НАСТОЯЩЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Повод для поездки в Норильск был простой и, на мужской взгляд, довольно скучный. Именно там Ассоциация деловых женщин планировала провести свою очередную международную конференцию «Женщины за новый век Заполярья». Участников конференции, среди которых были представительницы эвенкийских, чукотских, ненецких, долганских, нганасанских, энцынских феминисток, канадские индианки, а также представители центральных СМИ, коих набралось хоть и не много, но и не мало, обещали в обмен на посещение семинаров кормить от пуза и катать по Енисею на туристическом теплоходе

НАСТОЯЩЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Вниз по Енисею, по волшебной реке...
(слова из песни)

4. 07. ЯРКО СВЕТИЛО СОЛНЦЕ

Первое разочарование: наши сотовые телефоны оказались на Таймыре бесполезным грузом. Вся мобильная связь ограничивается здесь пока редкими пейджерами и транковыми радиостанциями.

На открытие конференции мы с Мишкой (фотокорреспондент Михаил Соловьянов) не пошли. Не тот настрой. Решили, что просто побродить по городу Дудинке — столице Таймыра — будет полезнее. Температура воздуха градусов 15, так что взятая мною из дому кожаная куртка оказалась совсем не лишней. Зашли на рынок: те же азербайджанцы торговали здесь теми же, что и в Москве, мандаринами, только по ценам вдвое выше. Вообще соотношение 2:1 здесь прослеживается довольно четко: картофель стоит 25 рублей за килограмм, помидоры — 50, огурцы — 40. Фрукты — от 50 за яблоки до 100 рублей за крупные сливы. Хлеб — 15 рублей, шоколад — 20, рыба, которой столь богаты здешние места, — от 100 до 300 рублей. Вот только мясо подкачало — продается практически по московским ценам: 80 — 100 рублей за килограмм. И еще есть оленина, почему-то самая дешевая, по 50 рублей. «Огонек» продается только полуторамесячной давности, а местную прессу мы не поймали: областная газета «Таймыр» должна была поступить в продажу только назавтра.

Кстати, здесь куда ни ткнись — везде «Таймыр». Единственная областная газета — «Таймыр», телекомпания — «Таймыр», радиокомпания — «Таймыр». Правда, говорят, еще есть в Норильске несколько газет, радиостанций и телеканалов. Например, газета «Новости Таймыра» или телекомпания «Таймырские новости».

Из разговоров с местным населением мы поняли, что очаг культуры в городе один — ее дворец, расположенный по соседству со зданием администрации на берегу Енисея, сразу за памятником Ленину. Что касается кино и театров, то за этим добром дудинцы ездят в соседний Норильск. Сейчас это стало легче, не то что раньше, когда никелевая столица была закрытым городом и всех неместных милиция заворачивала прямо на вокзале.

Но, вообще, городок произвел довольно приятное впечатление. Люди на улицах встречались мирные, спокойные. Возле центрального гастронома стайка красивых девочек спокойно обсуждала проблемы контрацепции. Даже детская библиотека, в которую мы заглянули по пути, была оборудована двумя компьютерами и игровой приставкой для увеселения клиентуры. Кстати, если верить библиотекарше, получает она здесь порядка десяти тысяч рублей, что по городским меркам немного: средняя зарплата в городе составляет 14 000.

У Таймыра с Александром Матросовым явно что-то связано. Вот и теплоход, на который нас погрузили, назван в его честь. Красивый теплоход, трехпалубный, весь в красном дереве и в медном сиянии. Палубы мокрые, только что надраенные, канаты толстые, шлюпки висят просторные.

Отплыли в 23.00. Ярко светило полярное солнце, играл марш «Прощание славянки», капитан кричал что-то насчет швартовых, которые отдали не туда (или не оттуда?). Идем вниз по течению Енисея, прямо к Ледовитому океану.

Оказалось, что спать при свете возможно. Надо только поплотнее закрыть шторы и не обращать ни на что внимание.

5.07. ОХОТНИК

Первая остановка — Усть-Порт. Порт тут есть, только очень маленький, к нему пришвартована баржа с углем. Идет разгрузка. Мы стоим на рейде метрах в ста от берега, а на сушу сплавляемся в шлюпках, или, по- здешнему, в мотоботах.

Специально к нашему приезду на пригорке был выложен бутафорский чум: несколько обструганных досок поставлены шалашиком и затянуты брезентом. Даже, кажется, внутрь кого-то посадили. Нам это неинтересно, и мы вместе еще с одним московским журналистом Юркой идем осматривать местное отделение милиции.

Им оказалась просторная комната с неразобранными еще с январских губернаторских выборов кабинками для голосования. Всякие камеры как предварительного, так и нормального заключения отсутствуют, а правонарушителей, нуждающихся в изоляции от общества, участковый Сергей, по его признанию, просто приковывает к трубе в котельной. Главная проблема здешних мест — пьянство, но случаются и более серьезные преступления. Так местные органы внутренних дел ведут сейчас работу по вычислению некоего местного жителя, который, судя по поступающей информации, откопал где-то в тундре кладбище мамонтов и теперь в обход государства сбывает ценную мамонтовую кость морякам и заезжим иностранцам.

— Мы у него один транспорт перехватили, — рассказал нам милиционер Женя, — так там сверху рыба была, а под ней — два бивня. И каждый килограмм по тридцать. Это же целое состояние.

Канадки еще веселились около чума, и мы, решив, что времени у нас более чем достаточно, отправились к местному охотнику и содержателю магазина Станиславу Евгеньевичу. Потомственный казак, предки которого переехали в эти места еще в восемнадцатом веке, худой и жилистый, с традиционной северной бородой, он считает себя, безусловно, местным человеком.

— Мы здесь гораздо более местные, чем все долгане, эвенки и ненцы, вместе взятые.

Территория его охотничьих угодий — это тысячи гектаров земли. В год он добывает по триста, четыреста диких песцов, выделывает их и продает шкурки по 300 рублей за штуку. Нам тоже хотелось купить несколько для жен и подруг, но Евгеньич заявил:

— Не продам. По шкурке подарю, если согласитесь выпить со мной по две рюмки. Заодно и поговорим.

Спорить с таймырским охотником было бесполезно. Нас троих усадили за стол, и разговор начался. Оказалось, что Станислав Евгеньевич — оплот на пути распространения на север азербайджанцев.

— Пока я здесь — их тут не будет. Они ко мне уже приезжали, хотели магазин купить, но я им сказал, что, пока я жив, пока сын мой жив, им сюда лучше не соваться. Здесь закон — тундра и карабин, кто тут меня обидит — трех дней не проживет, вот он знает (кивок на участкового). Я так скажу, ребятки: это север русский, и он должен оставаться русским. А если мы их сюда пустим — все, умрет север.

— Почему умрет?

— А вы посмотрите: вот у нас сейчас, например, наркотиков нет. Стоит их сюда пустить — будут.

— А что насчет шкурок?

— Сделаем так, ребята. Я вам по одной подарю, а за другими вы ко мне в октябре приезжайте. Я вам дорогу оплачу, оружие дам, капканы покажу, как ставить. Сколько наловишь — все твое. Договорились? И на оленя пойдем. Они в конце октября на южные пастбища перебираются. Идут толпой. Стрелять можно не целясь, все равно попадешь. Главное первого пропустить, вожака, а дальше стреляешь десятого, двадцатого и тридцатого. Трех тебе вполне хватит.

...Короче, долго ли, коротко ли шли наши разговоры, но корабль «Александр Матросов» ушел из Усть-Порта, недосчитавшись на борту двух журналистов и одного фотографа.

6.07. ПОГОНЯ

— Да не волнуйтесь вы, ребята, — говорили нам новые знакомые, — максимум послезавтра корабль пойдет обратно.

— Послезавтра я должен лететь во Францию, — на Юрку было жалко смотреть.

— Ну раз так, можно, конечно, попытаться их догнать. Они же в Карауле остановятся, будут там стоять несколько часов. На моторке их можно догнать. А можно и не догнать. Но попробовать стоит. Поедете? Только учтите, получено штормовое предупреждение.

— А нельзя как-нибудь связаться с кораблем?

— Никак. Здесь рации нет.

— Тогда поехали.

На нас надели спасательные жилеты и тут же успокоили, что все это — чистейшей воды фикция, и что, если лодка перевернется, мы продержимся в холодной воде никак не больше пяти минут. Наше с Мишкой моторное путешествие было недолгим. Минут через пять лодку начало заливать, и наш возчик повернул ее обратно к берегу. Высадив нас с фотографом, он развернулся и увез Юрку в даль светлую.

— А вы не волнуйтесь, — успокаивали нас рыбаки, — в час ночи СП на Караул пойдет. На нем и уедете.

СП — сокращение от «самоходного парома». Мы ждали СП на берегу, боясь отстать и от него. Как оказалось, совершенно зря: паром стоял у берега три часа. Не то чтобы на него что-нибудь большое загружали, просто у него такое расписание: стоянка в каждом пункте три часа. Мы заплатили по двести восемьдесят рублей и погрузились в огромное чрево СП, больше всего походившее на солдатскую казарму.

Жутко хотелось спать, и я, завидев свободное спальное место, тут же его оккупировал. И закрыл глаза. И погрузился в объятия Морфея. И мне приснилось, что я лечу по волнам без парусов. Прямо с лавки на землю. Открыв глаза, я увидел над собой разъяренную женщину, пытающуюся вырвать из моих рук куртку, которую я вместо подушки пристроил под головой.

— Это место моего сына, — зловеще шипела незнакомка, раскидывая ногами по помещению мои ботинки.

Ошарашенный и ошеломленный, я пересел на место в противоположном конце казармы. Спать уже не хотелось, и я вышел на воздух. На воздухе было светло и холодно. Поблуждав по парому, я по башенной лестнице поднялся на капитанский мостик и попросил капитана связаться с «Матросовым». Облом. Оказалось, что на борту из радиоприборов работают лишь транзисторный приемник и телевизор в кают-компании.

Конечно, «Матросова» мы уже не застали. Он несколько часов назад ушел в Воронцово. О том, что он здесь был, напоминали только сложенные шалашиком доски, брезент с которых уже успели снять. Про судьбу Юрки здесь никто ничего не знал.

Первым пунктом нашего караульского визита было посещение местного отделения милиции, из которого, согласно слухам, можно было по рации связаться с кораблем.

Минут двадцать дежурный милиционер говорил в нее уставшим голосом: «Караул-5 — «Матросову». Ответьте. Караул-5 — «Матросову». В ответ эфир красноречиво молчал.

— Бесполезно, — подвел наконец итог дежурный. — Далеко ушли. У нас рация только на 200 километров берет. Но ничего. Завтра он назад пойдет, вы с утра еще к нам подойдите, тогда свяжемся и вас заберут.

Но до завтра еще надо было дожить, а день только начинался. И мы пошли в гости. К стоматологу. Еще на пароме он обещал в случае чего пристроить нас в больницу, в отдельную двухместную палату-VIP.

По пути зашли в магазинчик, носивший гордое название «Орхан». Хозяевами магазинчика оказались традиционные азербайджанцы. Впрочем, судя по отзывам селян, они здесь давно ассимилировались и их считают за своих.

Стоматолог живет по здешним меркам весьма типично: его семья занимает четверть большого деревянного дома. В доме электрическая плита, телевизор, современный музыкальный центр с кучей компакт-дисков. Сергей, так зовут стоматолога, жену привез из родного Ижевска девять месяцев назад. И она довольна. Там, будучи медсестрой, она получала восемьсот рублей. Здесь получает семнадцать тысяч и зарплату не задерживают. Комментарии требуются?

Перекусив наскоро деликатесной в этих местах картошкой с тушенкой и договорившись о ночлеге, мы с Мишкой разбили село на объекты и отправились выполнять свой долг. Он на поиски натуры, а я — в здание районной администрации, нанести визит вежливости местному руководству.

Здание районной администрации поселка Караул стоит на самом высоком месте, прямо над Енисеем. Раньше в таких местах строили церкви. А главой районной администрации работает маленький круглый человек со сложным именем Мунгули Удоямпович. Про себя я сразу окрестил его Маугли, как оказалось потом, так же его звала большая часть села.

ИЗ РАССКАЗОВ МАУГЛИ УДОЯМПОВИЧА

«Я в чуме родился. Отец — рыбак. Он меня уже лет с четырех стал к труду приучать. И не только меня: я у него третий сын был. Вообще у нас в семье двенадцать детей было, но выжили только шестеро. Это было тогда нормально.

В начале шестидесятых отца, как героя труда, отправили в Москву на Выставку достижений народного хозяйства. Из Москвы он привез кучу вещей, книги и медный бюстик Пушкина. Только с бюстиком случилась накладка: покупал-то он его в сухой Москве, а привез в сырую тундру, так что по дороге он окислился и из красно-желтого превратился в зеленый. Когда отец извлек его из холщового мешка, с ним случился шок. «Идол, — только и говорил он, — русский идол!» Отец был язычником и верил во множество разных богов, фигурки которых он устанавливал недалеко от чума. И достойное место среди них занял зеленый «русский идол». С точки зрения отца, тут все было закономерно: великий поэт — значит, сильный дух, сильный дух — значит, идол. Частенько отец ходил к бюстику и просил у него, чтобы он дал хорошей погоды или прибавления в семейном оленьем стаде. А когда забивал оленя, он всегда посылал меня мазать богов свежей кровью и всегда особо спрашивал, помазал ли я «русского идола». Он у него стал чем-то вроде верховного божества. И даже когда я, вооруженный знаниями химии, попытался доказать ему, что никакого чуда не было, он меня выслушал и сказал: «Молодой ты еще. А вот я у него вчера чистого солнца попросил, и вот оно — чистое солнце. А ты говоришь — не Бог. Всякий, кто помогает, — Бог».

Глава администрации проникся нашими проблемами, поселил нас в «гостинице», расположенной в кабинете напротив, и обещал лично связаться с нашими организаторами. Связавшись, он сказал, что «Матросов» пройдет обратно через Караул часа в три ночи, так что нам надо часов в двенадцать сбегать в милицию, чтобы они связались с капитаном, чтобы он принял нас на борт. Хотя, по утверждению Мунгули, капитан и без этого будет поставлен в известность воронцовским начальством.

Вечер мы встретили в доме Жени. Он рассказывал про будни северной милиции, когда в девять часов в дверь постучали и сказали, что на пристань пришел «плавучий магазин».

— Пойдемте, — позвал нас Женя, — посмотрите, какой ассортимент, какие цены, какие очереди.

И мы пошли.

Прошли по главной улице, обогнули школу, оставили слева зеленую двухэтажку администрации с развивающимся триколором и стали спускаться к пристани.

— О, — окликнул нас Женя, — а вот и ваш «Матросов» идет.

«Матросов» полным ходом шел вверх по течению и тормозить не собирался. Мы с Мишкой рванули за вещами, а Женя бросился искать рыбака, который доставил бы нас на борт теплохода. О спасательных жилетах речи уже не шло.

Рыбаком оказался практически близнец того рыбака, что увез от нас в неизвестность Юрку. Только лодка у него была чуть получше. А мотор чуть похуже.

«Матросов» уже миновал Караул, когда мы бросились за ним вдогонку.

— А он остановится? — спросил у меня наш водила.

— Остановится, — не очень уверенно ответил я, — должен остановиться.

А между тем теплоход останавливаться как раз и не собирался. К счастью, мы имели некоторое преимущество в скорости, а поэтому догнать «Матросова» не составило для нас особого труда.

— Эй, там, на «Матросове», стойте, заберите нас, — кричали мы и что было мочи махали руками.

В ответ со всех трех палуб нам тоже махали руками и, кажется, желали счастливой рыбалки.

Выставив вперед красное огоньковское удостоверение, я мчался, стоя вровень с теплоходом, подобно Ленину на броневике. Наконец нас заметили, остановили машину, спустили трап по левому борту и приказали команде принять пассажиров. Думаете, на этом наши приключения благополучно завершились? Отнюдь. У нашей лодки заглох мотор. Пока лодочник безуспешно пытался привести его в чувство, я со слезами на глазах следил за удаляющимся теплоходом. Минут через несколько нам удалось воскресить умерший было «Вихрь», и мы вновь кинулись в погоню. На этот раз сплоховал водила: он неосмотрительно заглушил двигатель метрах в двух от трапа. И опять борьба со стихиями, и опять слезы и молитвы. В третий раз двигатель заглох сам в сантиметрах двадцати от цели. На этот раз я был уже готов прыгнуть в воду, но меня удержал Мишка. Спасибо ему.

— Кидайте линь! — кричали матросы с медленно проходящего мимо корабля.

Однако линя на лодке просто не было. Лодочник бросился отвязывать якорь, но было уже поздно. И только на четвертой попытке моряки догадались бросить нам свой линь, в который мы с Мишкой и вцепились полумертвыми пиявками.

Уже с борта теплохода мы видели, что обеспокоенные происходящим на воде караульцы снарядили нам в подмогу вторую лодку.

Нас, полуживых, мокрых и счастливых, обнимали, целовали и спрашивали, куда мы дели Юрку. И только совсем ночью, если это можно назвать ночью, выяснилось, что Юрку подобрал быстроходный катер «Сатурн», который и унес его в далекую Дудинку, порт на пути во Францию.

7.07. ОСЕТРЫ ИЛИ КРОКОДИЛЫ?

Весь день на воде. Не снижая скорости, прошли Усть-Порт и Дудинку. Вечером — остановка на диком пляже.

Интересно, а вам когда-нибудь приходилось видеть лужу осетров? А я видел.

Она располагалась метрах в двадцати от места, куда причалили наши мотоботы. Лужа была небольшая, примерно три на семь, и в ней постоянно что-то бурлило. Сначала я по неразумению принял это что-то за маленьких крокодилов, уж так походили точеные пилкой осетровые бока на спины африканских аллигаторов.

Наиболее отчаянная часть туристов решила искупаться в Енисее. Моей решимости хватило лишь на то, чтобы промочить ноги, хотя, по утверждению купавшихся тут же десятилетних местных пацанов, вода была просто «тепляк».

Чуть выше берега, над маленьким песчаным обрывчиком, располагалась тундра. В которую я и пошел. Минуты на полторы. Спустя это время я уже катился кубарем по обрыву, весь облепленный даже не комарами, а страшной мошкой. Эта гадость налетела на меня просто тучей, на нее не действовали ни лосьоны, ни дым от костра, она забивалась во все более-менее открытые места, в рукава, за воротник, под штанины, и не кусала, а просто выгрызала кожу и мясо до крови. На память об этом волнующем происшествии у меня на теле осталось множество кровоподтеков.

8.07. ИГАРКА. ФУРШЕТ

Игарка. Самый южный из северных морских портов. В этом городе уже почти не бывает полярных дней, поскольку он расположен по тамошним меркам на полярном круге. Но в этом городе не бывает и фантастических северных надбавок к зарплатам и пенсиям. В результате — цены почти равны норильским, а уровень жизни несравненно ниже. И медсестра здесь получает те же восемьсот рублей, что и на материке (так здесь называют Европейскую часть России).

Когда-то Игарка была крупным портом. Сюда заходили иностранные суда, здесь были шикарные гостиницы и рестораны, а в гостеприимном порту респектабельные «Жанетты» быстро и ловко поправляли свой такелаж. Следы былого величия видны по гордой, почти целой еще лестнице, ведущей прямо от порта к клубу моряков, закрытому, по-видимому, давно и навсегда.

Сейчас здесь есть одна достопримечательность: единственный в мире Музей вечной мерзлоты. На глубине в 10 — 12 метров силами то ли зэков, то ли ученых-энтузиастов прокопан настоящий лабиринт, где вы, заплатив весьма умеренную цену за билет, можете обозреть льды тысячелетней давности. Очень интересно, честное слово.

Во второй половине дня я посетил единственный и последний семинар на тему «Борьба с насилием над женщиной» и даже задал докладчицам пару вопросов. Этим наше участие в конференции и ограничилось.

А вечером в ресторане состоялся фуршет, посвященный успешному завершению конференции. Канадские индианки опоздали к открытию фуршета всего на три-четыре минуты. За это время наши женщины уже успели плотно поужинать.

9.07. АТМОСФЕРНЫЙ ГОРОД

И снова Дудинка. Как перевалочный пункт по пути в Норильск.

Окрестности Норильска больше всего напоминают эпицентр Тунгусского взрыва. Такие же голые стволы обгоревших лиственниц, без единой иголки. Обгоревших не от пожара, а от специфического состава атмосферы. Сотни работающих на полную катушку труб создают в городе неповторимую атмосферу постиндустриального общества. Здесь можно по запаху узнавать, с какой стороны дует ветер. Дело в том, что город со всех сторон окружен промышленными гигантами. С запада — никелевый комбинат, с востока — медный, с юга — завод драгметаллов. И только с севера тянется узенькая полоска относительно свежего северного воздуха. Но всему есть своя цена. В обмен на крайне неблагоприятную экологическую ситуацию горожане получают полное отсутствие комаров (что уже само по себе чудесно) и баснословные зарплаты.

Из спиртного в городе пользуется популярностью местная водка «69-я параллель», настоянная на оленьих пантах. Говорят, для мужчин — вещь незаменимая. Кстати, о водке. Ее здесь много. Сортов двадцать. И все — местные, и все — по 60 рублей. И в состав всех входит «вода исправленная». После долгих расспросов мне удалось выяснить, что поскольку пробурить артезианский колодец в вечной мерзлоте — дело нереальное, то воду здесь для любых нужд, в том числе и питьевых, берут из могучего Енисея. Там ее много, и испортить всю человек еще не успел, хотя мы и видели в окрестностях Норильска речки ярко-бурого и бледно-зеленого цвета. А для того чтобы местные культурнопитейщики не особо беспокоились о своем здоровье, исходную воду «исправляют» — пропускают ее через специальную установку, нейтрализующую вредные элементы.

10.07.

И опять аэропорт. Говорят, что его скоро закроют на реконструкцию и всем придется летать до Игарки на местных рейсах (Ан-24 и Як-40), а уже оттуда — на материк.

Вместо обещанных 10.00 самолет вылетел в 16.45. Помешала погода: всю первую половину дня взлетная полоса была затянута не то туманом, не то смогом.

Прилетели во Внуково, где специально для нашего самолета организовали особый выход. В то время как пассажиры других рейсов спокойно проходили через ворота «прилета», нас подвергли второй таможенной проверке, в результате которой нашли мужика с неустановленным камнем в сигаретной пачке и чуть не засветили все Мишкины пленки. Оказалось, что так встречают все самолеты из Норильска (комбинат драгметаллов, как-никак). Таможеннику очень не понравилось, что Мишка наотрез отказался показать содержимое кассет, но в конце концов он смирился и пропустил нас в родную Москву.

Где комары пищат, а солнце по ночам прячется за горизонтом.

Валерий ЧУМАКОВ