ЭТО ЗЛОВЕЩЕЕ СЛОВО «МИР»

Христианский мир глотает слово «джихад» (оставим сейчас в стороне сопровождающие его действия), но исламский мир протестует против термина «исламский терроризм», хотя несколько десятков террористических организаций сами представляются как исламские. Так же, как советская власть, пока была жива, за высказывания в ее адрес, лишенные восторга, заключала в тюрьмы и расстреливала. Тупые американцы, русские свиньи, лягушатники и макаронники — это сколько угодно. Но прежде чем сказать слово о чем бы то ни было, касающееся исламского мира, все начинают лихорадочно искать выражения, а потом оправдываться, что не имели в виду ничего плохого. Да, конечно, мусульман почти миллиард в современном мире, но, господа, если вы так чувствительны — будьте чувствительны и к другим. Безнаказанно злить остальную часть человечества можно лишь до определенных пределов

ЭТО ЗЛОВЕЩЕЕ СЛОВО «МИР»

Исламским миром я интересовалась давно: хотелось понять непонятное. Ленин расстреливал людей и крушил культурные ценности «именем революции». Планировалась мировая революция, которая должна была кардинально изменить мир, но не получилось — «в отдельно взятой стране». Теперь, кажется, мировая революция получается. Ее бойцы — держатели истины

СТАРОСТЬ

Старость начинается тогда, когда появляется страх смерти. Юным Ромео и Джульетте умереть в любовном порыве сладостнее, чем жить в компромиссе. Хоть это парадокс, но чем старше человек, тем маниакальнее он дорожит жизнью. Пока ты молод (что от физиологического возраста строго не зависит), отвечаешь старикам-занудам: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского», а когда пьешь теплое молоко и изучаешь количество холестерина на этикетке — значит, ты уже стар. Девица не задумываясь выберет десятисантиметровые каблуки, а как начинаешь искать удобную обувь — это старость. Буржуазность — по определению старость: уйдешь в отрыв — дело рухнет, дом, семья, множество людей, с которыми ты связан священными узами ответственности.

Буржуазность подразумевает наличие гарантий. Молодым гарантии ни к чему: они еще не знают последствий своих легкомысленных сиюминутных желаний. Терпеть, делать вид, блюсти этикет и подчиняться дурацким правилам — это фактически ломать кайф, который в молодости приоритетен.

«Наш» мир — старая буржуазная семья, где есть и дети в кружевных панталончиках, и бедные родственницы со скорбным выражением лиц, и озорники, и чудаки, но никто из них не хочет лишиться того малого или большого, которое он имеет. Собственник — старик, потому что он хочет сохранить status quo и оградить себя от неожиданностей. А тот, у кого впереди вечность, только и живет ожиданием неожиданностей.

Последние добровольные бомжи — клошары и добровольные маргиналы — хиппи были замечены в 1968 году. С тех пор общество вступило в фазу ускоренного старения, ныне бомжами и хипарями оказываются лишь от безысходности. Мое первое знакомство со старостью состоялось в 1992 году во Франции. Общаясь с местными жителями, я никак не могла взять в толк, почему двадцатилетние французы думают о пенсии, которая составит две трети зарплаты, и чтобы к их шестидесятилетию она была максимально высокой, сегодня надо выбрать такую-то специальность, пять лет проработать в одном качестве, десять в другом, заключить брак в тридцать, родить одного ребенка в тридцать два, другого в тридцать семь... «Бизнес-план жизни до последнего вздоха?» — удивлялась я, будучи совершенным тинейджером, как и все люди советского пространства. «А как же иначе?» — удивлялись, в свою очередь, буржуазные французы, и самое странное, что происходило все ровно так, как они задумывали. Дети рождались в заданный срок, а не потому что «так получилось», карьера двигалась по намеченным пунктам и датам, а я, разинув рот, за этим наблюдала. Отмечая попутно и тех, кто свой бизнес-план осуществить не сумел, причиной чему служили душевная болезнь или дурной характер (примерно одно и то же), понуждавшие стажера жизни делать ошибки и в результате оказаться не в дамках, а в прокуренном подвале дешевого района, где обитают бедные, в основном цветные.

Есть такие тонкие материи в нашем буржуазном обществе, о которых не принято говорить вслух. В Париже среди арабского населения есть люди преуспевающие, выдающиеся и просто хорошие люди, интегрированные в общество. Как в США — негры (кажется, по-русски политкорректно выражаться именно так). Но цветными заселены и все самые ужасные кварталы, колыбели простого разбоя. Буржуазная, хитроумная и преимущественно белая, преступность — это чикатилы, нередко высокопоставленные, казнокрады, это и то, что называется «превентивной самообороной». Но политкорректность (наша) предполагает, что мы этого всего не замечаем. Что есть единый хороший мир, наш плюс их, и отдельные плохиши, как были «отдельные недостатки» в терминах советского пиара.

Ультраправые европейских стран, которые традиционно пытаются уесть и буржуазных бомбометателей, и диких камнеметателей (наивно полагая, что «Франция для французов» или «Россия для русских» исправили бы положение) — как ни парадоксально, оказались сегодня по ту же сторону баррикад, что и ненавидимые ими изгои: и те и другие хотят наш буржуазный мирок порешить. Наш мирок — он пестрый, в нем бедные и богатые, христиане и мусульмане, китайцы и евреи переплетены в единую ткань демократического общества. Ультраправые и ультралевые взыскуют однородности: евреи-ортодоксы живут своими кварталами, католические фанаты хотят ходить по одним улицам исключительно с католиками, ленинцы собираются всех поставить к станку, расселить по коммуналкам и выдать паек, баски не желают быть испанскими гражданами, ирландцы — британскими, а черные расисты объявляют белых врагами. В общем, чтоб свои были вокруг, а не разные. Наконец, и общее слово появилось для восставших против «нашего» мирка — антиглобалисты.

Самому активному и прогрессирующему сегодня исламскому ареалу просто надоело быть людьми второго сорта, и рождаемость у них на порядки выше «нашей», и не хотят они больше играть по нашим правилам, а хотят — по своим. Саддам Хусейн, Ясир Арафат, Усама бен Ладен и сотни других лидеров бедных народов, повстанцев, камикадзе, которые знают, что, совершив теракт, попадут в рай, — невероятно молоды. Как всяким молодым людям, им нечего терять, и они ничего не боятся. Азарт и напор своих юных душ они противопоставили нашей мудрости, дипломатичности, сбалансированности и всей оборонной мощи. Но нельзя сказать, чтобы юный мир мирового терроризма был гол как сокол: зарабатывая бешеные деньги на наркотиках и оружии (и, соответственно, на продажности «наших» чиновников), они легко расстаются с ними, тратя на единственную благородную цель — борьбу с нами. Мы, конечно, долго задумывались: а имеем ли мы право в ответ на теракты и покушения просто дать в глаз — сдачи? Мы же сильные, богатые и цивилизованные, а они — несчастные и обездоленные. Мы живем по законам (своим законам) и их, младших братьев, тоже должны приучить жить по нашим законам. Но умственные наши способности с возрастом не возрастают, а силы так просто убывают. Уже не мы диктуем закон и наказываем его нарушителей-бандитов — мы обороняемся и даже этого не замечаем. Беспрецедентная оборона с воздуха, воды и земли в Генуе выглядела так, будто не лидеры государств собрались на саммит, а узурпаторы, забаррикадировавшиеся от гнева народного. Мир перевернулся, уже перевернулся: мы дрожим в ожидании терактов, мы сообщаем в новостной ленте о том, что решили руководители «Хезболлаха» или Хамаса в одном ряду с тем, что решили «наши» руководители. Франция поддерживает чеченских сепаратистов и палестинских повстанцев потому, что взрывов в Париже ей хватило надолго, пишущим тоже хватило примера Салмана Рушди, приговоренного к смерти за «неправильные» слова об исламе. Да и когда мы пытаемся дать сдачи, то оказываемся бессильны, несмотря на нашу в сто раз более солидную весовую категорию. Разведки всего мира заняты тем, чтобы поймать бен Ладена, американцы тренируют суперспецназы для поимки террориста — тщетно. Старику с молодым не тягаться. Старик, он в силу возраста и продажен, и алчен, и слаб. Молодой же мир не только не боится смерти — она пока так далека и абстрактна — у него еще и зрение яснее: видимая им картина не пестрая, не цветная, не расплывчатая, не запутанная, а черно-белая. Атака на «чужой» цвет распространилась по всей планете. А мы, старики, повторяем как заклинание: «надо сесть за стол переговоров» — и сами за этим столом протираем штаны от Армани. В ответ они этими «арманями», сшитыми на коленке, заполонили все барахолки мира.

Один из основополагающих признаков старости — безвыходность, «голову вытащишь — хвост увязнет». Таблетки от простуды противопоказаны при язве желудка, холодный душ для сосудов исключен при болезни почек, а лечить надо все одновременно — старость же! Известно, что во время войны болезней не бывает, потому что во времена войн все молоды, у всех адреналин подскакивает до небес. Старый человек это знает, и он даже не против помолодеть, но война на своей территории уничтожает весь буржуазный смысл его существования. Так что ни мира, ни войны. Подсчитано, что при сохранении демографической тенденции «наш» мир через семьдесят лет будет состоять преимущественно из пенсионеров и станет таким маленьким, что туда только экскурсии водить.

Когда Салман Рушди был приговорен к смерти за якобы некорректные высказывания в адрес ислама в своем романе «Сатанинские стихи», это стало для меня точкой отсчета того процесса, который в конце концов привел к «американской трагедии». В 1989 году, когда меня пригласили на международный фестиваль поэзии в Роттердаме и я впервые оказалась в западном мире, голландский журнал Di Tijd взял у меня интервью, в котором я сказала, что мусульманско-христианский конфликт грядет, и меня это беспокоит. Журналистка опешила, сказав, что это бред, но, впрочем, люди, проживающие в замкнутой стране СССР, живут какими-то своими мифами. А в Европе, мол, тишь и благодать, и в едином демократическом порыве все давно стали братьями.

Наша терпимость и политкорректность, впрочем, не какое-то врожденное свойство. Просто мы решили, что во избежание большой беды и малых бед тоже мы должны запереть свои отрицательные эмоции на замок и руководствоваться разумом. Любишь ты кого или нет — обязан ко всем проявлять добрую волю. Есть, конечно, объективная проблема, создающая, как говорил Ленин, «революционную ситуацию», в данном случае — предпосылку третьей мировой войны. Мир стал единым, взаимопроникающим, и от воли отдельных людей, глобалистов или антиглобалистов, это не зависит. Но международные законы, которые «мы» считаем обязательными для всех, далеко не все разделяют. И те, кто не разделяет, отстаивают право на жизнь по своим собственным религиозным, национальным, племенным законам.

Когда я приезжаю в религиозные районы Израиля, меня просят надеть юбку до пят, закрытую кофту и снять крестик. В православный греческий монастырь меня не пускают в брюках. В Египте за бокал вина просят сорок долларов, потому что алкоголь запрещен. Я понимаю — у всех свои нравы, со своим уставом в чужой монастырь не ходят, не нравится — сиди дома. Но в том-то и дело, что на любой территории держатели истины требуют соблюдения своих законов, ибо они даны свыше, а вовсе не тех, по которым живут неверные всех мастей. Принцип «ты уважаешь меня, а я тебя» действует только для людей, сделавших над собой культурное усилие.

УСАМА БЕН ЛАДЕН

Поразительно, конечно, что у целой сверхдержавы главный враг — всего лишь один человек. Да и другие семь стран «большой восьмерки» трепещут. Усама только пригрозил терактами в Генуе, а испугались так, будто все армии мира уже подтянули войска с воздуха, воды и земли для уничтожения восьми президентов, и особенно Буша. Оборона в Генуе была распиской в том, что Америка и Европа имеют дело не с каким-то террористом вне закона, прячущимся по ущельям афганских гор, а с равным или, возможно, превосходящим по силам противником. Буш прятался с таким же запасом прочности в укрытия, как прячется сам бен Ладен. Совершенно незаметно для «правовых государств» мировой переворот произошел уже тогда, когда по всем каналам телевидения стал выступать шейх Ясин. Разве это видано, чтоб руководитель террористической организации высказывал свою позицию наравне с позицией руководителя того или иного государства? Да если Хамас — террористическая организация, почему все ее члены до сих пор на свободе? А «Хезболлах», «Исламский джихад» и еще несколько десятков террористических групп, они что, все принципиально неуловимы? Вряд ли, если дают интервью по всему миру. Я видела репортажи из тренировочных лагерей боевиков-смертников, где тренеры объясняли свою методологию. Значит, мы признали легитимность их деятельности? На правовом уровне (наш конек!) запутались уже настолько, что различить, является Масхадов законно избранным президентом или бандитом, был ли президентом или преступником Милошевич — непросто. Кому что ближе. Международное законодательство стало пугающе похожим на замок на песке: бомбить Югославию — хорошо, а Чечню — плохо, поддерживать албанских боевиков — хорошо, а баскских — плохо. Почему — неизвестно.

Материальная база у всех террористов одинакова: наркотики и торговля оружием. Если бы не продажные чиновники «нашего» мира, наживающие немалые капиталы на наркомафии и тайных поставках оружия, возможности террористов оказались бы значительно скромнее.

Цели у них у всех изначально были разными. У басков — отделение от Испании и создание собственного государства, у чеченцев — отделение от России, у албанских бойцов — создание Великой Албании, у ирландцев — отделение от Великобритании, у корсиканцев (хитроумнейше приручаемых Францией) — независимость, то же у курдов, у исламских группировок, самых многочисленных, — уничтожение Израиля, превращение всех светских мусульманских стран в исламские государства, у европейских неофашистов — изгнание со своих земель всех чужеземцев, под которыми понимаются и все граждане этих стран, но не этнические австрийцы в Австрии, немцы — в Германии и т.д.

В этом клубке ненависти, эмоций, противоречий нашелся один спокойный, умный, образованный, аристократического происхождения, богатый, одаренный, истово верующий в Аллаха, подготовленный ЦРУ и закаленный в боях человек. И вы его знаете. Он, отшельник, презревший мирскую суету и владеющий фирмами по всему миру, понял самую суть ХХI века: мир неизбежно станет единым, только по чьим правилам? Американцев, которые и дальше будут строить всех по команде «смирно», пересчитают весь божественный замысел на свои зеленые бумажки? Под эгидой какого Бога или какой направляющей сути устроится новый миропорядок? Христиане перестали продолжать свой род, погрязли в душевных недугах, религиозные евреи размножаются активно, веруют не зная сомнения, но их все равно микроскопически мало, и все же они опасны своей каббалистической магической силой, давние проверенные враги. Усама знает, что у подопечных Аллаха шансов больше всего. Он составляет бизнес-план нового, панисламского мира: поэтапное идеологическое завоевание народов, которые можно завоевать, и уничтожение двух главных врагов: материального — Америки и духовного — Израиля. Постепенно Усама объединяет всех недовольных нынешним порядком вещей. Он делает очевидным для них то, что без объединения усилий мир не перевернуть, и это всего лишь тактическое объединение, антиглобалистское, после которого мир станет не единым Макдоналдсом, а конгломератом самобытных национальных культур. Усама не Ленин, который хотел всех загнать в революцию насильно: он, наоборот, дает деньги, помогает в организации — каждому по его потребностям. Личная армия Усамы, по разным подсчетам, от 5 до 20 тысяч человек, а преданность их стоит и миллионов сподвижников. Усама не случайно осел в Афганистане. Именно там еще тысячу лет назад существовал орден хашишинов (от слова «гашиш»), убийц-смертников (откуда французское слово «assassin» — убийца), которых зомбировали на смерть при помощи гашиша и гурий, чтоб они представляли себе жизнь после смерти как рай. Тренировочные лагеря бен Ладена продолжают традицию.

У Усамы на вооружении Интернет, спутниковые антенны и самое новейшее оружие, которого, как признают американцы, нет даже у них. У Усамы ангельское лицо, и он часто говорит стихами. Он предупреждал обо всех терактах заранее, заявляя после, что не имеет к этому никакого отношения. Если не он заказчик, значит, он пророк. Может, в него воплотился тот, кого мы называем дьяволом, — искуситель и разрушитель мира? Не человек, а надмирная сущность?

У Усамы и всего агрессивного крыла ислама был один внутренний враг, тоже защитник ислама, бесстрашный воин, сражавшийся с силами, превосходившими его армию во множество раз, и он все же сражался, пытаясь уничтожить мировое зло в лице бен Ладена, остановить не признающих ничего человеческого талибов, — Ахмад Шах Масуд. Панджшерского льва нельзя было взять силой оружия, но Усама никогда не идет напролом, он берет хитростью. Подослал «журналистов». И будьте уверены, он никогда не будет пытаться пробить наши защищенные места, он ищет слабые, он хорошо умеет анализировать.

Для восточного мира, отчасти и для России, человек-икона, человек-символ значит гораздо больше, чем все законы и парламенты, вместе взятые. Взрослые люди плакали на похоронах Сталина, думая, что жизнь на этом кончилась. Поэтому гибель Шаха Масуда — это смерть одного ислама, того, с которым мы умели вести диалог, и торжество другого, иконой которого является бен Ладен, — того, с которым диалог невозможен.

ЭКСТРЕМИСТЫ

Летом 1996 года я была в Тунисе, чудесной арабской стране. И поскольку свободно могла общаться с тунисцами на их втором родном (бывшая французская колония) языке, то наобщалась вволю. Тунисцы любят белых людей, с удовольствием покидают для стажировок или навсегда свою бедную родину, уезжая в Европу и чувствуя там себя хорошо: Тунис — достаточно европейская страна, где исламский фундаментализм запрещен, как и многоженство, где есть синагоги и церкви. Так что общались мы взаимоприязненно, и тем более интересно мне было беседовать с местными интеллектуалами. Среди них были профессора и бизнесмены, люди рассудительные. Все изменилось в один день. Взорвался самолет, летевший из Нью-Йорка в Париж, все погибли. Когда вечером я пришла в ресторан, где обычно проходили застольные беседы, я увидела сцену ликования. «Чем больше американцев сдохнет, тем лучше!» — восклицал профессор литературы (никакой, подчеркиваю, не исламист и не фанатик). «Смерть Америке!» — вторил ему банкир. «Как? — недоумевала я. — Люди же погибли! А если бы ваша жена и дети были в этом самолете?» — «Если это помогло бы общему делу — и свою жизнь отдал бы», — сказал банкир. «В чем же общее дело?» — «Смерть Америке, смерть Израилю, мы победим», — был ответ. С тех пор я не раз слышала это из уст арабов разных национальностей. Слышала и обратное: «не желай зла» — от ливанской поэтессы Венеры Кури-Гата, которая живет во Франции уже не одно десятилетие, а пишет и посейчас о разбомбленном Ливане, реках крови и нищете тех далеких лет. В прошлом году я перевела ее книгу.

Арабы часто вспоминают Советский Союз как своего защитника, который их предал и сдался проклятой Америке. И все же русских в арабском мире в основном любят: «Русские тоже бедные и тоже много страдали». А Россия неоднородная, тело ее огромно, и голов у нее несколько: одна всем сочувствует, другая всех ненавидит, третья экспериментирует на себе, а четвертая, зная нрав предыдущих трех, боится попасть впросак и бесконечно думает, пока ей не приставят нож к горлу.

В Европе экстремистские настроения свойственны примерно 15 процентам населения: те, кто голосует за ультраправых, плюс анархисты и «зеленые». Во Франции мне приходилось общаться с сочувствующими: они считают, что в Париже слишком много арабов, и ходят в храм, где служба ведется на латинском языке. Они не в восторге от Евросоюза, они боятся растворения Франции во всемирном Вавилоне. Судьба свела меня и с настоящими фашистами — австрийскими студентами, пассионарность которых значительно превышала среднеевропейскую. При виде негров, турок, арабов и евреев у них начинались настоящие корчи, и, лишь собрав волю в кулак, они воздерживались от нанесения удара. Да они и не рассчитывают на свои кулаки в успехе задуманного им дела: Австрия — для австрийцев-католиков. Приветствуются также американцы в качестве денежных мешков и немцы как братья по крови. Приветствуются, впрочем, и потомки знатных родов Австро-Венгерской империи. Рассчитывают они, и не только они (насколько я знаю по французским публикациям), на тайную фундаменталистскую католическую организацию «Опус Деи», личную прелатуру Папы Римского. Она была создана сподвижником генерала Франко в Испании, тайность ее в том, что ни один ее член не может знать о том, кто еще состоит в организации. Цель — проникнуть в государственные и финансовые структуры на ключевые посты и таким образом, «сверху», бороться с демократией и мировым Вавилоном. В силу закрытости организации о ней больше слухов, чем достоверной информации.

Неофашисты, исламские радикалы, известные мне российские и арабские мирные граждане, исповедующие экстремизм, отнюдь не бедные и не обездоленные. Просто экстремизм назрел: как молодежь увлекается экстремальными видами спорта, так и не понявшая своего высшего предназначения душа томится, вязнет в мире, не ставшем похожим на рай, мире, в котором хозяйничают чужие дяди. Много ль тех, кто скажет не лукавя: «Царство Божие внутри меня»? Остальные борются за мир до последней капли крови этого мира.

Татьяна ЩЕРБИНА