НАГИ И НАГЛЫ

или В защиту полукровок

НАГИ И НАГЛЫ

В мире говорят не только о сибирской язве. Еще говорят о Гарри Поттере. Точнее, о первом фильме из задуманной многосерийной экранизации романов Джоан Ролинг. У нас этот фильм появится аккурат к зимним школьным каникулам. Есть еще время понять: кто такой идет «на ны»?..

Судьба Гарри Поттера (в дальнейшем — Г.П.) в России сложилась довольно благополучно. Правда, интеллектуалы не оценили нового героя. Ничего удивительного. Я знал, что критик Борис Кузьминский (в дальнейшем — Б.К.) обрушится на Г.П. Критик Б.К. уже обрушился когда-то на «Список Шиндлера». Критика Б.К. можно понять. Добро — ужасная пошлость, хорошая литература тоже пошлость, пошлости нет только в смерти, на мертвечину у критика (и переводчика) Б.К. безупречное чутье. С его легкой руки другие отечественные критики относятся к самому популярному сказочному персонажу последнего десятилетия свысока, смотрят на него сквозь пальцы, похваливают сквозь зубы. Главная претензия Б.К. к Г.П. — что он точно такой же магл, как его родня с материнской стороны.

Только с волшебной палочкой.

Б.К. даже не подозревал, до какой степени он прав. Ему в голову не приходило, какой жирный комплимент отвесил он Г.П.

Но обо всем по порядку.

Джоан Кэтлин Ролинг родилась 1 июля 1965 года. В детстве ее дразнили Кеглей (rolling pin), она жестоко страдала от насмешек одноклассников, не преуспевала ни в одном виде спорта и зачитывала книжки из школьной библиотеки. У нее были (и остались) светлые волосы. Немудрено, что у Г.П. блестящие черные волосы, он отлично играет во все спортивные игры (особенно в квиддич — волшебный бейсбол на метлах), а читать не любит вовсе: за него все прочтет его одноклассница Гермиона. «Это такое счастье — наделить героя всем, чего нет у тебя!» — призналась Ролинг в радиоинтервью.

Свою первую книгу о Г.П. Ролинг продала издательству за четыре тысячи долларов. Сегодня она самая высокооплачиваемая детская писательница в мире. Она собирается замуж во второй раз. У нее растет дочь Джессика. В людях она больше всего ценит идеализм. На вопрос о разнице между собой и другим знаменитым сказочником она ответила просто: «Ну, Толкиен создал целый мир со своей мифологией... У меня не было такой задачи. А шутки у меня иногда смешнее».

Что да, то да.

На этом мы с Ролинг распростимся, поскольку феноменальный успех ее книг никоим образом не связан с ее биографией, взглядами и внешностью. Все это у нее очень заурядное. Незаурядно в ней лишь одно — выключенность из мира людей, принципиальная неприспособленность к нему. Ролинг не побоялась противопоставить себя миру, каков он есть. Она принципиально не стала ловить доминирующую тенденцию и угождать ей. Она пишет сказочный цикл, который многое ставит с ног на голову: эти книги потому и обрели всемирный успех, что возвращают нас вспять от XX века к древней и прекрасной европейской сказочной традиции. Европейская сказка всегда была направлена против богачей и аристократов. Собственно, эта коллизия — плебеи и аристократы — и стала главной в ролинговском цикле, причем совершенно бессознательно. Явно же, что Ролинг пишет совсем не об этом, но получается как раз об этом, и дети всего мира, больше всего озабоченные именно проблемой неравенства, сделали Г.П. своим кумиром.

Дети не хотят, чтобы кто-нибудь выделялся. Их больше всего заботит, такие ли они, как все, или нет. В этом смысле тоталитарное сообщество есть огромный детский сад, не поощряющий взрослости, вырывающий ее на корню. Ребенок — стихийный социал-демократ, и в этом нет ничего хорошего. Он завидует тому, у кого больше (неважно даже, ЧЕГО больше). Он не любит задавак. Все дети, однако, подразделяются на тех, кто заискивает перед богачами и гордецами, и тех, кто противопоставляет им себя.

Сдается мне, вторые все-таки лучше.

Я хорошо помню собственную школу времен позднего застоя, когда критерием оценки учащегося (в среде соучеников, естественно) служило наличие у него машины. «У тебя машина какая? Ну, тогда я с тобой сидеть буду». Вижу я и сегодняшние школы с их беззастенчивым расслоением, разительной разницей между классом «А», где учатся ребятки побогаче, и классом «Г», где учатся дети военных и водителей троллейбусов. Уверяю вас, класс «Г» усваивает материал гораздо лучше — не потому, что бедняки умнее, а потому, что они более внимательны и менее пренебрежительны.

Загадка судьбы Г.П. (ничего толком не знающего о своем происхождении) заключается в том, что он «полукровка» — так в мире волшебников (магов) называют детей, рожденных маглами (обычными людьми) от счастливых обитателей второй реальности. В этой второй реальности бытуют два типа отношения к маглам: одни их горячо презирают с высоты своего магического всемогущества, другие относятся к ним со старомодным демократизмом и все пытаются узнать, как работают эскалаторы или автобусные остановки, как выглядят магловские деньги... Это куда интереснее, чем рутинная волшебная палочка.

И, как и в нашем с вами реальном мире, объектом ненависти с обеих сторон (и со стороны ordinary people, и со стороны волшебников) чаще всего становятся полукровки. Они оскорбляют вкус тех, кто называет себя «волшебником в двенадцатом колене», и служат источником беспокойства для своих земных родственников, постоянно опасающихся, что их превратят в мышей.

Разумеется, не только в этой замечательной придумке секрет успеха Ролинг. Ее книги прежде всего хорошо написаны: увлекательно, просто и весело, хотя и без особенных претензий на индивидуальный стиль и индивидуальный же юмор. Конечно, Ролинг далеко не Туве Янссон, и до Астрид Линдгрен с ее восхитительно хулиганскими персонажами ей тоже порядочно. Чтобы написать настоящий сказочный цикл, имеющий шансы остаться в веках, надо обладать как минимум мировоззрением, да еще и могучей культурной традицией. Но интуиции книжной девочки Ролинг все же хватило на то, чтобы понять: наш мир опять расколот. И порядочному человеку надо в этом расколе как-то выживать, стараясь брать обе стороны сразу: быть одновременно талантом и поклонником, элитой и демократом, богачом и бедняком.

Иначе говоря, ПОЛУКРОВКОЙ.

Самая умная девочка в ее книге — чистейшая магловка Гермиона. Самое бедное семейство — голубых волшебных кровей аристократы Уизли. У них нет денег ни на новые учебники, ни на волшебную палочку взамен сломанной, у них и машина собрана из всякого старья, скрепленного и одушевленного посредством заклинаний. Самый омерзительный персонаж, Малфой-младший, безумно кичится своим богатством и происхождением (и вовсе не является при этом такой уж бездарью — просто противный очень; но будь он кретином — не был бы так опасен). Разумеется, у него есть свои прихлебалы и приживалы из числа ребят победнее и потрусливее. Что до самого Г.П., то с ним связана тайна, которая не менее, а может, и более значима для каждого ребенка нежели социальный статус. Тайна эта заключается в Предназначении, выяснением которого любой ребенок занят с первого класса по шестой, а иногда и по десятый. Ролинг сама до десятого класса не знала, кем она хочет быть, знала только, кем не хочет, и этот список был длинен. Г.П. рожден победить всемирное зло, которое однажды, кстати сказать, уже обломало об него зубы. Носитель этого всемирного зла — Том Реддл, он же Волдеморт, — известен подчеркнутым аристократизмом и ненавистью к маглам... потому что и сам он наполовину магл, и это главная драма его злодейской жизни. Хорошо у Ролинг и то, что главный положительный герой и главный отрицательный чрезвычайно друг на друга похожи: те же блестящие черные волосы и зеленые глаза. Просто один избрал служение злу, а другой — добру. «Человек — это не происхождение или характер, а сделанный им выбор». Очень достойная мораль для современной сказки.

Нет смысла напоминать о том, что сказочный цикл Ролинг вырос, в сущности, из сказочного цикла Эдит Несбит, писательницы начала века, чей «Талисман» гораздо выше «Гарри Поттера». Напоминать об этом бессмысленно потому, что Ролинг сама постоянно об этом напоминает во всех интервью: «Читайте своим детям Эдит Несбит!» Но книжки Ролинг современнее, веселее и как-то... техничнее, что ли. Больше бытовых деталей, позволяющих приблизить волшебство к рутинным занятиям вроде уборки квартиры или приготовления обеда. Не случайно все справочники по трансфигурации и зельеварению в исполнении Ролинг смахивают на поваренные книги.

С.С. Аверинцев, из которого получился бы неплохой, по крайней мере добрый, сказочник, заметил: «XX век продемонстрировал максимально отвратительные ответы на фундаментальные вопросы бытия, но ни одного из этих вопросов не снял. Мы все знаем теперь, что тоталитаризм не выход. Но где выход — не знаем по-прежнему».

Богатым и бедным, умным и глупым, сильным и слабым надо по-прежнему учиться жить вместе. Об этом и написаны книги Ролинг, которых, слава богу, уже четыре, а будет еще три. Ролинг решила написать по книжке о каждом из классов волшебной школы «Хогвартс», так что Г.П. на наших глазах успеет возмужать, влюбиться, сделаться абитуриентом и понять наконец, зачем он родился. Примерно об этом же — правда, с проблематикой более сложной и метафорикой более разветвленной — бесконечный цикл Стивена Кинга «Темная башня». Четыре книги из шести написаны, большинство поклонников Кинга считают, что лучше бы не писал он этой фэнтезийной ерунды, сам Кинг называет «Башню» главным делом своей жизни, и лично я склонен думать, что Кинг ближе к истине, чем поклонники его мистических романов о кошмарах подсознания среднего американца, замученного холестерином.

А теперь — несколько слов на самую болезненную тему: почему в России нет и не может быть книги, подобной «Гарри Поттеру».

Ведь это, ей-богу, обидно. Очень хочется иметь свой детский фантастический сериал. Но у нас его нет и не предвидится, а есть либо очень смешные, но совершенно несказочные детективы Евгения Некрасова про юного сыщика Блина, либо чернуха а-ля Хармс, только радикальнее, в исполнении не менее талантливого Валерия Роньшина. Все это замечательно, но, как говорил Владимир Хотиненко по другому поводу, нос у меня от этого холодный. Холодный нос! То есть у меня ни разу не защипало в носу при чтении этих книг, они не для этого предназначены, а вот на последних страницах «Темной комнаты», где все узлы развязаны и все своды сведены, я чуть было не прослезился. Старею...

Всякая культура порождает свои сказки, и «Гарри Поттер» порожден многовековой западноевропейской традицией, восходящей к шотландским туманным преданиям о ведьмах, к легендам об Артуре, о Тристане и Изольде, ко всем этим магическим сказкам, в которых ныне совершенно напрасно пытаются обнаружить сатанизм. Помилуйте, это христианская литература высочайшей пробы, проникнутая сочувствием к бедным и уважением к маленьким людям, совершающим великие подвиги. Король Артур, при всей своей сословной спеси, был добросердечный и демократичный малый — за что и уцепился Марк Твен, создав самый смешной готический роман всех времен и народов «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура».

Наша сказочная традиция надолго прервалась, фольклорные архетипы, на которых должна строиться хорошая национальная сказка, были упразднены. Пытается возродить эту традицию великий красноярец Михаил Успенский, но все-таки это сказки для младших научных сотрудников старшего возраста, как и «Понедельник...» Стругацких.

В советское время на месте фольклорных архетипов появились другие, восходящие, само собой, к социалистическим утопиям, — сравните кампанелловский «Город Солнца» и носовского «Незнайку в Солнечном городе» с невыносимо занудными описаниями того, как работает у коротышек водопровод. Появлялись и неплохие сказки на чисто советском материале, были и замечательные продолжатели европейской традиции, правда, с ощутимым революционным привкусом (эталонной «страшной сказкой» остается повесть Ю. Олеши «Три толстяка», сюда же примыкают «Королевство кривых зеркал» В. Губарева и «Город мастеров...» Т. Габбе). Но ничего своего, собственно русского, основанного на удивительном, волшебном, обаятельном мире русской сказки, в литературе нашей не возникло. В кино и в театре такие случаи были: фильмы Роу, замечательные пьесы Эрдмана и Кима. Но в литературе — как отрезало.

Виноваты, вероятно, бесчисленные фольклорные коллективы и зализанные мультики, да и вообще русские сказки стали казаться чем-то удручающе скучным... Как ни парадоксально, единственным настоящим фольклористом среди наших сказочников (и наоборот) был Абрам Терц (Андрей Синявский), написавший превосходную сказочную повесть «Любимов» о таинственно исчезнувшем городе. Вот уж где были и мифические образы, и настоящая магия слова.

Но Синявский не для всех детей...

Славным исключением был Александр Шаров (сегодня больше известны романы его сына Владимира). Кто-то наверняка помнит его «Ежиньку» или «Мальчика Одуванчика и три ключика», хотя бы по мультфильму. В этих сказках зло было чаще всего не персонифицировано, противниками героя выступали ход времени и давление внешнего мира, не знающего снисхождения. Это были сказки окраинных многоэтажек, квадратных дворов, балконов с бельем с видом на Кольцевую и закат: в этих условных пограничных пространствах разворачивались удивительные события. Но Шаров был слишком тонок, грустен и поэтичен, чтобы стать достоянием многих детей. «Гарри Поттер» — книжка для всех, и в этом ее преимущество. Я и сегодня предпочту Шарова. Но детям нужен автор, который стал бы своим в каждом доме — и при том достиг бы фантастического рейтинга, не прибегая к мерзостям.

Главное, почему у нас не появляется ни своего Стивена Кинга, ни своей Джоан Ролинг, — сказка требует уюта. Вот почему такая могучая сказочная традиция до сих пор живет в Скандинавии. Нужен внешний неуют и внутренний уют, ураган снаружи и керосиновая лампа внутри. Нужно четкое представление о добре и зле, и награжденная добродетель, и низвергнутый порок. Устойчивые крыши дома очень соответствуют устойчивой морали — у бродячих, кочевых наций мораль так же относительна, как и дом. В свое время психолог Юлия Зворыкина защитила диплом по цыганскому фольклору: там воскресший покойник вызывал не ужас, а радость, там много и весело обыгрывалась смерть, и никто ее не боялся. И злодеи были обаятельны и победительны. Я не хочу кинуть камень в цыган, боже упаси, просто у кочевой нации сказки соответствующие.

Сегодня мы кочевая нация.

Мы кочуем от одной формации к другой, но задержаться никак не можем. В наших сказках не вознаграждается добродетель, наш герой — удачливый злодей. Я вообще, честно говоря, давно не видел вознагражденного трудолюбия, кроткой бедности, доброго и сильного героя со старым добрым демократизмом в крови. Попробуйте подставить на место Г.П. нашего современного ребенка. Наш Г.П. не сочувствовал бы беднякам, презирал бы всех, у кого нет магических способностей, никогда не мучился бы совестью от того, что пришлось соврать учителю или нарушить школьные правила. Наш Г.П. лапал бы Гермиону и нюхал клей «Момент». Ибо у нас считается хорошим тоном близость к действительности.

Мы не маги и маглы.

Мы наги и наглы.

У нас не успел еще нарасти спасительный толстый слой доброй сказочной традиции. Нужно, чтобы после первоначального накопления прошло лет 200 — тогда, может быть, дети богатых задумаются о том, что богатство не всегда хорошо и, главное, не всегда спасительно.

А главное — справедливость должна хоть несколько раз восторжествовать в реальности. Потому что это единственное сказочное чудо, которое иногда бывает на самом деле. Если есть оно, ребенок поверит во все остальное.

А пока он не верит современным сказкам.

Пока он верит, что где-то есть Гарри Поттер, который никогда не позовет его в «Хогвартс», и Карлсон, который вряд ли к нему прилетит. Чтобы у нас появился свой Гарик Порткин или свой Иванов с пропеллером, надо сначала выстроить хотя бы одну школу, где не травят талантливых и не собирают дань с родителей, и хотя бы одну крышу, на которой среди мусора хватит места для маленького домика с диваном и верстаком.

Дмитрий БЫКОВ