NИНА & DОНИС БЕЗ ПАФОСА

Все. Хватит. Надоело. Про ящур, бомбежки и десанты. Поговорим об отрадном. О моде. Стало холодно, и пора покупать зимние «польта». А самые «отмороженные» ходят на показы летней одежды следующего года. Вот вам и «новые модельеры». Нина и Донис. Самые известные из молодых. Недавно они вернулись из Лондона, где второй год подряд показывали коллекции на Неделе моды — единственные (!) из России

NИНА & DОНИС БЕЗ ПАФОСА

— Неужели в моде еще можно сделать карьеру? Со стороны кажется, что отрасль в кризисе, дома haute couture закрываются.

Нина: — Именно сейчас и надо делать карьеру. Очень благоприятный момент, особенно для русских. На Западе все в ожидании новой волны, свежих имен, они уже пресытились японцами, Восточной Европой. Наши с Донисом коллекции собирают хорошую прессу, публика с явной надеждой смотрит на Россию.

— А кроме прессы, вы что-нибудь с заграничных вояжей имеете?

Нина: — Заказы. Например, один нью-йоркский магазин заказал нам вещи. Мы их прямо тут, в нашей студии, и шили. И это был ад: мы не видели белого света, сами придумывали, кроили, обметывали швы. «Все, — сказали мы. — Хватит. Это невозможно. Надо искать производство, финансирование, менеджеров». Сейчас, кажется, мы его нашли. Это было очень непросто. В России специфические инвесторы. Они готовы дать, скажем, миллион, но требуют расписку — когда можно получить сумму и дивиденды обратно. Договориться о партнерских отношениях, о том, что мы вкладываем свою интеллектуальную собственность, а они занимаются менеджментом, сложно.

— И как же вы до этого олимпа дошли?

Донис: — Олимп — громко сказано, мы пока на подступах. А начался путь в 87-м году, когда мы оба поступили в Текстильную академию. Нина приехала из города Бутурлиновка Воронежской области. Я с Кипра. Нина с детства хотела стать художником, окончила училище, год преподавала рисование и черчение в школе. Из школы она и сбежала.

Нина: — Все, что угодно, только не школа!

— Ученики доставали?

Нина: — С ними еще можно было договориться. Город наш был маленький, военный, все друг друга знали. Со старшеклассниками мы вечерами на одних и тех же велосипедах гоняли. Ставишь ему на уроке двойку, а он: «Велик тебе не дам!» Или, наоборот, говоришь: «Вот твоя пятерка, но в обмен на велосипед». А учителя действительно были невозможны. Они все время что-то требовали — дисциплины, солидности.

— Ваше, Донис, детство наверняка было счастливей, хотя бы потому, что Кипр — курорт.

Донис: — Да, климат там получше. Но, вы же знаете, часть острова оккупирована Турцией, в любой момент может вспыхнуть война. Воинская служба на Кипре длится 26 месяцев — дольше, чем в России. И избежать ее нет никакой возможности, если ты, конечно, хочешь в стране жить.

Мои родители врачи: мама педиатр, папа офтальмолог. Мама русская, папа киприот. Оба убежденные коммунисты. Познакомились в Москве во время учебы. На Кипр мама уезжала, как в ссылку, у нее до сих пор воспоминания о России... как о фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича». Я знал русский, считал себя русским. Чем дольше я живу в России, тем очевиднее понимаю, что я киприот.

Родственники ожидали, что я стану врачом, отец готов был дать деньги на учебу в Англии. Но я выбрал дизайн и денег не получил. Пришлось ехать в Россию: как сын российской подданной, я имел право на бесплатное высшее образование.

— И хорошо ли у нас на дизайнеров учат?

Нина: — Могли бы и лучше. О том, чтобы раскрепостить нашу фантазию, никто по большому счету не думал. Но была хорошая школа конструирования. Мы до сих пор отлично кроим, чего (я подозреваю) западные кутюрье делать не умеют вовсе. Там главное — образ придумать, а мы можем свои образы довести до стадии лекал.

Донис: — Мы поступили в 87-м. Сказочное было время. Вроде бы голодное, но жизнь била ключом, атмосфера была творческая, студенты амбициозные. Все так одевались! Просто из кожи лезли вон, чтобы показать свой независимый вкус. А учителя были очень консервативны.

Нас учили, что шить надо только из натуральных тканей...

— И правильно учили!

Нина: — Сегодня мы иногда ходим по дорогим бутикам, где полно синтетики, чтобы набраться наглости, дескать, все можно.

— То, что вы, Донис, иностранец, помогало?

Нина: — А как же! Он приезжал на месяц позже, и ему это сходило с рук.

— А вы, наверное, на бархатный сезон оставались?

Донис: — Да, мне совершенно не хотелось в этот холод возвращаться. Или тем более ехать куда-то в российскую провинцию на практику. Я один раз съездил в Новгород — меня там побили. И я понимаю тех, кто бил. В этом же городе делать больше нечего: один кинотеатр, да и тот не работает.

— Итак, вы учились, творили, а потом вышли в жизнь и направились... Куда?

Донис: — На Кипр, естественно. Нину, правда, чуть не упекли по распределению в Новосибирск, но мы достали справку, что она беременна. Врач, которая эту справку выдала, поставила срок семь месяцев. Так что диплом Нина защищала с подкладной подушкой.

Нина: — Было страшно. И за диплом, и за подушку — ведь выскользнуть могла. Был бы конфуз.

Донис: — Потом мы устроили торжественную распродажу своих вещей — холодильника, телевизора, всего, что нажили за годы учебы. Лоты уходили по пять-десять рублей. И уехали. А через полгода вернулись.

Нина: — У Дониса был друг-бизнесмен. Он предложил нам открыть фирму по регистрации офшорных компаний. Русские, мечтавшие об офшорах на Кипре, приходили бы к нам. И все вроде удачно совпадало: Донис наполовину киприот, наполовину русский, знает и тех и других.

Нам объяснили все схемы и правила. Я стала бухгалтером, ходила в налоговую инспекцию, оформляла какие-то бумаги. Это хуже, чем преподавать в школе. К тому же в России в 1992-м, когда мы все это затеяли, бизнесом занимались в основном люди с бритыми затылками и золотыми цепями на шеях. Они звонили в двенадцать ночи: «Здесь вопросик возник, мы к вам сейчас приедем».

Донис: — Мы начинаем разговаривать, а они расстегивают пиджак, и за поясом — пара пистолетов. Меня бросало в жар, я терял дар речи и забывал все офшорные схемы. «Нет, — решили мы, — это не для нас». И вернулись в моду.

— Я все жду, когда же вы скажете: «И вдруг! И вот тут началось!»

Нина: — Таких переломных моментов было несколько. В 1996 году один журналист устраивал в «Метелице» конкурс Альба-мода. Лапидус возглавлял жюри.

Мы подали заявку на участие. Коллекцию свою сшили за месяц. К нашему величайшему изумлению, она заняла в двух категориях первые места. Мы получили семь тысяч долларов призовых. Это было чудом. Чуть позже мы получили приз зрительских симпатий на конкурсе моды «Смирнофф» — нам подарили швейную машинку, на которой мы шьем до сих пор.

— И чем вы всех «купили»?

Нина: — Мы правильно нашли образ. Тогда на подиумах царили женоподобные юноши, стиль унисекс. А мы прошлись по спортивным залам и подобрали в модели жутко мускулистых молодых людей, качков с бицепсами. Им просто не было равных.

— Это так важно найти образ?

Донис: — Это самое главное. Тряпочки потом придумать, раскидать одну идею на целую коллекцию, дать вариации несложно. А вот образ найти — над этим надо сильно думать.

— Я так понимаю, ваши коллекции потом много где побеждали?

Нина: — Побеждают до сих пор. В этом году — на конкурсе в Йере, во Франции. Одни свои коллекции мы любим больше, другие меньше. Мы, например, покупали у бабушек на блошиных рынках вышивки крестиком — цветочки там разные. И вставляли вышивки как аппликации на купальники или боди. Получалось красиво.

Хуже — когда шьешь, думая, что все должно продаваться. Выходит неинтересно и продается плохо. И это лишний раз подтверждает: не надо никого слушать, надо доверять только себе.

— Насчет «только себе». Вы не крадете чужие идеи? Ну, знаете, на западных показах.

Нина: — Идеи вообще-то витают в воздухе, они приходят в голову сразу множеству людей. Бывает наоборот: ты что-то придумал, потом открыл модный журнал — а там уже готовая картинка. Обидно. Так что лучше ничего не смотреть, никуда не ходить. Это сбивает. Все равно, даже если десять человек будут рисовать один натюрморт, у них получится десять разных картин.

— А прошлогодняя джинсовая коллекция, после которой вы стали знамениты, как получилась?

Донис: — Мы решили сделать из джинсовой ткани такие вещи, которые бы выглядели как вязаные, трикотажные — какие угодно, только не джинсовые. Так совпало, что наш показ был сразу после одного очень известного дизайнера, в зале еще оставалась вся пресса, редакторы журналов. И всем ужасно понравилось. Вот тогда-то мы впервые по-настоящему почувствовали, что такое популярность. Мы поднялись на полступеньки вверх — и оказались совсем в другом окружении. Там все очень сложно: с одним дружи, с другим нет, если ты даешь слайды одному журналу, с его конкурентом у тебя могут быть проблемы.

— А у вас есть какие-то глобальные идеи насчет стиля? Изменится ли он в нынешнем веке?

Нина: — Знаете, коллекция рождается ровно в тот момент, когда ты за столом начинаешь о ней думать. А рассуждать абстрактно не тянет. Да все то же самое будет, одна волна сменится другой: вначале пойдет хай-тек, потом ретро, затем классика. Если брать наши коллекции, они разные, а постоянны в них настроение и стиль, сколь ни банально об этом говорить.

— И где вы ловите настроение?

Нина: — Закрываемся дома и ловим. Или в компании друзей. Или уезжаем на Кипр. А чтобы вдохновение уснуло крепко и надолго, достаточно выйти на московские улицы. Вот сейчас, осенью. Или спуститься в московское метро.

Донис: — Мы друг другу отлично создаем настроение. Когда мы вместе, у нас подъем. Во всем.

— А как вы представляете своего потенциального покупателя?

Нина: — Это человек обеспеченный, но без пафоса.

Донис: — У нас есть друг на Кипре, художник. Он сказочно богат. Но мы об этом даже не догадывались, пока не побывали у него в гостях. В общении — самый обыкновенный парень, но у него вилла на берегу моря и дом в Лондоне, где мы у него останавливаемся, когда бываем в Англии. Мы шьем для таких, как он.

— Но он, наверное, аристократ в пятом поколении?

Нина: — Да. Вполне вероятно, пятое поколение обеспеченных русских будет вести себя так же. У этого нашего приятеля в Лондоне есть роскошная машина, но он ездит на метро. Одежду покупает и очень дорогую, и самую дешевую. Главное — чтобы нравилось.

Донис: — Пафос — наказание России. Что вообще за слова — «ви-ай-пи», «экс-клю-зив»? Не получается у русских сочетать простоту с богатством. Как только люди зарабатывают более-менее серьезные деньги, они теряют чувство юмора и уже не могут относиться к себе с иронией. Легкости не хватает.

Нам иногда говорят: «Как вы легко все придумываете!» На самом деле это как раз непросто — придумывать. Но для нас такие слова — комплимент. Мы к легкости стремимся. И люди в нашей одежде выглядят так, словно оделись за пять минут, небрежно и стильно.

Людмила ЛУНИНА