МИР ГЛАЗАМИ ПОЛПРЕДА

ПУЛИКОВСКИЙ РАССКАЗЫВАЕТ, ЧЕМ ГЕНЕРАЛ ЛУЧШЕ ЗОЛОТАРЯ

Константин ПУЛИКОВСКИЙ

МИР ГЛАЗАМИ ПОЛПРЕДА

В нем так странно сочетаются бульдожья хватка, разноокрашенный жизненный опыт, природная сообразительность и армейская наивность, что все это дает удивительный сплав, который я — бывший металлург — после внимательного рассмотрения рискну назвать благородным. Задавать вопросы Константину ПУЛИКОВСКОМУ — полномочному представителю президента по Дальневосточному округу — все равно что обстреливать из винтовки танк. Ты стреляешь, стреляешь вопросами, а он прет и прет по намеченному направлению, не отклоняясь, пока не выговорится. И только когда мысль закончена, все ассоциативные цепочки пройдены, его прямолинейное движение можно слегка подкорректировать удачным выстрелом. Тогда танк берет новое направление, новую тему и снова прет напролом до полного разрешения вопроса. Очень наступательный генерал... В общем, в интервью я большинство своих вопросов опустил, оставив лишь те, на которые генерал адекватно среагировал

— ...многие, попав в верхние эшелоны власти, так до них и не дорастают. Люди становятся губернаторами с навыками и методами руководителя колхоза, управдома или директора судоремонтного завода. Каждый вновь избранный тащит в губернаторство то, чему научился на старом месте, то, что он знает.

Вот Наздратенко — как был начальником артели золотарей, так золотарем и остался! Что такое артель? В артели работники традиционно подворовывают, дают дань хозяину, который за это закрывает глаза на их художества. И Наздратенко край превратил в большую артель.

— А чем генерал лучше золотаря? Генерал Пуликовский тоже ведь делает только то, что знает.

— И Пуликовский тоже делает то, что знает. Я сам в себе замечаю, что руковожу порой привычными мне методами. Но мне легче — я все-таки руководил огромными коллективами. Последняя группировка, которой я командовал, — 56 тысяч человек. Их надо кормить, одевать, заботиться об их семьях. Сомневаюсь, что у меня на Дальнем Востоке есть хоть один губернатор, который до губернаторства руководил таким большим хозяйством.

К тому же последние три года я работал в администрации президента, помощником губернатора, заместителем мэра Краснодара. То есть опыт кое-какой был. Краснодар — миллионный город. Весь Краснодарский край — пять миллионов. Сейчас у меня на всем Дальнем Востоке семь с половиной миллионов.

— Как? На Дальнем Востоке живет всего семь миллионов народу?

— Да. 40% территории России и 5% населения... Ну и еще у меня есть один козырь по сравнению с золотарями. Я все-таки год отучился в «Плехановке». Так получилось... Когда я генерал-лейтенантом уволился из армии, у меня за плечами, кроме военного, было инженерное образование, Академия бронетанковых войск и Академия Генштаба. Кстати, бронетанковую академию я окончил с отличием, а Генштаба — с золотой медалью, считаю себя неплохо образованным человеком... Но мне не хватало знаний по экономике. Я почувствовал, что не охватываю некоторые вопросы. Пришел в «Плехановку», сказал: мне диплом не нужен, мне нужны знания — по экономике и правовым вопросам. Попросил сделать мне индивидуальную программу, заплатил деньги.

— Дорого обошлось?

— Чтобы хорошо научили, нужно хорошо заплатить. С меня, правда, по-божески взяли.

— А чем можно объяснить, что все полномочные, кроме Кириенко, бывшие генералы?

— Вопрос не ко мне. Вопрос к президенту.

— Ладно, спрошу у президента попозже... А вас как назначили?

— Я прошел собеседование у Шабдурасулова, Волошина. Мне сказали, что мне будет предложена серьезная работа, но какая, я не знал. А потом меня пригласил Владим Владимыч и предложил.

— И вы сразу согласились?

— Нет, не сразу. Долго думал. Минуту примерно. Потом согласился.

ПУЛИКОВСКИЙ РАСКРЫВАЕТ АНТИКОРЕЙСКИЙ ЗАГОВОР

— Вы ведь три недели ехали с Ким Чен Иром в том знаменитом поезде. Как так вышло?

— Президент поручил. Сначала была такая схема — полпреды должны были встречать Ким Чен Ира и сопровождать по своей территории. Но потом приняли другую схему. Решили, что неудобно лидера иностранной державы передавать из рук в руки. И мне Владим Владимыч поставил задачу сопровождать его на всем протяжении. Я по своей наивности подумал, что только в один конец. А Путин после характерной такой паузы говорит: «Но имей в виду — и обратно тоже!» И двадцать три дня я провел в том поезде.

— Расскажите про него. Мы все видели этот поезд снаружи по телевизору, и только вы один видели его изнутри своими зрачками.

— Прогрессивный поезд у Ким Чен Ира. Вагоны внутри отделаны по последнему слову техники, великолепные материалы, очень красиво. Все вагоны оборудованы компьютерной связью. У Ким Чен Ира в салон-вагоне висели два больших экрана, на которых высвечивался маршрут и характеристика регионов, через которые мы проезжали. Очень подробно — население, экономика, географическое положение... Вплоть до фамилий губернаторов с полными именем и отчеством.

Сам Ким Чен Ир при мне входил в интернет, он хорошо знает английский язык. Сказал мне: «Давай зайдем, посмотрим, что там делает Чубайс». И зашел на сайт РАО «ЕЭС». Мне Ким Чен Ир показался информированным, эрудированным человеком с некоторыми странностями. Он очень любознательный. Тысячи вопросов мне задавал. Например, спрашивал у меня, чем отличается акционерное общество со стопроцентным государственным капиталом от государственного унитарного предприятия...

— А каковы бытовые условия в поезде диктатора?

— Вагоны в поезде были нестандартные. Распланированы в зависимости от ранга пассажира. Например, Ким Чен Ир занимал один целый вагон. В других вагонах, где ехали люди рангом пониже, было по пять-шесть больших купе. В купе ехали по одному человеку... Для начальников рангом поменьше — вагоны из восьми-девяти купе. Но тоже из расчета купе на человека.

В поезде была своя дизельная станция, которая работала в автоматическом режиме — давала электропитание на остановках и стоянках. Потому что в поезде много электроники, которую нужно бесперебойно питать. Кондиционеры, естественно, везде...

В поезде было пятнадцать корейских вагонов и семь наших, наши на Хасане подцепили. Я жил в нашем вагоне. Русские вагоны поскромнее, конечно, чем у нищих корейцев.

— Газеты много писали, что поездка Ким Чен Ира — унижение для России в целом и для конкретных россиян, которых выгоняли с вокзалов, отменяли поезда и электрички...

— Я не думаю, что кто-то был унижен. Я, например, не видел, чтобы освобождались вокзалы. Да, действительно, когда подходит литерный поезд, под него выстраиваются расписания других поездов. Но то же самое было бы, если бы ехало первое лицо любого другого государства. Это единая схема, описанная в инструкциях ФСО по обеспечению безопасности для лидеров государств, которые путешествуют по территории России.

Я со своим пресс-секретарем подготовил перечень всех изданий и фамилии всех корреспондентов, которые в течение всех этих двадцати трех дней писали ложь. Возможно, мы этот список обнародуем. Потому что ложь ведь писали они! О том, что стреляли по поезду, о том, что он бронированный...

— А разве поезд был не бронированный?

— Самый обыкновенный! Только в том вагоне, в котором ехал Ким Чен Ир, был бронированный пол. Это обычное дело для тех вагонов, в которых едут первые лица, — на случай подрыва путей, от осколков. Больше ничего там не напоминало никакой бронепоезд... Я думаю, со стороны газетчиков это была какая-то специально задуманная акция, чтобы оскорбить Ким Чен Ира или разладить наши отношения с Кореей.

— Ах, вон оно в чем дело...

ПУЛИКОВСКИЙ — О НАЦИОНАЛЬНОМ ВОПРОСЕ

— Меня судьба научила, что все нации достойны быть на Земле: у них своя история... Для меня был показательным такой факт... Я тогда служил в Туркмении, было это в 1991 — 1992 годах, когда развалился Советский Союз и образовалось СНГ. Президент Туркмении пригласил нас в город Мары, который праздновал 2100-летие. В это же время на Руси отмечалось тысячелетие крещения Руси. И вот я там присутствовал, а в голове у меня сверлила мысль: ну почему мы туркменов считаем... ну, «туркмен»... с сарказмом говорим? А у них история 2100 лет! А мы вроде русские такие, а своих церковных книжек сумели сохранить только за тысячу лет, а до этого и не знаем, кто мы такие толком были.

Мы историю не знаем совершенно. Я служил в Эстонии командиром полка. Это еще было при советской власти. И эстонцы праздновали каждый год с 21 по 23 июня День победы. Неофициально. Они не работали, гуляли, плясали. А мы в это время объявляли повышенную боевую готовность, потому что считали, что это выпады врагов: в наш святой день начала Отечественной войны они празднуют какой-то День победы. А потом был я на рыбалке в местечке Нелли-Ярве и разговорился с одним дедком-эстонцем, который лодки выдавал. Он оказался профессором, доктором исторических наук на пенсии. Просто подрабатывал на лодочной станции.

Так вот, он рассказал, что День победы в июне эстонцы празднуют с 1918 года. Тогда Эстония была оккупирована немцами, а 20 июня вспыхнуло восстание, и за трое суток немцы были изгнаны с территории Эстонии. Вот с тех пор они и празднуют День победы. До 1939 года праздновали официально, а когда пришла советская власть и запретила этот праздник, они отмечали его втихаря...

Поэтому я понял, что надо уважать национальные праздники и любую национальность, какая бы она ни была.

— Какое, в сущности, верное замечание!..

ПУЛИКОВСКИЙ НА ЮГЕ

— Вы сказали, что работали в Краснодаре под началом батьки Кондратенко. Ну и что вы о нем скажете?

— Сложный человек, который свое истинное отношение к экономическим, политическим и социальным процессам, происходящим в обществе, прикрывал борьбой с сионизмом. Я бы даже так сказал: несколько мерзкий человек в этом смысле.

— Э-э... Вот думаю, как мне адекватно перевести это читателям... А никак не буду переводить, так и напишу, несмотря на некоторую путаность изложения. Я, в общем, понял, что вы хотели сказать... Но как же вы попали к этому мерзкому юдофобу?

— Он сам меня пригласил. А потом же и прогнал.

— За что?

— Когда мы с ним поработали, я увидел, что он, на мой взгляд, неправильно построил систему управления в крае. У него осталась та же система управления, какая была при крайкоме партии. Как были раньше секретари крайкома по сельскому хозяйству, по лесу, по промышленности, так и сейчас у него были заместители такие же. Было управление сельского хозяйства — триста человек сидели. Зачем? Спрашиваю его: Николай Игнатович, я не понимаю, что делает главный агроном края. Вот он приезжает в хозяйство — а это агрофирма, частная собственность — и говорит им: сажайте бобы! Они отвечают: не-ет, у нас рентабельнее твердая пшеница или кукуруза... Ну и для чего нужен главный агроном края? Кондратенко, в свою очередь, смотрит на меня с непониманием. Мы не понимали друг друга.

Или вот... Было при советской власти сорок пять районов в Краснодарском крае, соответственно сорок пять райкомов. Сейчас шестьдесят четыре муниципальных образования. Я говорю Кондратенко: но они же вам не подчиняются! А вы их собираете, ругаете, материте. Раньше партбилет жег им карман, был способ воздействия. А сейчас они избранные ребята. Чего на них орать зря? Либо там должны быть муниципальные образования с ликвидной муниципальной собственностью, от доходов с которой можно хотя бы зарплату чиновникам платить. Либо, если этого нет, не должно быть и муниципального образования! А должна быть структура администрации края, сидящая на бюджете края и получающая зарплату из центра. Тогда будет управляемость. Ты три-пять человек из администрации посади туда, они будут твои глаза и уши. А остальные сотни чиновников не нужны. Ведь в этих муниципальных образованиях были свои управления сельского хозяйства, промышленности, курортов, рыбной отрасли, лесной... Что они делают целый день? Ведь какие-то бумаги пишут, «управляют». А на самом деле бездельничают и берут взятки.

— И что же Кондратенко вам ответил на эти вполне здравые предложения?

— Когда Кондратенко увидел, что у меня есть мнение, отличное от его мнения, он стал все меньше и меньше меня принимать. Тогда я ему так сказал: Николай Игнатович, я сам был командиром много лет и знаю, что для начальника главное — быть правильно информированным. Собственно, это и есть главная задача начальника — собирать информацию и принимать по ней решения. Неправильная информация ведет к неправильным решениям. И тогда вы будете смешны. (А Кондратенко окружил себя тремя-четырьмя людьми и больше ни с кем не общался.) Поэтому, Николай Игнатович, уделите мне хотя бы раз в месяц тридцать минут времени, чтобы я вам говорил правду. Я буду слушать ее в автобусах, трамваях, на улице — и до вас доносить... Он отвечает: через недельку зайди. Я зашел, он и говорит: Константин Борисович, мы работать не будем.

— Вы удивились?

— Нет, я этого почти ожидал. Подумал, что либо он недалекий человек, который не хочет знать правды; либо он ее знает, но не хочет, чтобы эту правду ему кто-то в глаза тыкал.

ПУЛИКОВСКИЙ НА ВОСТОКЕ

— Константин Борисович, вы получили «в вотчину» самый проблемный регион. Уже несколько лет каждую зиму вся страна слушает про энергетический кризис в Приморье. А понять не может: из-за чего это каждый раз происходит? В чем проблема?

— Проблема во власти. Вот опять пример по Наздратенко. В прошлом году в Уссурийске бастовали учителя и врачи, перекрывали железную дорогу... Зарплаты им не выдают. По всей стране выдают бюджетникам зарплату, на всем Дальнем Востоке выдают, а в Уссурийске не выдают. Что такое? Приезжаю туда. Велел собрать в зале администрации всех врачей, учителей. Наздратенко слева от себя посадил, справа — мэра города, слева — начальника финансового управления края, справа — начальника финансового управления Уссурийска.

Для начала проверил, кто же в зале сидит. Оказалось, врачей и учителей там почти нет, а сидит в основном наздратенковский чиновный клан. Они орали и поддерживали его. Пришлось выгнать всех оттуда, завести учителей и врачей, которые на улице стояли. Спрашиваю при них Наздратенко: Евгений Иванович, вы деньги перечислили на зарплату учителям?.. Да, двадцать восемь миллионов рублей!.. Отлично. Мэра спрашиваю: вы деньги получили? Нет!

Так, где начальник финансового управления края? Вот он. Деньги перечислили? Да! Начальник финуправления Уссурийска, деньги получили? Нет!.. Та-ак. Налоговая, идите сюда... Казначейство, идите сюда... В общем, оказалось, что у Уссурийска ровно на двадцать восемь миллионов была задолженность — ссуда прошлого года. И как только деньги были перечислены, казначейство их сразу изъяло.

— А что за задолженность такая?

— Администрация Уссурийского района брала годом ранее... Если не хватает на зарплату, администрация муниципального образования берет беспроцентную ссуду в областном бюджете. Она беспроцентная, но ее нужно возвращать... И край хитро дал Уссурийску как бы на зарплату бюджетников ровно столько, чтобы погасить прошлогоднюю ссуду... Наздратенко спрашиваю: вы знали, что у Уссурийска был этот долг в двадцать восемь миллионов? Знал. Начальник финуправления, вы знали? Знал. Значит, вы сознательно эти двадцать восемь миллионов дали, чтобы тут же забрать? Вы знали, что они не дойдут до муниципального образования? Да, знали... Ну так скажите об этом людям, что вы сознательно так сделали! «Да, — признается Наздратенко, — я сделал это сознательно».

А сделал он это, чтобы расправиться таким образом с неугодным ему мэром Уссурийска Ведерниковым. Он мэра подставлял таким образом, жертвуя ни в чем не повинными учителями и врачами. Непорядочный политический игрок, для которого люди быдло!

— Такой вопрос: а почему в прошлом году у Уссурийска не было денег на зарплату бюджетникам и пришлось брать эту злополучную ссуду?

— Там были другие обстоятельства. Может быть, мэр Уссурийска потратил эти деньги на топливо, и такое случалось... И опять же — вы задаете этот вопрос, вам это интересно. А губернатор даже вопросом таким не задавался. Ему это неинтересно. Наздратенко совершенно не знал положения дел в крае. Он на работу приходил к одиннадцати часам.

— А вы?

— ...Рабочий день у него начинался с совещания, на которое он собирал своих пиарщиков. Те ему рассказывали о том, в каком центральном или местном издании кто что плохое сказал про Наздратенко. Дальше они разрабатывали планы, как мочить того или иного противника, выступающего против губернатора. На этом рабочий день Наздратенко заканчивался. Он мэров городов по году не принимал! Можете себе представить?

— Не могу: я мэров тоже никогда не принимал... А ведь золотарь Наздратенко за годы всевластия наверняка везде рассовал своих людей! Как вы с ними потом боролись, их же тьмы и тьмы?

— Да, рассовал он много своих людей... Долгие годы правления Наздратенко привели к тому, что край развалился. Рост объемов промышленного производства в целом по Дальнему Востоку за прошлый год был 8,3%. А вот, к примеру, Еврейская автономная область дала рост 26%. Потому что там сидит хороший руководитель Волков — вождь еврейского народа. У него по росту промышленного производства третье место в России! У него заработали трансформаторный завод, швейная и трикотажная фабрики, завод «Сельмаш»...

И берем теперь Приморский край, где самые лучшие на Дальнем Востоке природно-климатические условия, самая населенная территория, самая лучшая инфраструктура, незамерзающие порты, субтропики, хорошие дороги... Рост — 2%! Вот вам роль руководителя. Вот вам артельщик у власти.

Другой пример — Ишаев. Когда он пришел в губернаторы Хабаровска. Зима того года была провальная — город вымерз. И Ишаев, которого избрали только в декабре, ходил и людям говорил: простите Христа ради, выживите как угодно, переживите только эту зиму, печки ставьте, буржуйки... Я вам обещаю — второй такой зимы не будет! И за следующее лето Ишаев набрал кредитов, перерыл весь город и исправил всю систему ЖКХ, заменил все трубы. С тех пор за все последующие годы — ни одного прорыва.

— Интересный человек.

— Интересный! Я и с ним по многим позициям не согласен, но то, что человек с утра до вечера на работе, о многом говорит. Всегда в теме, всегда в деле. Этого не отнимешь... Еще пример: Дарькин, нынешний губернатор Приморья. Хороший Дарькин или плохой? Был летом тайфун, снесло автомобильный и железнодорожный мосты. Дарькин сам встал на этом мосту под дождем, под ветром, поставил туда всех своих помощников. Трое суток не уходил с моста, пока не было восстановлено автомобильное и железнодорожное движение.

— «Как закалялась сталь» в капиталистическом варианте... Но вы не ответили, как боролись с птенцами гнезда наздратенковского.

— Моя задача была этих людей не убирать, а привлечь к нормальной, порядочной работе. Ведь многие из них хотели работать, но их ставили в такие условия, что этого не удавалось. И уход Наздратенко людям честным и порядочным, которых всегда большинство, дал возможность честно и хорошо работать. А кто не смог, тех мы подвинули.

— Почему же Наздратенко стал главным рыбаком страны?

— Я у президента тоже спросил об этом. Он мне сказал: ты помнишь, как мы с тобой договаривались, когда я назначал вас на должность? Я говорю: помню... А договоренность была такая: до принятия решения мы обсуждаем, после принятия — выполняем без вопросов. И я снял вопрос, раз решение уже принято.

— Но ведь Наздратенко и там все развалит, всю рыбу распугает нам.

— Думаю, прокуратура доберется до его лавочки.

ПУЛИКОВСКИЙ — О ЧУБАЙСЕ. БЕЗ НЕНАВИСТИ

— Вы, наверное, Анатолия Борисовича не любите? Во всяком случае из всех полпредов у вас больше всего оснований для этого. Он ведь на Дальнем Востоке все время электричество отрубает.

— Отрубает не он. Отрубает рыночная система. Наши классики Ильф и Петров эту систему четко выразили: утром деньги — вечером стулья; можно и наоборот — утром стулья, а вечером деньги, но деньги вперед! Суть в том, что за все надо платить, а если люди не платят... Часто местная власть виновата. Какой-нибудь мэр сидит и говорит, что не будет Чубайсу платить, а если электричество отключат, он людей на улицы выведет... С таким мэром и надо разбираться, а не с Чубайсом. Ведь в чем задача мэра? Мэр должен обеспечить людям тепло и чтобы люди за это тепло платили. А для этого нужно создавать рабочие места, чтобы у людей были деньги.

ДОБРОСОСЕДИ

— У вас на Дальнем Востоке семь миллионов народу, а в Северном Китае двести миллионов, Северный Китай не очень заселен... Чувствуется у вас в крае этот «перепад давления»?

— Ощущается. Особенно когда летишь вдоль границы на самолете. Слева яблоку упасть некуда, до горизонта сплошь возделанные лоскуты земли, на каждом лоскутке китаец, а справа — на тысячи километров тайга безлюдная... Но я бы не стал нагнетать ситуацию, что, мол, китайцы к нам прут и прут. На самом деле они не очень хотят к нам идти. Мне кажется, в приграничной зоне, где очень развита челночная торговля, число китайцев на нашей стороне примерно равно числу наших на китайской стороне. А если отодвинуться от границы до БАМа, Транссиба, там уже ни одного китайца не увидишь.

Вообще, я так скажу: мы воспринимаем китайскую угрозу без тревоги. Необходимо развивать добрососедские отношения со своим великим соседом, имеющим за плечами тысячелетнюю историю.

— Эк вас... На дипломатию потянуло...

В РАБОЧИЙ ПОЛДЕНЬ

— Я уже спрашивал, но, видимо, «не попал»... Ленивый Наздратенко приходил на работу к 11.00. А вы?

— Я на работу всегда прихожу к 9.00. Москва в это время еще спит. До 15.00 работаю со своим аппаратом. После работаю с Москвой — с президентом, администрацией президента, правительством, министрами... Изучаю документы из центра, если что мне непонятно, звоню, спрашиваю.

Рабочий день обычно у меня заканчивается к двум часам ночи. С работы я ухожу в двадцать два часа, забираю документы и дальше работаю дома — у меня там оборудован рабочий кабинет с правительственной связью. Работаю, пока есть работа, пока идут звонки из Москвы. Москва обычно звонит до двенадцати ночи по хабаровскому времени (в Москве в это время 17.00). Позже полуночи звонят уже редко, стесняются. А до полуночи трезвонят все.

— А что жена говорит по этому поводу?

— Привыкла. Я всю жизнь так работаю...

ПУЛИКОВСКИЙ — О САМОМ ТЯЖЕЛОМ

— Где вы с женой познакомились?

— Давно это было. Еще в школе. Я учился в восьмом классе, а она в медучилище. Мы долго дружили. Потом я поступил в военное училище, она меня ждала четыре года. А когда стал лейтенантом, мы поженились.

— Я знаю, у вас сын погиб в Чечне... Вы ведь могли бы его куда-нибудь перевести оттуда. Я бы своего перевел.

— Я пытался. Не надо делать из меня героя, я нормальный отец, и мне не хотелось, чтобы погибал мой сын. Он туда попал без моего ведома. Но я знал, что, если я приеду, посажу его в вертолет и увезу оттуда, что мне очень хотелось сделать, я потеряю сына, а он потеряет во мне отца. Поэтому я... ну, просто интересовался, где сейчас его полк, следил, чтобы сменили их вовремя.

Хотя... Это была дурацкая система — через три месяца людей в Чечне меняли. Поэтому многие уже не воевали, а выживали. Их главнейшей задачей становилось — три месяца пробыть в Чечне и не погибнуть, а потом вернуться к себе в Вологду, Хабаровск, Мурманск и получить орден. За что? За то, что остался жив?

— А как ваш сын погиб?

— Был бой тяжелый... (Пауза.) Это отдельная песня, целую книгу можно написать о том, как много потерь мы понесли из-за некомпетентности командиров! У моего сына был командир полка — человек, которого за неспособность к командованию полком сняли с должности в Московском военном округе. И его послали в Чечню — проявить себя. У меня в голове не укладывается! Когда я об этом узнал, у меня был шок. Человек не справляется с обязанностями командира в мирных условиях, и его посылают в боевые!.. Это ужасно... это... это... кощунство такое... Я...

Этот командир организовал бой таким образом, что люди пошли в бой без прикрытия артиллерии, вертолетов, без связи. Был жесточайший бой с бандой покойного ныне Арби Бараева. У бараевцев было около восьмидесяти человек, а у сына двадцать четыре человека. Им пришлось в Шатое захватить двухэтажный кирпичный дом и вести бой в окружении. Если бы у них была связь — с авиацией, артиллерией, — они бы вызвали огневую поддержку, «вертушки».

Алешка мой все, что мог, как командир своего отряда сделал. И оставшиеся в живых одиннадцать человек — они раненые все были, я потом разговаривал с ними в госпитале — подтверждают, что сын достойно себя вел... Они сутки почти держались. Потом Володя Шаманов перебросил с другого направления батальон 7-й воздушно-десантной дивизии, и деблокировали их. Но уже поздно.

Я сам был в окружении однажды. Обложили нас как-то в районе Зандака. Плотно так взяли. Мы думали, что уже все, конец. Спасло только одно — связь. Когда бандиты предложили мне ультиматум: или сдавайтесь, или вам всем конец — я вызвал «вертушки» и сказал главарю: «Видишь высоту? Сейчас ее не будет!» Даю команду, и две «вертушки» сметают эту высотку на глазах бандитов. «А следующий удар я даю по нам, — говорю. Вызову огонь на себя. И мы погибнем, и вы, потому что нам терять нечего. В плен мы не сдадимся».

И мне говорит этот бандит: господин генерал, я пойду посоветуюсь со своими, полчаса подождите, не наносите удар. Потом подъехал на «ниве»: «Господин генерал, я сам вас буду сопровождать по дороге, чтобы обеспечить вам и вашей группе безопасность. Мы не хотим неприятностей...» Так я выжил. У меня была связь. Почему ее не было у моего сына?

Я потом этого дурного командира полка за грудки тряханул, спросил: ну как же ты посмел отправить людей в бой без связи, без всего... Он побледнел, говорит: товарищ генерал, если бы я знал, что это ваш сын, не послал бы вообще его в бой... Он так ничего и не понял! Не понял, что дело не в генеральском сыне...

Александр НИКОНОВ