

— Такой циник, — ответил Булгаков, — не может быть стукачом.

И не ошибся. На Булгакова обнаружено множество доносов, но ни одного — от Михалкова.

Однажды Виктория Токарева спросила у Михалкова:

— Нашли ли вы ТУ САМУЮ единственную женщину?

— САМУЮ нашел, а ТЕХ нет, — ответил Михалков.

Однажды Михалков ехал в скором поезде. Разложил закуску, налил рюмку...

В этот момент в дверях купе появился пионер.

— Дорогой писатель Михалков!

Я хочу попросить у вас автограф!

Михалков долго медлил с рюмкой в руке.

— Ну, иди сюда, засранец, — произнес он наконец по-отечески.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...