Сегодня в Токио состоится церемония награждения международной премией Imperiale, ежегодно присуждаемой японцами видным деятелям искусства. Лауреатом ее стал джазовый пианист Оскар Питерсон (Канада).
Аналогия премии Imperiale с нобелевской не случайна. Единственная номинация последней в сфере искусства — литература — давно выглядит анахронизмом, с которым с разной долей успеха берутся спорить некоторые мировые фонды, субсидирующие деятелей искусства внушительными премиями. Присудив музыкальную Imperiale канадскому джазмену Оскару Питерсону, японцы дальновидно крутанули рулетку статусных пристрастий в сфере искусства и надавили на систему музыкальных приоритетов старушки-Европы.
В ряду лауреатов Imperiale — статусных, но не отлившихся в бронзе, признанных, но все еще экспериментирующих вживую топ-фигур (архитектор Фумико Маки, художник Ансельм Кифер, хореограф Пина Бауш, скульптор Луиз Буржуа),— Оскар Питерсон смотрится достойно. Его чисто джазовое статус-кво давным-давно размылось в системе сугубо академических координат. С точки зрения левого джаза Питерсон, конечно, устарел. Но, собственно, в одежды радикала он и не рядился, даже когда начинал в антрепризе Нормана Гранца "Джаз в филармонии", где нередко выступал со звездами — Луи Армстронгом и Эллой Фитцджеральд. Зато с точки зрения академических провокаций на территории джаза диверсанту-Питерсону не было и нет равных.
Во-первых, он адаптировал в джазе сдержанную аккомпаниаторскую манеру, прямиком наследующую европейскому концертмейстерскому классу Раухайзена или Мура. Во-вторых, Питерсон сделал сногсшибательную коррекцию корявоватой джазовой беглости посредством холодной виртуозной выучки шопеновского толка — там, где джазмен-аскет довольствуется парой звуков, у Питерсона живет пассаж в тридцать нот, которому позавидовал бы любой кассовый виртуоз прошлого века — Мошковский, Бузони и даже Карл Черни. В-третьих, градус его выступлений, который никогда не превышал разумного 36,6, умел провоцировать в публике драйв посильнее всех примочек квадро, долби и прочих усилений.
Сказать, что Питерсон — джазовый классик,— значит ничего не сказать, потому что он — классик в джазе, а это другое. Это — под дых тем, для кого настоящий джаз на рубль дешевле настоящей классики, а также тем, кто, увлекаясь радикальным джазовым подвижничеством, прививает толерантность к самоучкам наперед уважения к профессиональной неуязвимости исполнения. Оскар Питерсон — профессионал. Сегодня его надо ценить не по принципам черного или белого джаза, а по уникальности дарования. Под Питерсона не сыграешь — это факт. Кто ставит на популярную половину его имиджа и валяет импровизации типа "День из жизни глупца", моментально оказывается в попсе. Кто шлифует технический аппарат по принципу "вверх-вниз по клавиатуре" за десять секунд, мгновенно теряет в музыкальности. А Питерсон же вот уже как пятьдесят лет играет одновременно быстро, музыкально, ненавязчиво, элегантно и, с одной стороны, старорежимно, с другой — очень современно. Японцы это поняли раньше европейцев.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ