EВСТИГНЕЕВУ НУЖНА БЫЛА ТАКАЯ ЖЕНЩИНА, КАК Я

Он не был красив, но женщины любили его до беспамятства. Дочка известного кинооператора и режиссера, профессора ВГИКа Галина Волчек вышла за бедного провинциала Евстигнеева вопреки родительской воле и родила ему сына. Очарованная Евгением Александровичем красавица Лилия Журкина, в то время игравшая вместе с ним на сцене «Современника», подарила актеру дочь и прожила с ним двадцать лет. А в пятьдесят пять он встретил свою последнюю любовь — Ирину Цывину. Она была его студенткой в Школе-студии МХАТа, и их разница в возрасте — тридцать пять лет — шокировала окружающих...

Ирина ЦЫВИНА

EВСТИГНЕЕВУ НУЖНА БЫЛА ТАКАЯ ЖЕНЩИНА, КАК Я

— Евгений Александрович никогда не рассказывал мне о предыдущих женах, — вспоминает сегодня Ирина. — И я его за это очень уважала. Как-то попросила его рассказать о своих женщинах, а он серьезно ответил: «Лапочка, в моей жизни не было никого, кроме тебя». — «Прости, а как же появились на свет твои дети?» — не унималась я. «Мне их послал Господь». Что говорить, он умел обращаться с дамами. Конечно, у него была масса поклонниц — как не любить мужчину, который всех называет лапулями, заиньками, кисоньками? Евстигнеев был очень нежный. Но я знала: он мой муж и живет со мной.

Только один раз я позволила себе вспышку ревности, когда пьяная женщина пристала к нему в ресторане. Мы сидели, выпивали. И вдруг она, узнав в нем известного артиста, полезла с объятиями и поцелуями. Мне надоело на это смотреть, я спустилась в гардероб и стала ждать. А через полчаса не выдержала и пошла за мужем. Картина была, мягко говоря, неприятная. Обожательница висела на Евгении Александровиче и целовала его, а он пытался вырваться. Я тут же бросила пальто и начала их разнимать. Евстигнееву понравилось...

Думаю, он ревновал меня чаще. Правда, никогда этого не показывал. Но однажды очень напугал меня. Вернувшись из Ленинграда со съемок, я обнаружила на столе записку: «Мне позвонила жена режиссера Х и сказала, что у тебя с ним роман. Как ты могла так поступить? Это позор на всю страну. Я не могу больше жить с тобой и прошу тебя уйти». Сам Евгений Александрович в это время уехал на гастроли в Лондон, а поскольку мобильных телефонов еще не было, я никак не могла с ним связаться. Так и проплакала всю неделю, боясь его потерять. Как только у меня возникала мысль, что мы можем расстаться, я умирала. Когда он вернулся, я набрала номер этой женщины и, включив громкую связь, сказала: «Между мной и вашим мужем ничего не было». Но звонки продолжались, по Москве ходило множество слухов. И самый замечательный был такой. Давным-давно Евгений Александрович «сделал» своей студентке дитя и теперь тайно живет с ней. Уже после его смерти один очень известный артист спросил меня: «Ира, скажи, а сколько уже ребеночку?» Он, как и многие, считал, что той студенткой была я и все это время мы скрывали от общественности нашего взрослого ребенка. На самом деле с моей стороны были только обожание и любовь. Я испытывала такой кайф, когда уже неважно, сколько у него было женщин, детей... Я просыпалась утром и повторяла: «Боже, как же хорошо! Как хорошо!»

Первое время после развода с Галиной Борисовной они не общались. Но потом, видимо, помудрели и стали видеться, ходили друг к другу в гости. Денис бывал у нас. А с дочкой Евстигнеева Машей мы познакомились, когда еще учились в Школе-студии МХАТа. Вместе курили в туалете, трепались. А потом вчетвером — с ней и ее мужем — какое-то время жили в одной квартире. Поначалу нам ведь с Евгением Александровичем, по сути, негде было встречаться. Приехав из Минска, я сняла в Москве комнату в коммуналке и, понятное дело, не могла привести туда Евстигнеева. Представляете, что бы началось? Пару раз, правда, он все-таки там появился, но мы вынуждены были разговаривать шепотом, чтобы, не дай бог, соседи не услышали знакомый голос. Поэтому на первом этапе наши встречи были конспиративными. Он мог позвонить ближе к ночи и попросить приехать к овощному на Герцена, а дочери говорил, что пойдет гулять с собакой. Иногда свидания проходили в мастерских или квартирах его друзей, в гараже... Евстигнеев относился ко всему этому очень легко. Как-то позвонил из Ленинграда, где снимался в очередном фильме, и говорит: «Лапуль, ты не можешь ко мне завтра приехать?» Я, бедная студентка, занимаю у кого-то десятку, сажусь в «Стрелу» и мчусь навстречу любви. Живу в его гостиничном номере, мы скрываем от коллег свои отношения... Но сколько это могло продолжаться? Настоящую любовь ведь скрыть трудно.

— Говорили, что ваш роман начался, когда его жена Лиля была тяжело больна, а через два месяца после ее смерти Евстигнеев уже привел вас в свой дом.

— Как вы себе это представляете? Что же, в нем ничего святого не было? В такой ситуации я бы и сама не пошла к нему. Мне было где жить, и какие-то нравственные принципы во мне заложены. Активно встречаться мы стали спустя год после смерти Лили, до этого же я просто была его студенткой. Да, у нас была мощная симпатия, между нами уже пробежала искра. Но не более того.

А спустя какое-то время Маша увидела меня в своей квартире и очень удивилась. Я ее, конечно, понимаю. Она очень переживала и, наверное, ревновала. Правда, я об этом узнала только после смерти Евгения Александровича. Сейчас мы общаемся. Хотя и тогда жили дружно. Бывало, ссорились на кухне, будучи двумя хозяйками в одном доме, но до скандалов дело не доходило.

Кстати, именно дети Евстигнеева заставили нас расписаться. Они долго отпускали в наш адрес шуточки, острили, подкалывали, а потом сказали: «Мы уже тут все поженились, а вы все никак...» Но мы не придавали этому значения, тем более уже довольно долго жили как муж и жена. В то время, конечно, штамп в паспорте был более важен, чем сейчас. Таня Васильева и Георгий Мартиросян, например, поженились, потому что в одной восточной горной республике их не селили вместе в гостинице. Они пошли и тут же за большие деньги расписались в каком-то ауле.

А вообще это все такие условности — свадьба, фата, куклы на лимузинах... Я этого не люблю. Может, потому мы и поженились прикольно. Едем на машине, вдруг Евстигнеев увидел загс и говорит: «Давай зайдем...» Естественно, его узнали: «Что бы вы хотели, Евгений Александрович?» — «Да вот... Пожениться»... На улице в то время шел мокрый снег, моя песцовая шапка промокла, и я стала похожа на драную кошку. Так, в верхней одежде и головных уборах, и расписались. У нас даже фотографий нет. Правда, потом Таня, тогдашняя жена Дениса, высказала нам: «Без колец нехорошо, надо купить» — и мы отправились все вместе в салон для новобрачных. Но по дороге Евгений Александрович вдруг растерялся, заупрямился: «Что скажут люди? Известный актер в солидном возрасте с молоденькой девочкой примеряют кольца... Пусть Денис померит вместо меня». Так и пришлось Денису выполнять роль главного примеряльщика. Зато когда мы уже заплатили за кольца, я тут же схватила их и побежала в другой отдел, где Евстигнеев в это время делал вид, будто рассматривает какие-то вещи. Продавцы обалдели от такой странной невесты. А я до сих пор храню наши колечки: одно маленькое, с гравировкой «Ирина», другое — много больше, с надписью «Женя»...

От общественности скрыть факт свадьбы удалось, но торжественный ужин для своих мы все-таки устроили. Я была в роскошном платье из Австралии — белый верх, черная пачка, как у бального платья. Черные перчатки, мундштук... Евгений Александрович надел костюм. Но это не были специально для свадьбы купленные наряды. Помню, я тогда спросила у Евстигнеева: «Ну как, тебе приятно жениться?» Он, довольный, улыбнулся: «Да ничего так...»

— Как мама отнеслась к вашему браку? Зять был, наверное, старше тещи...

— Да. Мама живет в Минске, и ее не было на свадебном ужине. Она подхихикивала над нами, но вместе с тем была довольна, так как очень уважала Евгения Александровича. Да и мы не устраивали из тридцатипятилетней разницы в возрасте трагедии. Я была чистым, наивным существом и не обращала внимания на слухи, ходившие вокруг нас. Нам было хорошо вместе — это главное. Я его обожала, мне нравилось заботиться и ухаживать за ним. Поэтому я с большей радостью занималась хозяйством, чем своей актерской профессией, где не ставила никаких условий, не расстраивалась, когда не получала роли. Моя «жизнь в искусстве» Евстигнеева не волновала. Да и я раз и навсегда запомнила его слова: «Заниматься твоей карьерой я не стану. А вот если заболеешь, буду парить твои ножки в тазике с горчицей». Для меня это было важнее всего остального. Предыдущая жена Лиля частенько закатывала ему истерики, требуя, чтобы он замолвил за нее словечко в театре или кино. Слава богу, я этого не хотела. Даже отказалась взять его фамилию, как он ни умолял.

Когда мы только познакомились, Евгений Александрович носил какие-то старомодные костюмы, плащи, шляпы с большими полями. Я с удовольствием занялась созданием его нового имиджа: купила модные джинсовые брюки и куртки, сама сшила к ним джинсовую кепочку. Евгению Александровичу это было приятно.

Первая его жена была вся в творчестве, вторая теребила своими мечтами о больших и хороших ролях. Но ведь народный артист — это еще и просто мужчина, который истосковался по настоящему дому. Он хотел женского тепла, чтобы ему постирали, приготовили, что-то с ним обсудили, а потом прижали к себе... Думаю, ему нужна была такая женщина, как я. Хотя моя карьера развивалась достаточно успешно — играла в театре, снималась. Но с появлением Евстигнеева все это перестало быть главным.

В детстве я, как многие девчонки-сверстницы, собирала портреты артистов, среди них был и Евстигнеев. А когда поехала в Москву поступать в театральное, в дневнике случайно оказалась закладка — его фото со сломанной ногой, из фильма «Невероятные приключения итальянцев в России». Тогда я, конечно, не придала этому значения, записала на закладке какой-то нужный телефон. И только спустя много лет поняла: наверное, это был знак судьбы. Я не была его фанаткой — как артист он нравился мне среди прочих. Но это был именно мой мужчина. Моя судьба. Недавно мне кто-то сказал, что из восьмисот пар одна является дуальной. Думаю, мы с ним были дуалами, которые не могут быть врозь: одинаково думали, с полуслова понимали и никогда не тяготились обществом друг друга. В последнее время даже на гастроли ездили вместе. А когда однажды он уехал на полтора месяца в Японию, я чуть с ума не сошла от одиночества. У меня стала отниматься нога. Да и ему было плохо. Женя писал, что никогда больше не уедет один, что жить без меня уже просто не может...

Знаете, я ведь даже не могла обидеться на него. Для меня он был как Бог. Хотя другая женщина, может быть, разозлилась бы на мужа, который возвращается утром после банкета с друзьями, заходит в спальню супруги и, включая свет, восхищается: «Посмотрите, какая у меня красивая жена!» Я Евстигнеева понимала. Говорят, с каждым годом супруги любят друг друга все меньше и меньше. Мы — все больше и больше. И теперь я все отчетливее осознаю, почему он меня не оставляет, ждет, приходит во сне. Думаю, мы с ним обязательно встретимся.

Евгений Александрович и сам не раз вздыхал: «Как же тебе будет тяжело без меня...» Всем последующим мужчинам я говорила: «Ты не такой, как Евстигнеев». И это их обижало. Встретив его молодой девочкой, именно с ним я сформировалась как женщина и теперь знаю, каким должен быть мой мужчина. Однажды его дочь сказала мне: «Как ты могла с ним жить? У него был невозможный характер». А я не замечала. Мы дышали друг на друга все восемь лет, что были вместе.

Я читала его сценарии (их присылали каждый божий день). Он говорил: «Лапочка, ты у меня умница, почитай! Если тебе понравится — буду сниматься». Вы не представляете, как я умоляла его сыграть профессора Преображенского! Мало того, что в тот период Женя неважно себя чувствовал, оказалось к тому же — он, плод советской эпохи, член партии, не читал «Собачье сердце»! Только когда я чуть ли не на коленях пообещала, что буду ездить с ним на все съемки, согласился.

Режиссеры знали, что молодая жена — слабое место Евстигнеева, и часто действовали через меня. Многие были со мной в хороших отношениях, звонили: «Ирочка, как настроение? Как Евгений Александрович?..» — и заодно просили уговорить мужа на роль. Мы-то с ним быстро находили общий язык, да и вообще всю жизнь ворковали как голубки...

— Однако уже через год после его смерти вы вышли замуж...

— Потому что не умею жить одна. Я практически с детства замужем. Все время с мужчиной. С Евстигнеевым была с двадцати лет. Я настоящая баба, клуша такая. Дом, хозяйство, дети, друзья — это мое. У меня всегда была масса поклонников, несмотря на то, что после смерти Евстигнеева я пыталась жить одна. Не получалось. Впадала в депрессию, хотя подготовка книги о Евгении Александровиче «Артист» и работа в театре помогали выбираться. А со временем начала бояться сцены (она стала ассоциироваться у меня с Евстигнеевым), не могла ходить в театр и в конце концов ушла из профессии. Может, именно этот страх побудил меня заняться изучением психологии человека. Сейчас я оканчиваю Московский психолого-социальный институт.

...А потом появился Джордж, я влюбилась и уехала с ним в Америку. Тем более всегда хотела иметь детей. Евгений Александрович тоже их любил, однако говорил, что двое у него уже есть и нужно пожить для себя. Потом у меня случился выкидыш. А дальше мы не успели... Я очень жалею, что позволила Евгению Александровичу поехать на операцию в Лондон. У него барахлило сердце, он перенес два инфаркта, и мы решились на шунтирование... Но врач нарисовал ему сердце, объяснив, что сейчас там происходит, и сказал фразу, которая в переводе звучала ужасно: «Сделаем мы вам операцию или нет — в любом случае вы умрете». Великий артист Евстигнеев умер, просто представив себе свою смерть.

Беседовала Татьяна ПЕТРОВА