ПОСТОРОННЕЕ ЛИЦО

Игорь рассказал, что еще в самом начале службы среди десантников прошел разговор, что якобы Слатину американцы «бомбили ураном». Но он тогда не придал этому значения. И никогда бы и не вспомнил о том разговоре, если бы по ТВ не показали заболевших лейкемией военнослужащих из НАТО

ПОСТОРОННЕЕ ЛИЦО

Трагедия. У группы военнослужащих из Италии и Франции, участвовавших в операции НАТО против Сербии, обнаружен рак крови, лейкемия. Несколько военных уже умерли. В очередь на тот свет стоят те, кто пока еще жив. Они выступают по ТВ. В глазах облысевших бедолаг неподдельный ужас и недоуменный вопрос: «Янки, что вы наделали?!» Европа не сомневается, что несчастные стали жертвами применения США в войне с Сербией бомб и снарядов, оснащенных для эффективности обедненным ураном.

В Европе шум. Звучат требования возместить ущерб, нанесенный пострадавшим, а заодно и запретить опасное оружие.

Не меньше слышно голосов, утверждающих, что весь этот шум — блеф. Что никаких реальных доказательств вредности бомб и снарядов у паникеров нет, а все заболевания — случайные совпадения, вон у русских — никто не заболел. Честно скажу, я тоже так считал, пока случай не свел меня с ярославцем, старшим сержантом Игорем Долгим.

Вот он сидит передо мной. С виду вполне здоров, только тускловато-грустные глаза внимательному взгляду укажут: с парнем что-то неладно. И походка, которой он вошел в комнату, чуть подпрыгивающая — тоже. Игорь показывает мне заверенную круглой фиолетовой печатью медицинскую справку: у совсем еще молодого человека тяжелое заболевание крови, которое, как и лейкемия, относится к разряду онкологических. Игорь подцепил свою болячку там же, где и солдаты НАТО, на Балканах.

Слатина. Название этого небольшого сербского аэродрома выскочило на первые полосы всех мировых газет после того, как Слатиной после окончания воздушной операции НАТО неожиданно завладели невесть откуда взявшиеся российские десантники. Пока в НАТО размышляли, что делать с незваными гостями, на аэродром с неба сыпалось подкрепление. Россия расширяла захваченный плацдарм. Среди тех, кого забросили на Слатину, был и старший сержант, контрактник, «дикий гусь» из Ярославля Игорь Долгий.

На войну, в «дикие гуси», Игорь подался, поскольку оказался у разбитого корыта. Хозяин фирмы, в которой работал Игорь, сбежал, прихватив с собой всю заработанную коллективом наличность.

Оставшемуся без работы Игорю кто-то сказал, что военкоматы начинают набор солдат для службы в Сербии. И, дескать, деньги тем, с кем заключат контракт, будут платить немалые. Каждому в месяц — по тысяче баксов! Игоря ноги сами понесли в военкомат. Он мечтал купить машину, и служба на Балканах могла ему подарить ключи от автомобиля.

Конкурс был огромен. Больше, чем в самые престижные вузы. Из пяти тысяч человек, претендовавших на места в подразделении, которому предстояло вылететь на Балканы, испытания выдержали лишь триста. Игорь Долгий оказался среди «солдат удачи».

Он отличался отменным здоровьем. Кочергу вполне мог скрутить. При росте 186 весил 88 кг. Но не только физические данные и отменное здоровье помогли Долгому попасть на Слатину. У него была редкая военная специальность — повар.

Когда Игоря призвали на срочную службу, он и не думал идти в повара. Дома шарахался от кухонной плиты, и, когда в армии вдруг объявили, что направляют его служить на кухню, растерялся. Счел нужным сообщить, что кроме яичницы ничего готовить не умеет, на что старшина, отбиравший среди новобранцев поваров, ответил: «Не велика наука, научим».

Все шесть месяцев в «учебке» Игоря учили варить только щи да кашу. И еще компот. Вот и все, что, оказывается, должен уметь готовить солдатский повар. Дело вроде действительно нехитрое, но попробуй все это сварить на походной кухне! Да еще посредь поля. И не на газе, а на вонючей солярке!

Служба везде служба, решил Долгий. И послушно обучился всему, чему учили. И даже очень неплохо. Кучу благодарностей и значков из армии привез. Но как вернулся на гражданку, так к плите не подходил. Если только для того, чтобы иногда, когда маме недосуг, гречку сварить — вот и все. Не думал, что жизнь заставит вновь покрутиться у армейских котлов!

На Слатине день для старшего сержанта Игоря Долгого и его поварской команды начинался с 4 утра. Надо было накормить тех, кто нес службу на блокпостах, кто заступал в караул, саперов, радистов и еще много-много кого. Даже собак-минеров.

— Работали по сменам, — вспоминает Игорь. — Уставали так, что, когда выпадало свободное время, спали до самого вечера, пропуская даже обед.

Служба шла своим чередом. Сходились с иностранцами. С англичанами по выходным в футбол гоняли. А когда первую зарплату валютой получили, жизнь и вовсе бодрее потекла.

Если глядеть правде в глаза, то полученные доллары не только подняли воинский дух, но и принесли занозливую заботу: где хранить валюту? Как сделать, чтобы нечаянно не обронить, не посеять заработанное на чужбине?

Проблему разрешил какой-то смекалистый десантник. Причем легко. Сшил кошелек из куска брезента, снабдив его петлей из кожи. Бумажник надевался на шею, пропускался под нательную рубаху и плотно прикреплялся к груди «липучкой», срезанной с бронежилета. Валюта не бултыхалась при беге, то есть не мешала исполнению воинских обязанностей и, что не менее важно, позволяла ограниченному контингенту российских войск по ночам спокойно, не вздрагивая, предаваться сну: украсть деньги при таком способе хранения практически было невозможно.

Кто-то считал дни до окончания контракта, а Игорь прикидывал, сколько еще нужно прослужить, чтобы хватило на маленькую «Тойоту». Но не сложилось. Не повезло. 18 января 2000 года Игоря зазнобило. Простыл, решил он. И ничего не нашел в том удивительного. Все время из холода в тепло, все время на сквознячке.

Странным было только то, что выданный в медсанчасти аспирин не помогал. Температура упорно держалась у отметки 40 градусов. Игоря повезли в Приштину, в стационарный военный госпиталь. Но и там врачи ничем не смогли помочь. Им удавалось сбивать температуру всего лишь на час, не более. А потом она вновь подскакивала до прежних высот.

Через две недели находящегося в жару Долгого отправили на Большую землю.

— В самолет тебя несли на носилках или ты шел сам? — поинтересовался я.

— Шел сам, хотя носилки были рядом, — ответил Игорь и зябко поежился, видать, вспомнив о температурном пожаре, который горел тогда у него внутри.


В Москве его некоторое время продержали в каком-то госпитале, а потом перебросили в госпиталь им. Бурденко, в отделение гематологии, занимающееся заболеваниями крови. Только там, наконец, удалось сбить температуру.

— Но общее мое состояние продолжало ухудшаться, — рассказывает Игорь. — Увеличивались в размерах печень и селезенка. Причем очень резко. Меня буквально раздуло. Я представлял из себя жуткую картину, похудел на 20 килограммов и пожелтел до такой степени, что думал: все, конец! Но курс химиотерапии вернул меня к жизни. Правда, я полностью облысел. Врачи успокоили, сказали, что волосы со временем отрастут. И точно: через тройку месяцев у меня вновь появилась шевелюра. Стал незаметно прибавлять и в весе.

Я поинтересовался у Игоря, в чем врачи видели причину болезни.

— Все врачи как один в первую очередь спрашивали меня, не подвергался ли я радиации, — ответил он.

— И что ты им отвечал?

— Говорил, что не знаю.

— Но каждому, кто служил на Балканах, положен был индивидуальный дозиметр. Неужели ты не поглядывал хотя бы изредка на прибор, фиксирующий радиацию?

— У меня дозиметра не было. И у других я их не видел. Да и кто бы мог подумать, что они там понадобятся!

Игорь рассказал, что да, еще в самом начале службы среди десантников прошел разговор, что якобы Слатину американцы «бомбили ураном». Но он тогда не придал этому значения. И никогда бы и не вспомнил о том разговоре, если бы по ТВ не показали заболевших лейкемией военнослужащих из НАТО.

Вспомнилась увиденная в первый день картина военного аэродрома. Целехонькая взлетная полоса. Зато все кругом разбито. Здания. Укрытия. Больше всего воронок было на холме, под которым находились ангары сербских самолетов. Американцы хотели пробить бетонные перекрытия, чтобы разбить технику. Бомб и снарядов не жалели. Причем самого крупного калибра. Свидетельством тому была неразорвавшаяся бомба весом более тонны. Она застряла на 10-метровой глубине. Русские саперы решили взорвать ее. Забросали бомбу мешками с песком, чтоб остановить движение осколков. Когда сработал тол, рвануло так, что комья земли разлетелись на полкилометра.

Может, это была бомба с урановым наконечником? Может, воронки, что были на холме, все от взрывов подобных зарядов? Если так, то солдатская столовая как раз находилась в урановом эпицентре: ведь она располагалась на склоне холма, который беспощадно долбили американцы. Если другие десантники приходили в столовую на короткое время, пообедать, не более, то Игорь, здесь дневал и ночевал: командование разместило кашеваров для жилья в одной из комнат столовой. С другой стороны, кроме Игоря все остальные кашевары здоровы.

Ярославские врачи, которые наблюдают за Игорем, затрудняются дать ответ на вопрос, заболел ли Долгий от применения США «урановых снарядов». У них нет под рукой достаточной информации. В частности, о том, была ли в районе Слатины повышенная радиация.

Родители же Игоря, в первую очередь его отец Алексей Степанович, уверены, что сын пострадал от урана. Еще в марте прошлого года он узнал из «Красной звезды» о том, что США на Балканах широко использовали боеприпасы, начиненные ураном. И даже показал эту статью в госпитале Бурденко врачам. Еще до скандала, разразившегося на Западе, старший Долгий понял, откуда может дуть ветер.

Родители очень переживают за Игоря, они в растерянности, не знают, что и делать. Отец прочитал в какой-то медицинской энциклопедии, что хорошего ждать им не следует. Мать даже отказалась глядеть в эту страшную книгу. Она уповает на Бога, просит Игоря молиться и сама молится за него. Вся квартира Долгих в иконах. Отец, в прошлом милиционер, не верит в Бога, считает, что надо надеяться только на себя, свои силы, волю, соблюдать режим, и ворчит на сына, если тот задержится с друзьями.

В конце января, то есть уже на следующей неделе, Игоря ожидает операция по пересадке костного мозга — всего третья подобная операция в Ярославле. Опыта у ярославских врачей маловато, страшновато отцу за Игоря. Он бы хотел, чтобы сына оперировали опытные врачи из госпиталя Бурденко. Но военная медицина считает Игоря уже чужим. Выписали в конце прошлого лета из госпиталя, сообщив тридцатилетнему сержанту: «Вы, Долгий, уволены из армии по состоянию здоровья. Теперь вам следует лечиться по месту жительства».

Не платят Игорю и пенсии, хотя еще с осени прошлого года он — официальный военный пенсионер. Не получил Игорь и положенных страховых, хотя в его военном билете черным по белому записано: «приобрел заболевание во время несения воинской службы».

Единственное светлое пятно в этой грустной истории — сам Игорь Долгий. Случившееся не ожесточило, не озлобило его. Он, как и до болезни, открыт, приветлив. Старается быть, как и прежде, красивым и добрым.

Отец, поддерживая сына, недавно продал свою старенькую «семерку», выручку отдал Игорю, чтоб тот добавил своих «зеленых» и купил-таки себе машину. И вот теперь Игорь разъезжает по Ярославлю на «девятке». Веселит душу быстрой ездой, чтоб меньше думалось о приближающейся операции.

И пусть ездит! И после операции тоже. И как можно дольше! «Девятка» у Игоря хотя и не новенькая, но, если за ней следить по-хозяйски, на его век вполне хватит.

Павел НИКИТИН
Ярославль

На фотографиях:

  • БРОНЕБОЙНЫЙ 30-ММ СНАРЯД, ВХОДЯЩИЙ В БОЕКОМПЛЕКТ АМЕРИКАНСКИХ САМОЛЕТОВ-ШТУРМОВИКОВ «А-10А»
  • ВОРОНКА ОТ ВЗРЫВА БРОНЕБОЙНОГО СНАРЯДА С УРАНОВЫМ СЕРДЕЧНИКОМ

 


Так называемый обедненный уран — это лишь капля в море экологических нечистот, «слитых» за время военных действий в Югославии в биосферу Балканского полуострова.

Продолжавшиеся более 11 недель бомбардировки военных и гражданских объектов привели, по оценкам зарубежных специалистов, к беспрецедентному загрязнению воздушного бассейна, почвы, водных потоков и подземных вод токсичными веществами. В результате бомбардировок нефтехранилищ, нефтеперерабатывающих и химических заводов в окружающую среду попали большое количество нефти, нефтепродуктов, продуктов их горения, а также опасных, вредных, взрывоопасных и легковоспламеняющихся веществ, имеющих длительное вредное канцерогенное и мутагенное воздействие.

Не исключена и опасность ощутимых глобальных климатических изменений вследствие значительных выбросов в атмосферу сажи и углекислого газа. При массовых пожарах велика также опасность загрязнения окружающей среды продуктами неполного горения (диоксином, диоксиноподобными соединениями, бензопиреном), которые по своей токсичности могут во много раз превосходить продукты самих химических производств. Так, токсичность диоксина во много раз превосходит токсичность боевых ОВ, цианидов, стрихнина и даже яда кураре. Однако основная опасность этих соединений заключается в их способности накапливаться в окружающей среде и живых организмах. Диоксин даже в малых концентрациях вызывает подавление иммунной системы. В более высоких концентрациях он обусловливает самоотравление организма и тяжелейшие наследственные заболевания, что оказывает длительное негативное влияние не только на генофонд населения, но и биоты в целом, то есть всего животного и растительного мира. Бензопирен, также образующийся при низкотемпературном горении нефтепродуктов (например, при возгорании производственных цехов на нефтеперерабатывающих заводах и нефтехранилищах), является сильнейшим канцерогеном.

Целенаправленная бомбардировка ВВС стран НАТО экологически опасных объектов и все возраставшие масштабы поражения окружающей среды свидетельствуют о том, что так называемые локальные военные действия переходят нередко в фазу масштабной экологической войны. Парадокс ситуации заключается в том, что в военной акции НАТО принимали прямое участие или одобрительно к ней относились некоторые ближайшие соседи Югославии, хотя очевидно, что экологические катастрофы не знают границ и территории этих стран в той же мере подвержены негативным результатам военной деятельности, как и самой Югославии. В СМИ неоднократно указывалось, что уничтожение нефтеперерабатывающих заводов и нефтехранилищ привело к разливам нефти и попаданию ее в водные артерии Юго-Восточной Европы, в том числе и Дунай. Образовавшиеся канцерогенные загрязнения по водотокам распространились на территорию других сопредельных государств (Румынию, Болгарию, Украину). Между тем западные СМИ как-то упускали из вида, что при бомбардировке и ракетных ударах по городам Югославии также разрушались и очистные сооружения и коммуникации, что создало реальную угрозу возникновения и распространения опасных эпидемий, особенно в местах скопления беженцев, лишенных электро- и водоснабжения. Распространение болезнетворных токсинов биологического и абиологического происхождения в результате трансграничного переноса по воздуху может затронуть не только все страны Европы, но и государства Ближнего Востока и Северной Африки. Примером такого неблагоприятного развития событий может служить авария на Чернобыльской АЭС, когда выпадением опасных радионуклидов были охвачены территории многих государств — от Европы до Японии. Кстати, в 15 км от центра Белграда размещены два исследовательских ядерных реактора, в Словении расположена АЭС, в пределах 300 — 600 км от зоны боевых действий на территориях Болгарии, Венгрии и Румынии оказались три действующие АЭС, а в Италии — четыре. Последние, правда, были остановлены, но накопили в так называемой промзоне немало расщепляющихся материалов. Факты ошибочных ракетных ударов по территориям сопредельных с Югославией государств, а также сообщения об отклонении бомб, ракет и артиллерийских снарядов от заданных целей и поражения ими гражданских объектов, включая жилые районы, свидетельствовали о реальной опасности разрушения ядерных объектов с глобальными катастрофическими последствиями.

К счастью, прямого попадания в АЭС не было зафиксировано. И все же радиоактивное загрязнение местности имело место. Бронебойный сердечник входящих в боекомплект американских самолетов-штурмовиков «А-10А», а также крылатых ракет «Томагавк» 30-мм снарядов изготовлен из сплавов обедненного урана-238 (фактически — из радиоактивных отходов ядерного топлива). Уровень радиоактивности сердечника составляет около 3,4 милликюри. С его поверхности излучается около 1 тыс. альфа-частиц и 36 тыс. бета-частиц в секунду. Масса снаряда составляет около 400 г, при этом масса радиоактивного сердечника — около 300 г. На местности, подвергшейся ударам самолетов «А-10А», определяются участки с уровнем радиоактивного излучения порядка 10 миллирентген в час, что в 1000 раз превышает уровень естественного (природного) фона. Напомним для сравнения, что естественный радиационный фон Москвы не превосходит 20 микрорентген (то есть 0,02 миллирентгена) в час.

Александр ВАСИЛЬЕВ

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...