Новая реформа школы — реванш старых бюрократов. Планируемое введение в российских школах так называемых единых образовательных стандартов станет сокрушительным, последним ударом по новаторской педагогике
А ИЗ НАШЕГО ОКНА ПЛОЩАДЬ КРАСНАЯ ВИДНА
Об элитном образовании в России слышишь на каждом шагу. При этом путаются понятия «элитная» и «элитарная». Элитные школы издавна существуют во всех цивилизованных странах, тогда как «элитарная школа» — порождение нашей революции: школа для «особых детей», то ли детей партийных боссов и бюрократов, то ли детей крупных чиновников и процветающих бизнесменов. Ничего с этим общего не имеет элитная школа, где выращивается интеллектуальный, политический и гражданский цвет общества. Вспомним Царскосельский лицей, задуманный Сперанским именно как школа гражданской элиты: там учились и отпрыски знатных фамилий, и дети обедневших дворян, «игрою счастия обиженных родов», — тот же Пушкин...
Я против таких школ ничего не имею. Каждую осень в нашей «Школе самоопределения» проводится Лицейская неделя: дети живут по тому же расписанию, что и их сверстники в начале XIX века, учатся хорошим манерам, танцуют на балах, обращаются к педагогам и друг к другу «милостивый государь» и «сударыня». Можете назвать это игрой, можете преемственностью... Но при этом школа № 734 демократична. У нее, как видите, и номер есть, который легко спутать с каким-нибудь другим, но главное — здесь учатся дети из очень разных социальных слоев и при зачислении в нее нет никакого отбора. Хотя про нас говорят, будто бы мы «элитарная школа». Когда моя сестра лежала в больнице, завотделением, узнав, кто я, призналась: «Хотела отдать внучку к вам, но мне сказали, что Тубельский таки-и-ие деньги берет!..»В голове стереотип: «Как же так? Знаменитая, продвинутая школа, в которой а) не берут денег и б) не отсеивают детей?»
Как же так? А вот так.
Признаюсь: школы с уклонами (теперь это гимназии, лицеи, колледжи), где готовится элита интеллектуальная, мне как педагогу не интересны. Меня звали директором в такие школы, я отказывался. Потому что слышал, как один из таких директоров на вопрос: «А какую педагогическую задачу вы сегодня решаете?» — ответил: «Ту же самую, которую ставили перед собой семьдесят лет: учить!»
У меня другая задача: дать ребенку раскрыться как уникальной, свободной личности. Но в последнее время приходится слышать, и не от противников, напротив, от союзников, что инновационная школа возникла на волне перестройки, всеобщей эйфории, а сегодня, выварившись в собственном соку, наше детище якобы находится при последнем издыхании...
Действительно, был период, примерно с 88-го по 93-й год, когда появлялись одна за другой новые педагогические концепции. Потом наступило затишье — вещь нормальная... Можно как угодно критиковать сегодняшнюю систему образования, но нельзя не видеть, что она изменилась. Родители могут выбирать разные школы — и они есть. Откуда они взялись? Точно знаю, что не по приказу сверху. В конце 80-х в самой педагогической среде встал вопрос: «А почему наши школы не могут быть наследниками гимназий и лицеев?» Три московских директора (А. Каспржак, Е. Топалер и А. Бубман) создали такие школы, заставили министерство их признать.
Откуда взялось такое многообразие спецкурсов и факультативов, которое мы сами начинаем поругивать? Опять-таки из понимания педагогов, что на четырнадцати обязательных предметах далеко не уедешь. И школы-комплексы, школы развивающего обучения ведь тоже возникли «снизу». Нет, инновационные школы не выдохлись. Просто на их пике началось давление со стороны чиновников, которое достигло масштабов, несоизмеримых с теми, что были при советской власти. Педагоги-новаторы... я не сказал бы, что сломались — нет, они прогнулись под чиновничьей властью.
Парадокс, но я, лютый враг чиновников, — участник пятой реформы образования. То есть я не только через них прошел — участвовал в их разработке. В наибольшей мере — в «ягодинско-днепровской» реформе 88-го года. Какое было упоительное время, когда я в семь вечера после работы ехал во ВНИК, и до ночи мы там спорили, фонтанировали идеями... Та реформа шла «снизу», потому и удалась. Остальные с треском провалились.
Убежден, что провалится и нынешняя.
Слово «реформа» сегодня приводит учителя в трепет, опять, как в те времена, когда мы называли свой департамент «Министерством путей просвещения».
Школа — место, где в первую очередь проявляются и прогрессивные и регрессивные процессы в обществе. Перестройка началась, вспомните, не с избрания Горбачева генсеком, а с вечеров педагогов-новаторов в телестудии «Останкино», с «Учительской газеты» Владимира Матвеева, с «Чучела» Ролана Быкова.
Мой опыт подсказывает: единые образовательные стандарты — пробный шар в реванше чиновников. По сравнению с ним разговоры о реванше коммунистов — детский лепет...
Возникает вопрос: «Что делать?»
Несколько лет назад я намеренно пошел на сотрудничество с Министерством образования в разработке программы «Второго этапа школьной реформы». Многие мои друзья сочли меня коллаборационистом, вроде бы и я тогда прогнулся под чиновником. Могу сказать: да, в чем-то я тогда был не прав, попросту наивен; а с другой стороны, тот опыт еще раз укрепил меня в убеждении: реформа, не поддержанная «снизу», не поднимется.
Все, что я хотел сделать в той команде, сделал. Правда, с самого начала я оговорил условия моего участия в их безнадежном деле.
Те рекомендации, которые я вложил, было мною сказано, должны идти за моей подписью. Эту нашу договоренность они при первой публикации соблюли. Ну а во что уж потом вылилась «тихоновская» реформа... Да, вылилась она черт знает во что. Вот почему сегодня я не иду в новую команду. Числюсь экспертом. И всеми путями, в том числе вот этой статьей, довожу до их сведения, насколько я обеспокоен развитием ситуации.
Прислушаются ли ко мне? Я не знаю. Но знаю, что, когда собирали команду, начальница департамента министерства сказала: «Не зовите Тубельского. Нам нужны люди, которые умеют договариваться».
Странная вещь... Все, наоборот, говорят, что я человек очень толерантный, умею сглаживать острые углы. Но в общем она права: есть вещи, на которые я никогда не пойду. Сколько ни убеждают меня в том, что в образовании нужны стандарты, я не буду участвовать в их создании. Всю жизнь, сколько смогу, буду против них.
Закон предписывает органам образования по отношению к школе всего лишь одну обязанность: контролировать качество исполнения государственных стандартов. Пока их нет, любой диктат чиновника незаконен. Едва появится стандарт, школа, помяните мое слово, задохнется от проверок.
Помню, как одна молодая мама сказала учительнице, приведя к ней ребенка: «Давайте я расскажу вам о его особенностях... Он мальчик с особенностями...» — и услышала в ответ: «Вот еще! Мне программу с ним проходить надо, зачем мне его особенности?!»
Сегодня у нас миллион детишек не учатся в школе. Думаю, половина из них — по вине самой школы. Даже без наличия стандартов из нее выжимаются все, кто не способен освоить сегодняшние программы. При наличии стандартов я собственными руками выжму таких ребят. Не только мой статус, но зарплата моих учителей будет от них зависеть. Про нестандартные личности, про всякое раскрытие ребенком присущих именно ему, только ему способностей придется забыть.
Бог с ними, с беспризорниками... «Огонек» предложил мне порассуждать об элитном образовании, в котором заинтересовано все больше мыслящих родителей. Чего эти родители хотят? Чтобы ребенок усвоил некий стандартный минимум или овладел творческим подходом к знаниям?
Под гнетом стандартов из школы уйдет образование как инструмент создания ребенком образа себя. Взамен этого чиновник вложит в руки ребенку инструмент для наполнения его личности какими-то нужными лишь одному чиновнику функциями.
Удастся чиновникам этот шар пропихнуть в лузу, подавить втихую, без широкого общественного обсуждения, в угоду своим интересам стандарты для манипуляции будущими гражданами страны — значит, удастся им и многое другое. Вот это меня как сторонника создания гражданского общества в России тревожит гораздо больше моих узких профессиональных интересов.
«Что бы вы там, внизу, ни говорили про гражданское общество — мы тут создадим свое общество!» — уверены чиновники.
Разумеется, они даже не заикаются о возврате к сталинской школе, напротив, трубят, что эти самые стандарты взяли из опыта зарубежного: «Там так, и у нас пусть будет так!»
Но они врут.
Система стандартизации образования, а уж тем более система тестовых оценок этих стандартов подвергается огромному прессингу и тотальному контролю во всех развитых странах. Да, создались два, будем говорить, направления образования. То, где все силы брошены на проявление ребенком своей индивидуальности, и то, где ребенку дается определенная программа. Но в большинстве стран уже давно ребенку никаких программ не навязывают, никто не говорит учителю: «Шолохова ты выкинь, а Солженицына вставь».
Я помню, как в Австралии в конце 80-х учительница географии на мой вопрос о программах ответила: «Вот у нас приехала новая девочка из Южной Америки, и мы решили всем классом изучать Южную Америку. Изучаем ее третий месяц, и детям так интересно!..» — «Послушайте, — спросил я обескураженно, — а если к вам из Африки никто не приедет, что же, дети ничего про нее так и не узнают?» Она удивилась: «Ничего страшного. Меня чиновники не спросят, знают ли мои ученики про Африку столько же, сколько про Южную Америку. Меня спросят, умеют ли дети самостоятельно работать, осуществлять учебные проекты. Меня спросят, не испытывают ли они в процессе учебы неуспех».
Столько лет прошло — каждый день убеждаюсь в ее правоте. Наше время — время проектов. Проекты, проектирование — не изыск, а способ работы любого нормального интеллектуального сообщества.
Самое страшное сегодня — пережить неуспех. Отсюда и заниженная самооценка, и комплекс подавления личности государством, и еще многое, многое другое. Вот общий подход к школьному образованию: замена стандартов тем, что называется у них «компетенциями».
В той же Австралии десять лет все штаты обсуждали всего-навсего десять компетенций. Первая: умение взаимодействовать с людьми. Вторая: умение добывать информацию. Третья: умение перерабатывать информацию. Четвертая: умение занимать разные позиции в разных ситуациях и осознавать их...
Вот их стандарты. Спрашивается: после всей муры, которую ты услышал в школе за десять или двенадцать лет, что ты будешь уметь в обществе, в контакте с близкими людьми и наедине с самим собой? Хоть чему-то из названного детей у нас учат? Нет. Потому что, если учить этому, не ограничишься приказом к 15 марта положить проект на стол Касьянову, а к 1 сентября выпустить новые учебники. Тут работы — на годы и десятилетия.
Но и это еще не все.
На реформу, про которую мы говорим, даются деньги. 200 миллионов отдельной строкой в бюджете на период эксперимента плюс огромный займ во Всемирном банке.
На что мы эти деньги потратим? На учебники, по которым ребенок, я это ответственно говорю, не сможет сам учиться? Каждый наш учебник требует обязательно сопровождения учителя. В других странах учебник — по сути руководство, путеводитель. Наш учебник нельзя прочитать, нельзя понять что к чему, про содержание вообще не говорю...
Вот я был на днях на выставке «Детская развивающая и учебная книга» — ведь это ужас какой-то. Безликие, похожие один на другой учебники, соответствующие тому самому образовательному минимуму, стандарту, который прет на нас свиньей.
Давайте наконец ответим на вопрос: чего, собственно, хочу я от школы для своего ребенка? Никакая школа не может гарантировать ему успех в жизни, меньше всего сегодняшняя российская, построенная на фундаменте казарменного социализма.
Так дайте ему хотя бы опыт мобильности, без которой потом ему не выжить. Нельзя, говоря об успехах своего ребенка в школе, иметь целью только получение в будущем высшего образования. Да, понятно, перед пацаном выбор: или институт, или армия. Да, понятно, девчонку надо вырастить культурной. Такова наша традиция. Но в других странах выпускник школы говорит: «А я хочу быть электриком» — и никакой трагедии...
Нужно думать и о том, дальше-то что, после института? Ведь и вузы наши дают лишь диплом, но не дают никакой реальной подготовки к самостоятельной жизни, тем более не гарантируют работы.
Меня часто спрашивают: «Ваши выпускники не теряются в жизни после ваших тепличных условий?» — «Да ничего, не теряются, — говорю, — адаптируются». При этом у всех у них есть черта, о которой могу сказать с некоторой гордостью: они в своих проблемах и поражениях не винят ни президента, ни среду, ни страну, ни время. «Дурак! Надо было поступить иначе... Сам виноват».
Мне кажется, что это важнейшее качество гражданина будущего нашего цивилизованного, демократического общества.
Почему сегодняшнее общество в упор не видит угрозы, нависшей над школой?
Наверное, люди просто устали.
Накопилось множество других проблем.
Не все готовы ломать голову над тем, что же мы за государство строим. Не все готовы обсуждать проблему Чечни. Не все готовы понять логику событий за последние десять лет.
«Отвяжитесь! Дайте передохнуть хоть один вечер!»
Все понимаю: сам устаю зверски...
Но не задумываться о судьбе своих детей и детей своих детей, собственно, той самой элиты, которой мы все никак не дождемся, — от этого нам деваться некуда...
Александр ТУБЕЛЬСКИЙ,
Директор московской «Школы самоопределения»