ПОД ЛУПОЙ

Стекло в этой программе не просто стекло. Это лупа такая, все увеличивается до полного неприличия

ПОД ЛУПОЙ

Ну-с, чтобы достичь адекватности: я пишу эти строки, сидя в старых вельветовых штанах и серой майке с надписью «Слава толстым!» (на пузе скрещенные нож и вилочка) в своей квартире, за столом, на котором, кроме компьютера, стоит чашка крепкого чая и лежит большое зеленое яблоко. На компьютере — стопка дисков с играми и музыкой, которые дочь (не забыть втык, когда вернется!) забыла распихать по коробкам. За сегодняшнее утро я успел посетить сортир (5 мин., как всегда, с книгой), посмотреть выпуск новостей и съесть бутерброд с колбасой размером примерно десять на пятнадцать. Жена на работе, дочь на каникулы уехала с классом в автобусный тур по Европе, сын в соседней комнате при помощи няни строит башню. Няня очень мила собою. Читателю-вуайеру, вероятно, хочется, чтобы я уложил бутуза спать и немного поприставал к няне. Шиш тебе.

...А как иначе писать про шоу «За стеклом»? Все должно быть по-честному. Все в равных условиях. Кроме того, если «За стеклом» что-то и доказало в плане чисто эстетическом, то лишь одно: зритель схавает любую ерунду, если ему будет обеспечен эффект присутствия, подглядывания. Телевидение наше — и не наше — об этом догадывалось давно. К чему сводится любой репортаж из Государственной думы, что там такого происходит? Давно уже скука смертная. Но сам по себе вид спящего, орущего или кушающего депутата интереснее любой новости. Вспомним также разговоры о сверхпрофессионализме CNN, якобы проявленном в октябре 1993 года. Ну и что они такого проявили? Несколько часов кряду показывали в прямом эфире горящий Белый дом. Ничего нового, но телевидение таким образом осуществляло свою самую прямую, полузабытую функцию: переносило зрителя в иное пространство. Вот это, а не информирование и не развлечение, является главной, изначальной функцией магического ящика. Программа «За стеклом» напомнила об этом, спасибо.

Героями года стали не Киселев или Шендерович, не Буш или Путин и даже не Усама бен Ладен. Не знаю, как в остальном мире, а у нас при упоминании 2001 года (если до конца его никого не съедят на необитаемом острове в игре «Последний герой») будут застекольные персонажи: Оля, Марго, Жанна, Денис, Саша и Максим плюс те персонажи со скамейки запасных, которые присоединятся к ним в ходе эксперимента. Одного уже ввели (вместо Саши), а про остальных я сегодня, в понедельник 5 ноября, ничего еще не знаю.

И здесь программа «За стеклом» выявила вторую, не менее фундаментальную закономерность телевидения: когда ТВ прикажет быть героем, у нас героем становится любой. То есть героем становится не тот, кто что-нибудь сделал, а тот, кого пять раз в сутки показывают по телевизору. Это не только буквальная реализация давней, шестидесятнической еще, концепции Уорхолла про пятнадцать минут славы, на которые в XXI веке сможет претендовать КАЖДЫЙ, но и подтверждение догадок наших рекламщиков. Если помните (а вы наверняка помните), на заре русского капитализма после программы «Время» на экране стал появляться молодой человек, мрачно обещавший: «Настанет день, и я скажу все, что думаю по этому поводу». Никто уже не помнит, что он сказал. (На самом деле его запустила биржа «Алиса», чтобы поиздеваться над «Менатепом».) Но что обещал — помнят все. Интересно, где он сейчас? Если прочтет, пусть откликнется. Он и был героем эпохи номер три — после Горбачева и Ельцина.

Сейчас, я только отвечу на звонок и тут же продолжу.

Задолбал уже этот фотоотдел. Откуда у меня фотографии этих застекольных? Я же пишу с позиции телезрителя. Хотите — отправляйте фотографа в гостиницу «Россия». Вон Петровская ходила вчера, ей стало интересно посмотреть, как это происходит. Очередь, говорит, гораздо больше, чем в свое время к Ленину. Тыщи две молодых людей обоего пола стоят под дождем, попивают пивко, шутят — в общем, часами тусуются, и все чтобы заглянуть в застеколье. Участникам игры одна из стен кажется зеркальной, а на самом деле она прозрачная. И нам очень хорошо видно, как они там... шевелятся. Никак иначе я их образ жизни назвать не могу.

Вот тут возникает принципиальный вопрос: главные претензии к программе сопряжены именно с чудовищным убожеством происходящего. Да, но вы чего хотели? Программа «За стеклом» — может быть против воли ее создателей — подчеркивает еще одну чрезвычайно важную истину: объективная ценность нашей жизни как таковой стремится к нулю. То, за что мы цепляемся, ради чего подличаем, идем на уступки, двадцать раз на дню предаем себя и других, — выглядит со стороны гораздо менее осмысленным и прекрасным, чем, например, муравейник. Поневоле возникает жалость к Господу и ангелам Его, вынужденным круглые сутки смотреть такое кино. Сокуров и то увлекательнее. Господу и ангелам, правда, легче в том смысле, что они могут понаблюдать хотя бы пейзаж; застекольщики сидят в подчеркнуто нейтральном, бесконечно надоедливом интерьере, и даже пища у них строго регламентирована. Больше чем на три тысячи рэ в месяц не жрать.

В общем, жизнь ценна, только когда она преображается: в непреображенном виде (а именно так живут девяносто процентов наших сограждан) она совершенно бессмысленна, некрасива и удручающе скучна. Даже коммунальная склока придает ей перцу и динамики. Можно, конечно, сказать: да, но мы ведь еще и работаем, а застекольщики — нет... Хорошее утешение, конечно, но положа руку на сердце признаемся, что и работа наша процентов на девяносто так же бессмысленна. Задача человека заключается в том, чтобы как-нибудь превратить свою жизнь в художественный, творческий акт — а с этим у героев программы наблюдается полный зарез. Но ведь они в этом смысле не одиноки. Можно бы, конечно, посадить за это стекло Петрушевскую, Улицкую, Павлову, Искандера, Тодоровского-мл. и Владимира Машкова — но они, во-первых, туда не пойдут, а во-вторых, это будет уже другое шоу.

Мне тут, кстати, пришла забавная мысль: может, сажая в тюрьму лучших представителей интеллигенции, Сталин устраивал себе именно некое подобие «За стеклом» — ну с той только разницей, что «За решеткой»? Он ведь помнил ужасную ссыльную скуку, о которой так много и убедительно писал Ленин. Ленин от этой скуки написал «Развитие капитализма в России» — гигантский том, который навалять можно было только под арестом, а читать, вероятно, только под прицелом. У Сталина таких способностей не было, он часами, кутаясь в тулуп, мрачно прогуливался по Туруханску и пытался соблазнить единственную местную шлюху, которая ему вдобавок не давала: всем давала, а ему нет. (Интересно, как сложилась и ее судьба? Если читает, пусть откликнется.) Ну и вот, и ему захотелось посмотреть, так же ли поведут себя представители интеллигенции, будучи помещены в сходные условия. В Туруханске, например, оказалась Ариадна Эфрон — самая моя любимая женщина в истории русской литературы. Она писала там картины, стихи и веселые письма к Борису Пастернаку, где подробно разбирала его переводы. Бухарин написал в тюрьме цикл стихов. Заболоцкий в лагере выучил армянский язык. В общем, Сталин, наверное, скрежетал, смотря свое шоу. Они там гораздо осмысленнее проводили время, чем он.

Современный телезритель может не скрежетать. Ему подобрали таких героев, что на их фоне его прозябание выглядит еще довольно пристойным. Нам все-таки ведомы любовь, ревность, страх за ближнего. Квартирный вопрос нас только испортил, а так ничего. Но жизнь застекольщиков заставляет даже самых тупых юношей и девушек потрясенно выдохнуть: «Ну отсто-о-ой!»

Обсуждать эту программу посчастливилось мне давеча с Иреной Лесневской — мы случайно оказались в одних гостях и оба смотрели вечерний выпуск.

— Ну, — сказала Лесневская на пятой минуте, — жаль, что в мое время не было такой программы. Я бы их там построила!

— А как?

— Самодеятельность бы устроила, спектакль, конкурс, черт-те что! Хотя бы и художественное вышивание.

— Ну да. Стали бы лидером. А они бы на третий день убили вас во сне.

— Не убили бы. Лидер не всегда скотина. В общем, мы бы не скучали...

Я-то, конечно, никого организовывать бы не стал. Способности не те. Поэтому Лесневская руководит целым медиахолдингом, а я — исключительно трехлетним Андрюшей (Андрюша, положи конфету! На вот яблочко. Нет, я не могу сейчас строить замок, я занят. Чем? Фигней всякой, как всегда.)

Я бы предложил другой вариант — гораздо более актуальный. Можно переиродить Ирода, пересмеять создателей программы и обернуть их эксперимент против них. Помните гениальный рассказ Житинского, в котором микроб спрашивает у биолога: «Ты кто?»? Тот начинает перебирать разные варианты ответа — человек, кандидат медицинских наук, беспартийный, сын, муж, отец — и понимает, что все это не то. «Ну то-то! — назидательно говорит микроб. — В себе разобраться не можешь, а к другим в душу лезешь».

Так вот, никакого труда не составляло с самого начала превратить это ток-шоу в широкое, полномасштабное издевательство над зрителями и организаторами. Батюшки, ведь это можно только мечтать — получить на тридцать четыре дня такую трибуну люду! Каждый день у вас есть возможность не только покрасоваться на экране без всего (пока этой возможностью активнее всех пользуется стриптизерша Марго), но и заявить о своих убеждениях, выразить протест, потребовать чего-нибудь от властей, создать, наконец, собственную политическую партию! Да Зюганов бы за такую возможность отдал полжизни, и Явлинский вряд ли отказался бы! Больше того: едва ли участники такого шоу способны слишком пылко любить телезрителя. Телезритель наблюдает (благодаря интернету, где шоу транслируется в реальном времени) за каждым их шагом. Даже в сортире камера стоит, чтобы кто-нибудь не повесился или не попытался отвлечься мастурбацией от соблазнов большого секса (ни для кого не секрет, что главная цель шоу — заставить персонажей потрахаться и посмотреть, что будет). Любить такого наблюдателя — увольте. Можно его спровоцировать, обхамить, осыпать оскорблениями покруче тех, которые вываливал на слушателей Маяковский: «Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на засаленной кушетке...»

Эй вы, обыватели! Так называемый народ, ради которого все! Бездельники и халявщики, у которых есть время включать телевизор в два, в шесть и восемь! Ублюдки, наблюдающие за тем, как бездомная молодежь унижением и голодом зарабатывает себе на квартиру! Чего смотрите, суки? А этого не видели? (Заголить попу и — в кадр.) Ну чего, публика, как себя чувствуем? Вижу вас очень ясно: глава семейства на диване, с газеткой. Жена, которую легче перепрыгнуть, чем обойти. Сын-балбес. А может, вы «новые русские»? Ну, тогда все то же самое, только рожи тупее. Как, нравится вам все это смотреть? Нравится, сволочи? Хоть я-то вас, мразей, не вижу, и то слава богу. А сейчас мы вам покажем скромную групповуху. Вы же мечтали о групповухе, согласитесь, вы только ради нее все это и смотрите! Сейчас. Тут, конечно, камеры кругом, и бабы у нас не ахти, так что мгновенной эрекции я вам не обещаю. Но я представлю себе ваши вытянувшиеся рожи и сумею возбудиться немедленно, чисто от злости. Значит, поехали. Раздевайся, хлопцы, заголяйся, дивчины. Завтра будет то же самое плюс копрофагия.

...Нет, я вовсе не испытываю к обывателю патологической ненависти. Но именно то в нем, что заставляет смотреть на несчастных узников застеколья и похотливо ожидать дальнейшего развития событий, очень не нравится мне. Сам я посмотрел пару выпусков программы (один в тех самых гостях) — и, будь на то моя воля, больше не стал бы: не из целомудрия, а просто со скуки. Я не люблю полуфабрикатов, жизнь меня интересует только в преображенном варианте. Так вот, поиздеваться над обывателем было бы по крайней мере плодотворно. И еще один важный момент (я очень прошу редакцию «Огонька» этого не вычеркивать): ведь жители застеколья — единственные сегодня в России люди, которые имеют возможность в прямом эфире ругать Путина(!) и вообще обходиться без всякой цензуры! Они же обсуждают в своем замкнутом мире что угодно, кроме текущей политики и вообще реальности: похоже, их существование и до программы «За стеклом» было столь же виртуально. Каждый из них может перечислить (и перечисляет в предложенной анкете) дюжину своих любимых групп, косметических фирм и модных модельеров, но никто за десять дней эксперимента ни словом не обмолвился о том, что происходит там, во внешнем-то мире: может, война давно началась?

Да что там внешний мир — они только на девятый, кажется, день выяснили, кем работают родители Марго (она оказалась дочерью офицера). Потрясающее нелюбопытство! Дэн заявлен как рекламный агент — неужели этому рекламному агенту не хочется сделать маломальскую рекламу себе самому? Горе фирме, взявшей на должность такого человека... Жанна считает, что у нее выдающиеся актерские способности: где эти актерские способности? Что они вообще могут делать, эти люди? А вы еще спрашиваете, почему я иногда не скрываю своей симпатии к большевикам. Не нынешним, конечно, а тогдашним. Да тем они мне и симпатичны, что в ссылках умудрялись писать «Развитие капитализма в России», в тюрьмах — читать друг другу лекции, в подполье — шутить! Взглядов их я ни в какой мере не разделяю — но это...

В условиях замкнутого пространства человека спасает либо мужество, либо культура. Мужество было присуще большевикам (не всем, конечно), культура выручала интеллигентов. У застекольщиков нет ни культуры, ни мужества, или они очень уж старательно прячут эти качества. Им не хватает пассионарности, даже чтобы толком поссориться, изобразить своего рода «Повелителя мух»...

Вот сейчас Жанна визжит Дэну:

— Если ты еще раз назовешь меня Анжелой или Марго, я просто перестану с тобой разговаривать!

Ахти, вот это темперамент. Напугала мышь сыром.

И ведь самое ужасное, что они не лучшие, и не худшие, и не специально подобранные. Они типичные представители. Таких много. Откуда в них эта усталость — с самого утра? Откуда эта расслабленность всех движений? Откуда это полное отсутствие маломальской способности занять себя самих хоть чем-нибудь? Вероятно, обидевшись на упреки в порнографии (на третий день Саша и Марго вымыли друг друга), на пятый день режиссеры шоу одели всех в костюмы пушкинской поры и заставили рассуждать о прекрасном, читать вслух... Кисло, кисло. Пусть лучше моются.

Правда, возможен и другой ответ: в беседах с психологом все они куда интереснее, чем в беседах друг с другом. Видимо, такова уж природа молодежи во все времена: в своей компании, в коллективе хочется казаться хуже, выглядеть грубее и глупее... Но ведь это верно применительно к школьникам или к очень уж примитивным существам. Годам к двадцати это должно пройти. А этим по двадцать два — двадцать три...

Да чего там. Они все про себя сказали выбором гостя. У них есть право раз в неделю позвать к себе любого персонажа: шоумена, писателя, артиста, даже политика... Они позвали ведущего MTV.

Вам неясно что-нибудь?

Стекло в этой программе — не просто стекло. Это лупа такая, все увеличивается до полного неприличия.

Впрочем, я совершенно не хочу ругать этих детей. Мне их невыносимо, почти до слез жалко. Выяснилось, что выдуманные страсти не очень ярких, скажем так, людей тоже способны тронуть по-настоящему. В тюрьмах и публичных домах, да и в армии тоже, развивается иногда ужасная любовь — экзальтированная, ненастоящая, но оттого не менее трогательная. Когда влюбленные воссоединяются, в условиях воли им очень часто вообще непонятно — что же это, собственно, было, что они такого находили друг в друге? Иная девушка дождется юношу из армии, а на второй день видеть его не может. Вот так же надуманно и экзальтированно Марго полюбила Сашу (честно говоря, мне с трудом верится, что одна совместная помывка в душе способна вызвать такую страсть) — и однако, когда она, одинокая, плачет под душем, я сам чуть не плачу, на нее глядючи. Я знаю, что она стриптизерша, и без башни, и все такое. Но я уже начинаю по вечной своей привычке придумывать и додумывать: а вдруг он был первый, кто ее мог употребить по полной программе — и не захотел, просто вымыл? Ведь ее, как она призналась, от этого «перло». Может, это первый в ее жизни опыт сколько-нибудь СЛОЖНОГО чувства, когда «прет» ни от чего? Может, это вообще... прекрасно?

Рассудок-то мой, конечно, говорит, что все это чушь собачья, типичная методологическая ересь — будто в искусственно созданных конфликтах личность умнеет и закаляется. Она уродуется в таких конфликтах, по-моему. Но я знаю и то, что в любви, настоящей любви, личность умнеет, даже если это личность полного кретина. Я знал девушку, глупую и вульгарную, как сорок тысяч братьев: полюбив, начав ревновать и угождать возлюбленному, она приобрела некую даже тонкость, и выглядело это тем более жалко, что и медведь, танцующий на льду, прежде всего смешон, а уж только потом трогателен.

Вот оно, главное жанровое достижение программы «За стеклом»: она доказывает, как трогательны попытки обычных, скажем так, людей испытывать высокие, скажем так, чувства. Попытки индуцированные, наведенные, искусственные — и все-таки имеющие право быть.

Лучше всех сказал об этом любимый поэт: «Все нам Байрон, Гете, мы, как дети, знать хотим, что думал Теккерей... Плачет Бог, читая на том свете жизнь незамечательных людей. Лесосклад он видит, груду бревен и осколки битого стекла. К дяде Пете взгляд его прикован средь добра вселенского и зла. Он читает в сердце дяди Пети, с удивленьем смотрит на него. Стружки с пылью поднимает ветер. Шепчет дядя: этого... того...»

Это Кушнер, великий и кроткий апологет обыденности. Окажись я за стеклом, от чего боже упаси, я бы много его читал наизусть. Вообще, устраивал бы поэтические пятиминутки. Столько стихов знаю, а фиг ли толку.

Пора перейти к персоналиям, но что-то меня томит, не дает этого сделать. Ведь тут потребуется расставлять акценты, оценки, признаваться в предпочтениях — а я робею. Это ведь не тексты, а люди, реальные, неопосредованные. Есть возможность позвонить по телефону и проголосовать за то, чтобы избавиться от одного из участников игры. И я уже почти было позвонил, к телефону потянулся — но тут понял, что это вроде убийства, что ли. Не могу я отбраковывать живых людей. Ну и плюнул на все это.

Есть там Ольга, она старшая, ей двадцать четыре года. Активная девушка. Организовала соревнования по бегу в мешках. Работает, по-моему, инструктором по аэробике или как это теперь называется. Вообще профессии указаны почему-то только у двоих (и не профессии это даже, а род занятий: рекламный агент, музыкант)... Это лишний раз подтверждает мою догадку о том, что в сегодняшнем мире профессия не относится к числу первостепенных, значимых характеристик. Не в ней дело. Что касается Ольги, ее постоянно показывают на тренажере (непонятно даже, делает ли она еще что-нибудь). Большую часть дня она проводит в ходьбе по ленте, движущейся в противоположную сторону. То есть с большим напряжением идет на месте. Если это находка режиссера, то он гений; впрочем, похоже, что этот ход придумал другой Режиссер.

Есть Марго, про нее мы уже говорили. Стриптиз. Дочь офицера. Девочка добрая, покладистая, с каким-то странным отсутствием стыдливости. Кажется недалекой. Сочиняет стихи и рассказы.

Жанна — любимица романтически настроенной части аудитории. Во-первых, она самая красивая, во-вторых, и красота у нее романтическая — римский (на самом деле, кажется, армянский) профиль, темные волосы, большие голубые глаза. Во-вторых, список любимых книг у нее оказался длиннее списка любимых групп и даже любимой косметики. Ее любимый роман — «Исповедь маски» Мисимы. Ужасно это, что девушки в двадцать один год, желая следовать моде, читают такую мутотень. Она б еще Павича назвала.

Мне бы Жанна тоже нравилась — она, по крайней мере, начала рыдать уже в первую ночь. Ей очень хотелось принять душ, но стыдливость мешала. Под конец выяснилось, что именно Жанне, которая три дня терпела, по-настоящему было что показать.

Итак, она мне нравилась БЫ. Но увы, за все время своего пребывания за стеклом она не продемонстрировала пока ровно никаких человеческих качеств, кроме раздражительности. Многие наши снобы тоже очень недовольны миром, но ничем не доказывают своего права на такое к нему отношение. Жанна человек не компанейский, к окружающим относится довольно высокомерно, актерских способностей не видно, особых познаний в сфере культуры — тоже. Пока. Учтите, читатель, — вы уже знаете больше меня.

Относительно юношей все проще: Дэн относится к довольно распространенному вялому, довольно многословному типу юношей, часто действительно занятых в рекламной (или банковской) сфере, но абсолютно пустых внутри. Попытка его увлечься Ольгой, как метко заметил мой друг писатель Борис Гуреев, диктовалась никак не любовью и даже не интересом к ней (это видно было), а желанием удержаться в программе. Он понимал, что становится кандидатом на вылет номер один: что поделаешь, обаяния нет. Решил пристать к временно бесхозной девушке, чтобы завязать себе хоть какой-то сюжет. Она то ли все поняла, то ли, напротив, не поняла ничего. Обломилось.

Мне больше всего нравится пока Макс — маленький, с бородкой. Как бы музыкант, хотя ни секунды не музицирует. Он иногда удачно острит, в нем чувствуется пружина, он немного жалеет всех. Но популярностью пользовался не он, а молчаливый, энигматичный Саша, в котором привлекали именно закрытость да наличие у него невесты. Типичный герой нашего времени.

Так вот, этот типичный герой нашего времени сделал типичный жест нашего времени. Он ушел. Ушел, потому что понял: отношения с Марго явно не ограничатся душем, тут не просто похоть, а даже и любовью может запахнуть. И невеста нашла способ как-то там ему передать: милый, квартиру ты, возможно, и выиграешь, но вот меня...

Саша, уйдя из программы, продемонстрировал еще одну и, пожалуй, главную закономерность. Он стал главным героем трех последующих программ: все только о нем говорили и думали. Выяснилось, что все его любили. С ушедшими наши отношения всегда строятся по этой схеме — неважно, на тот свет они ушли или в соседнюю комнату. И хотя описывается этот феномен обычно поговоркой «Вместе тесно, врозь скучно», уход Саши приобрел необычайно пафосный характер. Уйдя, он победил.

И таким-то образом обнаружилась главная коллизия шоу «За стеклом»: выигрывает в нем тот, кто выбывает добровольно. Великолепной находкой организаторов шоу было бы вручение Саше однокомнатной квартиры — за добровольное выбывание. Следовательно, героем нашего времени может стать только тот, кто некоторое время поиграет в отвратительную игру, а потом ее покинет.

Так подняли на щит Горбачева. Так до сих пор получает свои пять процентов Явлинский. Для такого пиара нужны два условия: наличие отвратительной игры и умного игрока. Ну, не обязательно очень умного. Чуть более дальновидного, чем остальные.

В игре «За стеклом» выигрывает тот, кто не играет. Или уж тот, кто играет насмерть, по максимуму, всерьез — но таких игроков пока не обнаруживается.

Отсюда следуют разные опасные выводы про нашу жизнь, но я их делать не стану.

И тут остается во всей своей неприглядности последний вопрос: хорошее это шоу или плохое?

Как жизнь. Большинство плюется, но не выключает.

Как бы то ни было, главное событие телевизионного года состоялось и отодвинуло на второй план другой эксперимент на живых людях — раскол НТВ. Участники шоу «За стеклом» более искренни, а потому более убедительны.

Многие даже говорят, что контрпрограммирование тут не помогло бы — эту передачу не перешибешь ничем. Никаким Гордоном, ни даже Дибровым.

Неправда. Я знаю, как ее перешибить. Внимание! Конкурирующий канал должен срочно сажать у телевизора простую российскую семью, заставить ее все это смотреть и транслировать ее комментарии.

Наблюдение за наблюдателем — это еще интереснее.

Что и позволяет мне надеяться на ваше благосклонное внимание.

Дмитрий БЫКОВ